Не можетбыть сомнения в том, что вся розенкрейцерская “наука” была в Западной Европе явным анахронизмом. Её дикие крайности и в России, конечно, не были явлением, благоприятно отражавшимся на нашем общественном развитии, так как отвлекали русский “ум, ещё в суждениях зыбкий”, от нормального пути к усвоению настоящей европейской культуры. Но в русском розенкрейцерстве были и свои хорошие стороны, не прошедшие бесследно для истории нашей культуры и объясняющие, почему примкнули к этому движению лучшие интеллигентные силы России. Прежде всего важно, что это было первое у нас интеллигентное общественное течение, в первый раз сплотившее русских людей и направившее их в сторону служения общественным нуждам и интересам в формах широкой благотворительности и борьбы против “вольтерианства”, поколебавшего правильный ход нашей культуры. Всем известна филантропическая деятельность русских масонов XVIII века, и не случайно, конечно, почвой, на которой она возникла, было розенкрейцерство: именно розенкрейцеры открывали больницы и аптеки, создавали успехи русского просвещения, шли на помощь голодающей России своею “братской” любовью к человечеству. Розенкрейцерство, бывшее на Западе явлением умственной отсталости, у нас было совершенной новостью, и впервые давало русскому обществу известное миросозерцание, какое,- это вопрос другой,- но важно, что оно было дано, что впервые, благодаря розенкрейцерству, была создана его необходимость. Это была первая философская система в России, которая, составляя определённое идеалистическое мировоззрение, сыграла немаловажную просветительную роль в XVIII веке: успешно борясь с влиянием чуждого русскому духу вольтерианства, розенкрейцерство, несмотря на свои дикие крайности и смешные стороны, воспитывало, дисциплинировало русские умы, давало им впервые серьёзную умственную пищу, приучало,- правда, помощью мистической теософии и масонской натурфилософии,- к постоянной, напряжённой и новой для них работе отвлечённой мысли. Также, ещё одна сторона розенкрейцерства,- не только, конечно, переводы мистических книг, сделанных русскими масонами, но главным образом самостоятельные попытки масонского творчества и особенно рrьчи в собраниях братьев, несомненно внесла свою долю и в дело обогащения русского литературного языка.
Остаётся сказать ещё несколько слов о судьбе Елагинских лож, которые, прекратив свои работы в 1784 году, в скором времени возобновили их снова. Хорошо осведомлённый Елагин, масонская деятельность которого заглохла, воспользовался более благоприятными обстоятельствами и по просьбе братий о соединении их попробовал возобновить “цепь упражнений” подчинённых ему лож. Собрав своих “братьев” в капитуле он прочёл целый ряд бесед с целью ознакомить их с новыми основаниями будущих занятий в английских ложах. Ненавидя розенкрейцерство и сочувствуя гонениям, предпринятым против него правительством, Елагин по духу является сам типичнейшим розенкрейцером.
Он узнал, что “масонство есть древнейшая таинственная наука, святою премудростию называемая; что она все прочие науки и художества в себе содержит”. Да ведь это не что иное, как фантастическая история розенкрейцерской “искры света”, изложенную в сочинениях Шварца. Далее, какие книги дали Елагину основу для его новых “истинных” познаний ? Он называет Ветхий и Новый завет, отцов церкви, древних философов, а затем мы встречаем имена Ермия Трисмегиста, алхимиков Веллинга и Роберта Флуктиба и т. д. Ведь это все любимейшие книги розенкрейцеров, к которым, очевидно, принадлежал и первый учитель Елагина. Программа задуманного Елагиным сочинения именно о том, что составляло содержание главного руководства розенкрейцеров - “Теоретического градуса Соломоновых наук” и других книг “по ордену”. Заимствуя от них, сам того не ведая, все свои тайны, Елагин в то же время с удивительной наивностью называет розенкрейцеров “не свободными каменщиками, но фанатиками или пустосвятами”- именно за то, что “к разумению сего Божественного Писания не дают ключа они”. Если бы он только знал, что ключ, которым он хотел с такой торжественностью открыть высшие тайны своим подчинённым, есть ключ от двери, ведущей в обитель “братства злато-розового креста”, столь ему ненавистного.
Так закончились искания Елагина, и в описанном им процессе мы находим лучшее доказательство того, что в розенкрейцерской науке, как и в нравственной философии масонства первых трёх степеней, заключались элементы, отвечающие глубоким общественным потребностям века.