Итак, несмотря на явное техническое превосходство японских кораблей, сдаваться было нельзя. Многочисленные свидетели утверждают, что расстояния между нами и японцами быстро сокращалось, и мы могли бы вести ответный огонь. Тем более что, кроме «Орла», артиллерия на других кораблях оставалась дееспособной, да и боезапас еще имелся. Команды практически единодушно протестовали против сдачи, чего не отрицает и сам Небогатов. До рокового решения экипаж «Николая I» вел себя образцово, деморализация началась после. Знал ли Небогатов, что творил? Безусловно. Ибо всем памятны его слова: «Мне честь - мне и позор. Весь грех принимаю на себя», его слезы и сетования. «Только по возвращении из плена под влиянием известной части общества Небогатов уверился, что совершил едва ли ни подвиг. (...) В таком случае командир «Ушакова» (героически погибшего судна. В. Д.) - едва ли не злодей. (...) Если с гражданской точки зрения сдача отряда, сохранившая государству более 2000 молодых жизней, может быть, и целесообразна, то с точки зрения военной она несомненно преступна. Таковы взгляды и всех иностранцев, кроме японцев, которые сами, однако, не сдавались и умели геройски умирать».
(...) В заключение Вогак «подвел сдачу судов (...) под вторую часть статьи, (...) которая определяет виновным смертную казнь, но наказание это за время существования нашего флота к сдавшимся ни разу не применялось. (...) В данном случае дело не в размере наказания, а в том, чтоб было произнесено слово осуждения, чтобы виновные не вышли из суда с сознанием своей правоты, ибо осуждение имеет и воспитательное значение. Он покажет воинам, что, прикрываясь чувством человеколюбия, они не вправе быть малодушными и попирать те начала, которые веками признавались жизненными принципами войска, не вправе, ссылаясь на слепое повиновение, быть послушным орудием в руках преступного начальника. Это слово осуждения предотвратит в будущем позорные сдачи, заставит офицеров глубже вникнуть в задачи войска, заставит воспитать в себе чувство долга, обеспечивающее стране в конечном выводе почетное и победное шествие».
Кратко охарактеризуем речи многочисленных защитников. Они в общем сводились к одному и тому же. Несмотря на предупреждения прокурора, присяжные поверенные снова и снова разбирали «метафизические и социальные» причины войны, ошибки Рожественского, непорядки в морском ведомстве. Утверждали, что Небогатов прав с моральной точки зрения. При этом приводили в качестве примера сдачу окруженного турецкими кораблями фрегата «Рафаил», происшедшую 30 апреля 1829 года, за что его офицеры Николай I были всего-навсего разжалованы в матросы. Однако защита ни словом не обмолвились о подвиге крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец», имевшем место за полгода до Цусимы. Речь же адвоката Бабянского кончалась так: «Офицеры, сидящие здесь на скамье подсудимых, как и многие тысячи других, явились лишь невольными жертвами великой исторической драмы, которая знаменует крушение старого порядка, основанного на произволе и безответственности. Цусима - это (...) последняя ставка русской бюрократии. (...) Лишь после Цусимы впервые на Руси раздался голос свободного гражданина» - и была прервана председателем.
Из последнего слова Н. И. Небогатова: «У меня одно теперь лежит на сердце: высшим приговором, справедливым и беспристрастным, вы поставите каждого из нас на заслуженное им место, но есть люди - это кондуктора, боцмана, нижние чины, которые не удостоились суда и которые так и останутся позорно исключенными из службы; если моя просьба уместна и законна и если вы, господа судьи, что-нибудь можете сделать в этом случае, я покорнейше прошу вас ходатайствовать этим чинам воинского звания».
И, наконец, вердикт. В отношении Небогатова, Смирнова, Григорьева и Лишина: «четырех вышеупомянутых подсудимых [суд приговорил] к смертной казни, но, приняв во внимание уменьшающие вину обстоятельства, (...) постановил: ходатайствовать перед Государем Императором о замене смертной казни заточением в крепости каждого на десять лет и дальнейшую участь подсудимых повергнуть на Монаршее милосердие». В отношении «капитанов 2 ранга Кросса, Ведерникова и Артшвагера и лейтенанта Фридовского, занимавших во время сдачи должности: первый - флаг-капитана, а последние три - старших офицеров названных броненосцев», - заключение в крепости соответственно на 4, 3, 3 и 2 месяца. Всех остальных обвиняемых суд оправдал.