В. Дукельский
Сокрушительный разгром 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала З. П. Рожественского в Цусимском сражении 14-15 мая 1905 года всколыхнул всю Россию. Волна критика в адрес Морского министерства (и шире) захлестнула печатные издания. Все требовали «крови», радикального «разбора полетов». И такой разбор состоялся - правда, касался он не сражения в целом, а вызвавшего наибольший резонанс в общественном мнении эпизода сдачи контр-адмиралом Н. И. Небогатовым 15 мая четырех боевых кораблей японцам. 22 ноября 1906 года в Петербурге открылся судебный процесс по этому делу. Обвиняемые - «бывший контр-адмирал, а ныне дворянин Николай Иванович Небогатов» и еще 77 человек - от старших офицеров до матросов. Обвинитель - товарищ главного военно-морского прокурора генерал-майор Вогак. Защита - «лучшие силы нашей адвокатуры», присяжные поверенные Базунов, Маргулиес, Квашнин-Самарин, Пеликан, Волькенштейн, Аронсон, Раппопорт, Казаринов, Карабчевский и другие. Обвинение настаивало: личная воинская честь, честь России, честь Андреевского флага превыше всего. Защита единогласно возражала: жертвовать жизнями двух тысяч человек ради «чести» в заведомо безнадежном бою - нелогично и не гуманно. Звучали даже высказывания в том духе, что «не эти люди повинны в позоре народа. Позор этот и кара за него да падет на головы их искусителей, что послали их на подвиги не во имя блага народного, а во имя греховности собственной» (Волькенштейн).
В 1907 году в Санкт-Петербурге вышла книга «Процесс адмирала Небогатова» - сборник, включивший в себя стенограммы обвинительного акта, речей прокурора и защитников, приговора. В предисловии составитель В. Руадзе писал:
«Процесс адм. Небогатова принадлежит истории. Его политическое и общественное значение огромно. В этом процессе с необыкновенной яркостью отразились все язвы нашей морской бюрократии. Этот процесс воочию показал, что одна готовность умереть, (...) не соединенная с боевой мощью флота, (...) не в состоянии дать благоприятных результатов. (...) Процесс адм. Небогатова - это исторический документ и как таковой должен быть интересным для каждого мыслящего человека».
Что ж, вглядимся в него и мы, следуя тексту указанной книги, вслушаемся в древний, как мир, спор, комментарии к которому излишни...
Итак, обвинительный акт.
«15 мая 1905 года около 10 часов утра эскадренные броненосцы «Император Николай I», «Орел» и броненосцы береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин», будучи застигнуты в Японском море близ Корейского пролива японскою эскадрою, без боя спустили перед неприятелем флаг и были взяты в плен.
При производстве по этому делу предварительного следствия выяснилось, что сдача наших судов произошла при следующих условиях. 14 мая 1905 года броненосцы «Император Николай I», «Орел», «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин» участвовали в составе нашей Тихоокеанской эскадры в Цусимском бою. Задавшись, видимо, целью истребить лучшие и сильнейшие наши корабли, неприятель обстреливал главным образом отряды адмирала Рожественского и Фелькерзама. «Орел» был поэтому в течение многих часов под жесточайшим огнем и получил настолько серьезные повреждения, что командовавший им капитан 2 ранга Шведе думал было уже испросить разрешение адмирала на истребление корабля. Броненосец этот, по словам свидетелей, представлял из себя после боя обгорелую груду стали, чугуна и железа. В корпус «Орла» попало до ста снарядов, которыми совершенно разрушило небронированную часть борта, причинило множество пробоин, разбило все гребные суда и сильно повредило артиллерию. В течение дня на «Орле» было убито 2 офицера и 22 нижних чина, ранено 11 офицеров и 64 нижних чина.
Броненосец «Николай I» под флагом контр-адмирала Небогатова и командою капитана 1 ранга Смирнова в бою 14 мая тоже пострадал. Он имел несколько пробоин, потерял часть шлюпок и лишился одного 12-дюймового орудия. Снарядов на нем оставалось мало. Броненосец «Генерал-адмирал Апраксин», командиром коего состоял капитан 1 ранга Лишин, в бою серьезных повреждений не получил и потерял убитыми 2 нижних чинов и ранеными 10. В броненосец «Адмирал Сенявин», по словам командира этого корабля капитана 1 ранга Григорьева, ни один неприятельский снаряд не попал и повреждений и потери в людях на броненосце этом не было.
14 мая, часов около 6-ти вечера, миноносец «Буйный», принявший, как впоследствии выяснилось, тяжело раненного адмирала Рожественского, поднял сигнал: «Адмирал передает командование адмиралу Небогатову», а некоторое время спустя миноносец «Безупречный», пройдя вдоль линии наших судов, передал семафором, что адмирал предписывает эскадре взять курс на Владивосток. В течение ночи суда наши подвергались непрерывным минным атакам. Офицеры и команды были донельзя утомлены и почти не спали. К утру в составе эскадры адмирала Небогатова, шедшей Японским морем на NO, оказались только броненосцы «Император Николай I», «Орел», «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин» и крейсер «Изумруд». Остальные наши корабли частью погибли, частью отстали и укрылись в нейтральные порта».
На рассвете на горизонте показались дымы. Надежды наших моряков, что это - свои, не оправдались: то был неприятель.
«Адмирал [Небогатов] приказал пробить боевую тревогу. Невзирая на ужасы пережитого дня и крайнее утомление, команды и офицеры, бывшие накануне очевидцами последовательной гибели лучших наших судов, бодро разошлись по местам и готовились к бою. «Мы покажем себя не так, как артурцы», - говорили на «Николае I». Мысли о сдаче никто не допускал. Часов около 8 утра японские суда обрисовались ясно. Часть неприятельских кораблей, которых собралось до 28, обогнув нашу эскадру, вышла ей на пересечку курса и к 10 часам утра окружила ее со всех сторон. Команды наши были поражены щегольским видом японских судов, не носивших вовсе следов боя. Безвыходность боя стала для всех очевидной. Все ждали приказаний, готовые исполнить свой последний долг. Орудия заряжались и наводились. Роковая мысль о сдаче, однако, зародилась».
Как выяснилось, зародилась она у командира «Николая I» Смирнова, который передал свое мнение адмиралу, на что последний ответил: «Ну, это еще посмотрим». Однако через некоторое время Небогатов, «сообщив чинам штаба о безвыходности положения, приказал поднять белый флаг и сигнал о сдаче».
Далее в акте говориться, что на совещании, созванном по приказанию адмирала, большинство офицеров «Николая I» «молчало», а некоторые «стояли за бой или уничтожение броненосца». Сигнальщики подтвердили: белый флаг был поднят до совещания. Между тем японцы открыли огонь по нашему флагману с дистанции до 45 кабельтовых, то есть пригодной для ведения ответного огня, однако отвечать на выстрелы адмирал запретил. В течение 10 минут «Николай I» получил около шести пробоин, и Небогатов приказал поднять японский флаг.
«Весть о сдаче быстро разнеслась по броненосцу и произвела удручающее впечатление. Вся почти команда негодовала. Нижние чины и офицеры плакали. Многие требовали затопления или взрыва броненосца. Находились на это дело и охотники, но старший офицер капитан 2 ранга Ведерников, возражавший вначале против сдачи, доказывал, что раз японский флаг поднят, что-либо предпринимать уже поздно». Сдачею возмущались многие офицеры - в акте перечисляются их фамилии. «Драться до последней капли крови» призывал мичман Курош. «Мичман Четвертухин предлагал минному квартирмейстеру Старовойтову взорвать броненосец, но тот нашел, что в целях спасения команды лучше открыть кингстоны. (...) Команда, частью по собственному почину, частью же по приказанию офицеров, стала портить и уничтожать судовое имущество, но капитан 2 ранга Ведерников воспретил это делать».
Наконец адмирал собрал впавшую в прострацию команду и обратился к ней с речью, в которой объяснил, что решился на сдачу «ради спасения свыше 2000 молодых жизней». Около 11 часов к борту «Николая I» подошел неприятельский миноносец, который отвез Небогатова с его штабом на японский флагманский корабль «Микадо», а на броненосце оставил стражу.
Теперь о том, что происходило на «Орле». Там «сигнал о сдаче был замечен квартирмейстером Зефировым, который доложил о нем командовавшему броненосцем капитану 2 ранга Шведе. Последний, видимо, растерялся. Стоявший около него мичман Сакеллари высказался за затопление броненосца, но Шведе, не спросив совета других офицеров, приказал отрепетовать сигнал и поднять белый флаг. Пробили отбой. Офицеры и матросы стали выбегать наверх. Все почти кричали, что надо топиться, многие переодевались во все чистое, обвязывались поясами и койками, другие заявляли, что топиться и взрываться не будут, а некоторые хотели стрелять и продолжать бой. Сумятица была всеобщая. Команда металась из стороны в сторону, не зная, что предпринять. Офицеры плакали и отдавали самые противоречивые распоряжения. (...) Шведе приказал было изготовить броненосец к затоплению, но затем отказался от этой мысли и, доказывая, что он обязан подчиняться адмиралу, приказал поднять японский флаг». В суматохе кто-то кричал, что флагманский сигнал о сдаче для «Орла» не обязателен, другие призывали не портить имущество, чтобы сдать его японцам в полной исправности. «Инженер-механик Русанов, возмущавшийся сдачей и находивший, что ею опозорен флот, запретил затем портить машинное имущество и говорил, что теперь их будут уже поить и кормить японцы. «Пропало наше дворянство», - в отчаянии сетовал поручик Румс. «Мы сдались, сдались как испанцы», - со слезами на глазах твердил мичман Карпов, долее других настаивавший на уничтожении броненосца. «За 25 лет службы сдают в плен», - сказал старый боцман Саем капитану 2 ранга Шведе. Когда весть о сдаче дошла до операционного пункта, кто-то из раненых выкрикнул: «Быть не может, а кингстоны на что», а тяжело больной мичман Щербачев пытался подняться, повторяя: «Позор, позор». По словам матроса Алексея Смирнова, «сдачи на броненосце никто не хотел, но энергичного человека, настоящего начальника, к несчастью, не нашлось. Все были подавлены и сознавали, что кампания теперь проиграна». «Вот почему, - говорил корабельный инженер Костенко, - люди, беззаветно жертвовавшие собой в разгар боя накануне, в момент сдачи были безвольны проявить находчивость и смелость». «Не подними адмирал сигнал, - вторил ему мичман Сакеллари, - «Орел» не сдался бы, так как всеми решено было погибнуть, но долг свой исполнить».