1. Приговором одного царя.
2. Приговором царя с боярами.
3. Устным приказом царя (“государевым словом”).
Вряд ли можно говорить о какой-либо зависимости применения той или иной законодательной процедуры от содержания закона. Привлечение или непривлечение Боярской думы к обсуждению закона зависело целиком от конкретных обстоятельств момента.
Традиция предписывала участие бояр в обсуждении новых законов и для большинства их отмечено участие бояр в “приговорах” об издании законов. Дает ли участие бояр в законодательном процессе основание говорить о дуализме законодательных органов Русского государства? Можно ли рассматривать царя и Боярскую думу как два фактора законодательства, как две самостоятельные политические силы? Ответ на это может быть только отрицательным. Боярская дума во второй половине XVI века представляла собой одно из звеньев в государственном аппарате Русского централизованного государства, и хотя аристократический состав думы давал ей возможность занимать позицию защиты княжеско-боярских интересов, но как учреждение дума являлась царской думой, собранием советников царя, к выяснению мнений которых по тем или иным вопросам обращался царь, когда он считал это нужным. Поэтому видеть в обсуждении закона в Боярской думе нечто похоже на обсуждение закона в парламенте - значит совершенно произвольно переносить на Боярскую думу Русского самодержавного государства черты законодательного учреждения конституционного государства. Поэтому нельзя видеть в обсуждении законов в Боярской думе ограничения царской власти.
Рассмотрение вопроса о законодательстве в Русском государстве второй половины XVI века дает возможность сделать еще один вывод большой важности. Это вывод об огромной роли приказов в законодательстве. Сосредоточивая свое внимание на вопросе о Боярской думе и ее роли, дворянско-буржуазная историография недооценила роль приказов. Между тем именно приказы, в частности казначеи, фактически держали в своих руках московское законодательство как в подготовительной стадии, разрабатывая проекты законов, так и в заключительных этапах законодательного процесса, где именно в руках казначеев находилось формулирование и редактирование текста законов на основе норм царского приговора.
В этой роли приказного аппарата в законодательстве нашло свое яркое выражение развитие и укрепление централизованного Русского государства.
Местничество являлось одним из тех институтов феодального государства, которые обеспечивали монопольное право на руководящую роль в важнейших органах государства представителям феодальной знати. Сущность местничества состояла в том, что возможность занятия тем или иным лицом какого-либо поста в административных органах или в армии предопределялась местническими счетами, то есть взаимными соотношениями между отдельными феодальными - княжескими или боярскими - фамилиями, а внутри этих фамилий - взаимными соотношениями между отдельными членами этих фамилий. При этом исключалась возможность изменения этих соотношений, так как это означало бы изменение порядка мест в служебной, придворной или военной иерархии. Это приводило к тому, что для занятия каким-либо лицом того или иного поста нужно было, чтобы положение данного лица в местнической иерархии соответствовало тому положению, какое занимал в этой иерархии тот пост, на занятие которого претендовало данное лицо.
Московские великие князья (а затем цари) вели упорную борьбу против местничества, так как местничество связывало их и ставило их действия под контроль феодальной знати. Однако феодальная знать в свою очередь упорно боролась за сохранение местнических привилегий. Выражением и проявлением этой борьбы вокруг проблемы местничества являются местнические счеты, рост которых на протяжении XVI века отражает в себе усиливающееся стремление русских государей к слому местнической иерархии.
Особую остроту местничество и местнические счеты приобрели в области военной, в армии. Здесь с особой очевидностью выступала реакционная роль местничества.
Основным недостатком в организации русской армии того времени было то, что управление армией было построено на местнических началах. Это лишало командование армии возможности оперативного руководства войсками и, напротив, позволяло княжатам и боярам, недовольным политикой правительства Ивана IV, саботировать путем местнических счетов и распрей распоряжения верховного командования. Местнические счеты лишали правительство возможности руководствоваться при назначении на посты воевод соображениями политического и персонального порядка, а требовали предоставления воеводских постов тем, кто имел на них привилегию в соответствии с местнической иерархией.
В ноябре 1549 года был издан приговор о местничестве. В “Вопросах” Ивана IV Стоглавому собору обстоятельства и мотивы издания приговора о местничестве изложены следующим образом: “Отец мой, Макарий митрополит, и архиепископы, и епископы, и князи, и бояре. Нарежался есми х Казани со всем хрисолюбивым воинством и положил есми совет своими боляры в пречистой и соборной перед тобою, отцем своим, о местех в воеводах и в сяких посылах в всяком разряде не местничатися, кого с кем куды ни пошлют, чтобы воиньскому делу в том порухи не было; и всем бояром тот был приговор люб”. Таким образом, целью издания приговора “О местах” было создать условия, позволяющие не допустить “порухи” “воинскому делу” во время похода, проистекавшие от местничества в “посылках” и в “разряде”.
Приговор о местничестве от ноября 1549 года состоит из двух частей. Первая часть приговора посвящена воеводам основных пяти полков, на которые делилась армия: Большого, Правой руки, Левой руки, Передового и Сторожевого. Во второй части речь идет об остальных служилых людях - не-воеводах.
По своему содержанию приговор 1549 года формально представляет собой акт, определяющий местнические соотношения между отдельными воеводскими должностями. В рамках признания правомерности местничества находится и другая группа норм, формулируемых приговором: о порядке регулирования тех случаев, когда служебные отношения между теми или иными служилыми людьми не соответствуют местническим счетам между ними. Однако существо приговора 1549 г. о местничестве заключалось не в простой регламентации местнических счетов в полках, а в борьбе против местничества.
Для понимания политической направленности приговора о местничестве очень много дает то толкование, которое было дано этому приговору во время похода 1549-1550 гг. после приезда во Владимир митрополита Макария, когда вопрос о местничестве являлся предметом обсуждения царя, митрополита и бояр, и только что принятый приговор о местничестве был вновь подтвержден. Опираясь на это подтверждение, Макарий в своем обращении к служилым людям следующим образом сформулировал тот порядок, которым должна была определяться служба всех категорий служилых людей во время похода: “А лучитца каково дело, кого с ким царь и великий князь на свое дело пошлет, а хотя будет кому с кем и не пригож быти своего для отечества, и бояре б, и воеводы, и князи, и дети боярские для земского дела все ходили без мест. А кому будет каково дело о счете, и как, оже даст бог, с своего дла и с земского придет, и государь им счет тогды даст”.
Речь Макария, внесенная в текст официальной Разрядной книги, может рассматриваться как своего рода официальный комментарий к тексту приговора о местничестве. Совершенно так же излагается существо приговора 1549 года и в “Царских вопросах” Стоглавому собору, где приговор о местничестве характеризуется как закон, устанавливающий принцип: “О местех в воеводах и в всяких посылках в всяком разряде не местничатися, кого с кем куды ни пошлют”.
Таким образом, как по свидетельству Макария, так и по заявлению самого Ивана IV, смысл приговора о местничестве заключался в установлении службы в полках “без мест” и в запрете “местничаться” во время похода.
Будучи одной из наиболее ранних по времени политических реформ 40-50 годов, приговор о местничестве отразил в себе общий характер политики правительства и продемонстрировал формы и пути реализации этой политики.
Центральным вопросом внутренней политики 50-ых годов являлся земельный вопрос. Характер земельной политики 50-ых годов определился вполне уже в первом крупном мероприятии в области земельного вопроса. Этим мероприятием было испомещение приговором 3 октября 1550 года знаменитой “1000” детей боярских вокруг Москвы.
Приговор устанавливал: “учинить... помещиков, детей боярских - лутчих слуг 1000 человек” путем раздачи им поместий в местностях вокруг Москвы “верст за 60 и 70” - “в Московском уезде, да в половине Дмитрова, да в Рузе, да в Звенигороде, да в Числяках, и в Ординцах, и в перевесных деревнях, и в тетеревинчих, и в оброчных деревнях”. Размеры подмосковных поместий детям боярским определялись в 200, 150 и 100 четвертей в зависимости от того, к какой из трех статей (на которые была разбита “1000”) относится данный сын боярский. При этом делалась оговорка: “А за которыми бояры или за детьми боярскими вотчины в Московском уезде или в-ыном городе, которые блиско Москвы верст за 50 или за 60, и тем поместья не давати”. Приговор далее устанавливал порядок пополнения “1000” в случае смерти кого-либо из входивших в нее лиц: “А который по грехам ис той тысячи вымрет, а сын его не пригодитца к той службе, ино в того место прибрать иного”.
В процессе реализации приговора от 3 октября 1550 года была составлена так называемая Тысячная книга, представляющая собой своего рода раздаточную десятню и включающая в себя как списки всех детей боярских, вошедших в состав “тысячи”, так и тех бояр и окольничих, которые получали на основании приговора от 3 октября 1550 года поместья в Московском уезде. Тысячная книга - основной источник для понимания и оценки приговора от 3 октября 1550 года. Рассмотрение этого приговора приходится начинать с выяснения вопроса о том, был ли реализован приговор об испомещении “тысячи” детей боярских или же он представлял собой лишь неосуществившийся проект.