«Оборонцы» настаивают: «Задачи, поставленные новым подразделениям к середине мая, не оставляют каких-либо сомнений в однозначно оборонительном характере их развертывания». А вот М. И. Мельтюхов, изучавший доступные документы советского военного планирования, усомнился в этой «однозначности». В плане 11 марта ставилась задача ударом на Люблин, Краков и Радом разгромить основные силы Германии, «отрезать Германию от балканских стран, лишить ее основных экономических баз» и развернуть наступление на Данциг, Берлин, Прагу и Вену. Здесь же была указана предположительная дата начала войны — 12 июня. Но 12 июня ничего не произошло. Дата была перенесена?
СРОКИ И СИГНАЛЫ
Получается, Сталин допустил трагическую ошибку с датой удара. Если бы он не промедлил, а ударил за десять дней до нападения Гитлера, то Вермахт попал бы под такой же сокрушительный удар, как Красная Армия в реальности десять дней спустя. Но остается вопрос — почему Сталин промедлил? Во-первых, Красной Армии требовалось больше времени для подготовки к удару. Во-вторых, как это ни парадоксально звучит, Вермахт, с точки зрения Сталина, не был готов для того, чтобы попасть под советский удар. И в этом заключалась главная ошибка Сталина.
Если ударить по Вермахту в момент, когда его войска еще находятся в глубине территории противника, когда Гитлер может быстро собрать сильный кулак в центре фронта — против советской ударной группировки, то все дело может провалиться. Советская разведка внимательно следила, когда немцы сосредоточат в ожидавшихся местах достаточное количество сил. К 12 июня немцы еще не собрали этих сил. Не сделали они этого и 22 июня. Гитлер сосредоточил против СССР гораздо меньше сил, чем ожидало советское командование. Он недооценивал военную мощь СССР. Советское командование знало, что с такими силами воевать против СССР — безумие. Поэтому и не ожидало удара. К тому же крупная группировка Вермахта все еще располагалась почти в центре фронта (это была группа армий «Центр»). С точки зрения советских ожиданий это значило, что немцы еще далеки от своих исходных позиций. Сейчас их важно не спугнуть — иначе они смогут парировать советский «упреждающий удар».
Но подготовка к первому удару не терпела «обратного хода». Сосредоточив войска у западной границы, их нельзя было вернуть назад. Нужно было действовать до зимы. Сталин стремился к тому, чтобы дождаться сосредоточения врага. Но если дождаться не выйдет — придется бить самим. Но это было уже не так выгодно Сталину, как рассчитанный контрудар.
В то же время темп развертывания РККА практически исключает дату 6 июля, на которой настаивает В. Суворов. Сталин не успевал не только к 12 июня, но и к 6 июля. Так, например, несмотря на строжайшую экономию горючего, которая даже мешала подготовке летчиков и танкистов, план накопления горюче-смазочных материалов в первом квартале 1941 г. не был выполнен. И это в стране, которая сама добывала нефть. Требовались слишком большие запасы. К тому же изготовлению качественного бензина препятствовало эмбарго со стороны США, введенное после нападения СССР на Финляндию. Так или иначе, недопоставки должны были быть погашены в третьем квартале. К осени.
Опираясь на доступные ныне данные, М.И. Мельтюхов утверждает: «Содержание советских оперативных планов, директивных идеологических документов ЦКВКП (б) и военной пропаганды наряду с данными о непосредственных военных приготовлениях Красной Армии к наступлению недвусмысленно свидетельствует о намерении советского руководства совершить летом 1941 г. нападение на Германию... Доступные ныне источники показывают, что полное сосредоточение и развертывание Красной Армии на Западном ТВД должно было завершиться к 15 июля 1941 г., поэтому эта дата может служить нижней границей в поисках точного ответа на вопрос о сроке готовившегося советского нападения на Германию».
Этот срок можно передвинуть еще сильнее. Есть немало признаков, которые косвенно свидетельствуют, что Сталин ожидал столкновение в конце лета — начале осени. Так, например, 10 июня 1941 г. ближайшему помощнику Сталина А. Жданову был предоставлен отпуск не на месяц, как просил начальник лечебного управления, а на полтора месяца. Это секретное решение принял Сталин. До 25 июля 1941 г. Жданов мог отдыхать. «Была ли вообще запланирована точная дата?» — спрашивает М. И. Мельтюхов. Скорее — предельный срок. Ожидая, когда же Гитлер сосредоточит свои войска в достаточных количествах, Сталин, вероятнее всего, имел и предельный срок, к которому Красная Армия должна была ударить в любом случае, чтобы успеть до зимы. Например, 1 августа (дата, фигурировавшая на игре января 1941 г.) или, скажем, 1 сентября, к началу осени (чтобы завершить кампанию к зиме).
Сроки Гитлера были более конкретны. Но непостоянны. Он планировал удар по СССР сначала на 1 мая, затем на 15—16 мая, но в связи с подготовкой нападения на балканские страны в марте срок был перенесен на 22 июня. А вот на проведение самой операции сроки ставились не жестко, и в этом заключался большой недостаток плана «Барбаросса», если вспомнить, что уже в октябре в России начинается время распутицы, а в декабре — морозы.
Авторы плана считали, что есть реальная возможность полностью разгромить Красную армию восточнее Днепра и Западной Двины: «Замысел немцев должен сводиться к тому, чтобы с помощью танковых клиньев не допустить создания русскими сплошного оборонительного фронта западнее этих двух рек», — докладывал начальник Генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдер. Гитлер 18 декабря 1940 г. утвердил эту идею. Почему германское командование строило свои предположения на таком шатком допущении — русские примут бой у границы и не воспользуются своим главным географическим преимуществом — пространством? Первый аргумент в пользу этого привел Гальдер: «Если же они будут отходить дальше, они не смогут защитить свои промышленные районы». Гальдеру, как и Гитлеру, не могло прийти в голову, что коммунисты могут организовать погрузку промышленного оборудования на железнодорожные колеса и, подобно кочевникам прошлого, откочевать на восток, где в неимоверно тяжелых условиях дождей и морозов запустить это производство снова. Немцы привыкли брать производство завоеванных стран неповрежденным и использовать его на благо новых побед. С Советским Союзом так не получится.
Второе основание верить, что русские примут решающий бой у границы всеми своими силами, доставляла разведка. Красная Армия весь 1941 г. шла к границе. Гитлер и его генералы недооценивали размеры советской военной мощи и считали, что движущиеся к границе армии — это все, что есть у Сталина. При этом, как мы увидим, Гитлер не верил в возможность нападения со стороны СССР. Почему же Сталин согнал к границе такую массу войск? Чтобы именно здесь дать решающее сражение — пан или пропал. Подобную версию до сих пор отстаивают некоторые наши «оборонцы». Но историки уже знают о поправке, которая стала для Гитлера неприятным сюрпризом — у Сталина была возможность сформировать еще не один стратегический эшелон. Это позволяло создать оборонительный фронт восточнее Днепра и Западной Двины, даже если бы немцам действительно удалось полностью разгромить все фронты РККА западнее двух рек. Таким образом, «Барбаросса» в самой своей основе была авантюрой. Сталин не думал, что Гитлер настолько авантюристичен, чтобы строить план войны на таких газообразных основаниях.
«НО РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО»?
Что знал Сталин о приготовлениях Гитлера? Городецкий поторопился признать, что «в распоряжении Сталина находились точные разведывательные данные о развертывании и намерениях немецких войск, полученные из различных источников». Но это неверно. Данные были неточными и неполными. «В 1939 — начале 1941 г. внешняя разведка восстанавливала свои агентурные позиции в капиталистических странах. Однако в Германии важнейшие объекты разведывательного проникновения, такие, как непосредственное окружение Гитлера, высшее руководство национал-социалистской партии, Вермахта, спецслужб, в которых разведка могла бы получать информацию о политических решениях руководства Третьего рейха, остались без достаточно полного агентурного прикрытия». В результате информация о намерениях Гитлера была неполной, перемешанной с дезинформацией и доходила до Сталина с существенным запозданием. И то, что в результате получалось, очень удачно укладывалось в модель стратегических «клещей», а не главного удара в центре.
В сентябре 1940 г. агент Корсиканец сообщил: «Целью войны является отторжение от Советского Союза части европейской территории СССР, от Ленинграда до Черного моря, и создание на этой территории государства, целиком зависящего от Германии». Утопия? Но это же вариант Брестского мира, на который большевики согласились в тяжелых условиях 1918 г. Почему Сталин должен считать невероятным, что Гитлер может надеяться на новый Брест? И достичь нового Брестского мира удобнее всего именно с помощью стратегических «клещей». За один сезон захватить Ленинград и Украину, после чего под угрозой наступления на Москву заставить СССР пойти на унизительный, но спасительный мир.
Информация, поступавшая из Германии уже в апреле, позволяла сделать вывод, что немцы стремятся к установлению контроля над Украиной по причине продовольственного кризиса: по сведениям, полученным от графа фон Гагена, «работающего в комитете по 4-летнему плану над вопросами планирования и внутреннего снабжения Германии зерном и являющегося близким сотрудником Геринга, Га-ген весьма обеспокоен проблемой зерновых запасов в Германии, ибо созданный перед войной запас зерна в 6,5 млн т фактически уже исчерпан... Германии пришлось 2 млн т пшеницы поставить Испании, 1,5 млн Франции и, кроме того, Италии, Голландии и Бельгии... Надо искать новые источники получения пшеницы».