29 мая 1911 г. был издан закон «О землеустройстве». В него вошли основные положения инструкций 1909-1910 гг. Новый закон устанавливал, что для перехода к отрубному и хуторскому хозяйству отныне не требуется предварительного укрепления надельных земель в личную собственность. С этого времени чересполосное укрепление утратило прежнее значение, реформа стала переходить из рук МВД в руки Главного управления землеустройства и земледелия. Из всего количества хуторов и отрубов, созданных за время реформы, 64,3 % возникло в результате разверстания целых селений. Землеустроителям удобнее было так работать, повышалась результативность их труда, высокое начальство получало для жонглирования круглые цифры, но вместе с тем умножалось число мелких хуторян и отрубников, которых никак нельзя было назвать «крепкими хозяевами2. Многие хозяйства были нежизнеспособны. В Полтавской губернии, например, при полном разверстании селений в среднем на одного хозяина приходилось 4,1 десяины. Крестьяне говорили, что на иных хуторах «курицу некуда выгнать». Только около 30 % хуторов и отрубов на общинных землях образовалось путем выдела отдельных хозяев. Но это, как правило, были крепкие хозяева. В Полтавской губернии средний размер единичного выдела составлял 10 десятин. Но большинство таких выделов было произведено в первые годы реформы. Затем это дело практически сошло на нет.
Со смешанным чувством относился Столыпин к такому развитию. С одной стороны, он понимал, что только рассечение надела на отруба изолирует крестьянские хозяйства друг от друга, только полное расселение на хутора окончательно ликвидирует общину. Крестьянам, рассредоточенным по хуторам, трудно будет поднимать мятежи. «Совместная жизнь крестьян в деревнях облегчала работу революционерам», - писала М.П. Бок, явно со слов отца. Этот полицейский подтекст реформы нельзя упускать из виду[57].
С другой стороны, Столыпин не мог не видеть, что вместо крепких, устойчивых хозяйств землеустроительное ведомство фабрикует массу мелких и заведомо слабых - таких, которые никак не могли стабилизировать обстановку в деревне и стать опорой режима. Однажды, прочитав отчет, подготовленный в Главном управлении землеустройства и земледелия, Столыпин написал главноуправляющему А.В. Кривошеину: «Со слишком большою силою хулятся единоличные выделы. Хвалите и дайте должную оценку сплошному разверстанию целых селений, но не опорочивайте единоличных выделов». Однако он не в силах был развернуть громоздкую машину землеустроительною ведомства таким образом, чтобы она действовала не так, как ей удобно, а как нужно для пользы дела. Тем более, что руководители ведомства были уверены, что действуют так, как надо. Чтобы добиться от крестьян согласия на разбивку всего надела, чиновники из органов землеустройства, случалось, прибегали к самым бесцеремонным мерам давления. Иногда бывал и кровавый исход. В мае 1910 г. полицейские стражники расстреляли сход в с. Волотове Лебедянского уезда Тамбовской губернии. Было убито шестеро крестьян. Конфликт произошел из-за слишком явного покровительства отрубщикам со стороны властей. Землеустроительный проект предусматривал создание отрубов на лучших землях вблизи села. Общинники же должны были ездить на край надела, даже и за реку Дон. Крестьяне сопротивлялись переходу на хутора и отруба не по темноте своей и невежеству, как считали власти, а исходя из здравых житейских соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в разных частях общественного надела, крестьянин обеспечивал себе ежегодный средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый - на взгорках. Получив надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти стихии. Он разорялся в первый же засушливый год, если ею отруб был на высоком месте. Следующий год был дождливым, и очередь разоряться приходила соседу, оказавшемуся в низине. Только большой отруб, расположенный в разных рельефах, мог гарантировать ежегодный средний урожай. Вообще во всей этой затее с хуторами и отрубами было много надуманного, доктринерского. Сами по себе хутора и отруба не обеспечивали подъем крестьянской агрикультуры, и необходимость повсеместного их введения никем не доказана. «Нигде в мире не наблюдалось такого практическою опыта,- пишет американский историк Дж. Ейни[58],- который бы показал, что соединенные в одно целое поля принесли с собой агрикультурный прогресс, и некоторые современные исследователи крестьянской агрикультуры фактически отрицают подобную причинно-следственную связь... С 40-х годов ХХ в. в Западной Европе прилагались мощные усилия к объединению владений, но система открытых полей до сих пор широко распространена среди некоторых наиболее продуктивных хозяйств». Между тем Столыпин и ею сподвижники все более утверждались в мысли, что хутора и отруба - единственное универсальное средство, способное поднять крестьянскую агрикультуру от Польши до Дальнего Востока, «от финских хладных скал до пламенной Тавриды».
Несмотря на все старания правительства, хутора приживались только в северо-западных губерниях, включая отчасти Псковскую и Смоленскую. Крестьяне Ковенской губернии еще до начала столыпинской реформы стали расселяться по хуторам. Такое же явление наблюдалось в Псковской губернии. В этих краях сказывалось влияние Пруссии и Прибалтики. Местный ландшафт, переменчивый, изрезанный речками и ручьями, тоже способствовал созданию хуторов. В южных и юго-восточных губерниях главным препятствием для широкой хуторизации были трудности с водой. Но здесь (в Северном Причерноморье, на Северном Кавказе и в степном Заволжье) довольно успешно пошло насаждение отрубов. Отсутствие сильных общинных традиций в этих местах сочеталось с высоким уровнем развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, ее однородностью на очень больших пространствах и низким уровнем агрикультуры. Крестьянин, почти не затратив на улучшение своих полос труда и средств, без сожаления их оставлял и переходил на отруб. В Центрально-нечерноземном районе крестьянин, наоборот, мною сил должен был вкладывать в возделывание своею надела. Без ухода здешняя земля ничего не родит. Удобрение почвы здесь началось с незапамятных времен. А с конца ХIХ в. участились случаи коллективных переходов целых селений к многопольным севооборотам с высевом кормовых трав. Получил развитие и переход на «широкие полосы» (вместо узких, запутанных). «Самый факт глубокой интенсивности полевого хозяйства... уложившейся в систему общинно-чересполосною землепользования, не только не вызывает потребности, но даже служит препятствием к переходу на участковое землепользование»[59],- писал П.Н. Першин, автор одной из лучших книг по этой проблеме. В итоге коса нашла на камень: крестьяне сопротивлялись насаждению хуторов и отрубов, а правительство чуть ли не открыто препятствовало внедрению передовых систем земледелия на общинных землях. Единственное в чем нашли общий интерес землеустроители и местные крестьяне,- это разделение совместного землевладения нескольких деревень. В Московской и некоторых других губерниях этот вид землеустройства получил настолько большое развитие, что стал отодвигать на второй план работы по выделению хуторов и отрубов.
В центрально-черноземных губерниях основным препятствием к образованию хуторов и отрубов на общинных землях было крестьянское малоземелье.
Нельзя не рассмотреть в данной работе вопрос переселения крестьян. Нужно заметить, что одной из главных забот Петра Аркадьевича Столыпина было освоение сибирских земель. Ведь эти земли до освобождения крестьян после реформы 1861 года не раздавались и не продавались помещикам. В Сибири не было крепостного права, не было помещиков.
Как же происходило заселение Сибири? Одними из первых шли промысловики – за пушниной. Бежали и крестьяне, измученные жестокой эксплуатацией. Царское правительство ссылало туда преступников.
Всплеском переселенческой активности во второй половине семнадцатого века послужило массовое бегство староверов от преследований после реформ Никона. Оставались царские чиновники, вышедшие в отставку и получившие в награду за службу земли. Шли на эти земли мастеровые люди; рабочий люд шел на открываемые прииски и рудники. Однако надо заметить, что, если переселение крестьян после реформы 1861 года в Сибирь и Среднюю Азию было выгодно государству, то такое положение дел не устраивало помещиков, которые лишались дешевых работников для обработки помещичьих земель. И правительству, выражавшему волю господствующего класса, ничего не оставалось делать кроме как начать препятствовать переселению. Никакой материальной помощи переселенцам не оказывалось. Малоимущие или растратившие в дороге свои скудные запасы люди были вынуждены подрабатывать в дороге или просить милостыню. Но тем не менее процесс переселения всё более и более возрастал.
Наиболее сильный толчок к переселению был дан в 1906 году, после вступления в силу Указа от 9 ноября 1906 года. И если за период с 1861 года по 1905 год было переселено менее 2 миллионов человек, то за период 1906 года по 1910 год более 2,5 миллионов[60].
Впоследствии, когда на основании Указа от 9 ноября 1906 года крестьяне стали получать денежную компенсацию за свой надел при выходе из общины, материальное положение переселенцев немного улучшилось. И всё же, среди переселенцев преобладают скорее безденежные, чем зажиточные крестьяне. Но Столыпин, удвоив за несколько лет численность населения Сибири, обеспечил прочное закрепление её за Россией.