Если практики не желают изучать и применять такую замечательную науку, как теория вероятностей, следует их обязать, например, включить в ГОСТ выборочные методы контроля4. С одним из результатов такого хода событий можно познакомиться на следующем примере.
Речь шла о контроле топливных таблеток для энергетических ядерных реакторов (дело происходило еще до Чернобыльской аварии). Топливная таблетка представляет собой цилиндрик высотой несколько больше сантиметра и диаметром несколько меньше сантиметра, изготовленный из смеси урана и плутония. Такие таблетки помещаются внутрь трубочек длиной в несколько метров, называемых твэлами (тепловыделяющими элементами). Твэлы собираются в сборки, а из сборок вперемежку со стержнями защиты образуется активная зона реактора. Снаружи твэлы охлаждаются водой, которая циркулирует в качестве теплоносителя.
Вопрос состоял в контроле внешних размеров топливных таблеток. На высоту таблетки допуск не жесткий (за счет подбора таблеток по высоте предполагалось в конце заполнения твэла выдержать расчетную высоту столба), а на диаметр — очень жесткий. Это связано с тем, что таблетка, во-первых, не должна застрять при сборке твэла, а во-вторых, достаточно плотно подойти к стенкам, чтобы соблюдались условия ее охлаждения циркулирующей водой. Понятно, что перегрева таблеток допускать нельзя.
Попробуем сказать в таких условиях, какая доля таблеток p0 может выйти из допуска на диаметр, скажем, в минусовую сторону (опасность перегрева). После Чернобыля хочется потребовать, чтобы p0 было равным нулю, что означает сплошной, а не выборочный контроль. Поскольку дело происходило до Чернобыля, каким-то образом было выбрано некое положительное p0 и план контроля (двухвыборочный, по ГОСТу). В первую выборку из партии N = 10000 таблеток следовало взять n = 100. Были представлены данные по семи выборкам. Число наблюдений в них колебалось от 99 до 107 и ни в одном случае не равнялось точно 1005. Однако главное не в этом. При обсуждении ситуации знакомые с делом люди произносили странные на первый взгляд слова о том, что выборка объемом 100 не представительна для партии в 10 000 таблеток. Это странно, поскольку случайная выборка представительна ровно в той мере, в какой позволяет ее объем. Оказалось, что дело заключается в следующем.
Взятие случайной выборки из партии представляет собой проблему. В технологическом процессе таблетки перемешиваются недостаточно, так что те или иные свойства таблетки могут зависеть от ее положения в куче таблеток. Если просто зачерпнуть каким-нибудь сосудом два раза примерно по 100 таблеток из разных мест кучи, то статистические свойства получаемых таким образом выборок оказываются различными и не характерными для всей партии.
Понятно, что при невозможности технического осуществления чисто случайной выборки все расчеты вероятностных характеристик планов выборочного контроля могут быть не просто несколько ошибочными, а абсолютно ошибочными. Какой же может быть выход из положения? Обсуждалось создание механического устройства, которое способно осуществить случайную выборку. Для этого нужно каждую таблетку из 10 000 взять в некую механическую руку и под управлением компьютера положить в одну из двух куч (одна куча — элементы выборки, вторая — остальные). Однако если каждую таблетку хотя бы на короткое время взять в руку, то, наверно, не так уж трудно осуществить ее измерение, т.е. мы возвращаемся к идее сплошного контроля, который все же гораздо лучше, чем любой выборочный.
Итак, начав с искреннего желания принести пользу народному хозяйству, ученый специальности 01.01.05 включается в некие социальные игры, в результате которых силу закона приобретает то, что может быть лишь материалом к размышлению. Закон получается нелепым, выполняться не может, и похвальный порыв математика (с которым связано немало трудов по составлению таблиц) заканчивается полным крахом.
Тем не менее А.Н. Колмогоров и окружавшие его вполне разумные люди, несомненно, догадывались о принципиальной возможности чего-то подобного еще в начале 1960-х гг., не случайно лаборатория создавалась как межфакультетская.
Возможно, что в основе этого решения лежало желание подчиняться непосредственно тогдашнему ректору МГУ И.Г. Петровскому. Было понятно и то, что одними математиками в составе лаборатории обойтись нельзя: нужны люди, хоть скольконибудь знакомые с каким-нибудь производством.
В этом смысле появление В.В. Налимова вполне закономерно: он был одним из немногих специалистов с опытом статистической работы в приложениях. Не имелось, конечно, в виду развитие его работы в сторону глубинной (в частности, трансперсональной) психологии. Заметим, однако, что именно эта сторона могла бы быть полезной, чтобы в вышеописанном сценарии вытащить математика, специалиста по теории вероятностей из ощущения полного краха. Действительно, никто точно этого не знает, но, по-видимому, в совершенствовании любого технологического процесса и доведении продукции до приемлемых кондиций нередко есть нечто трансперсональное, необъяснимое на рациональном уровне. Вероятностные методы дают что-то для лучшего понимания технологического процесса, ведь неоднородность кучи топливных таблеток устанавливается с помощью понятия статистической значимости. Каждое такое наблюдение может послужить исходным пунктом для технологических усовершенствований, так сказать, инициирования трансперсонального процесса.
Появление В.В. Налимова в лаборатории
Итак, ощущаемая, быть может, подсознательно опасность краха чисто математических сценариев принесения пользы народному хозяйству открыла двери лаборатории для нескольких специалистов-нематематиков (для межфакультетской лаборатории годился вузовский, кандидатский или докторский диплом практически по любой специальности). Для лаборатории выделили довольно большие площади с помещениями для конференц-зала, библиотеки и вычислительной машины. Пора было набирать многочисленный штат. Решение о приглашении В.В. Налимова принимали А.Н. Колмогоров и И.Г. Петровский (а каким именно образом, нам неизвестно), но его от души поддерживали и многие молодые сотрудники, например И.В. Гирсанов и Л.Д. Мешалкин.
Устраивались также публичные «смотрины», на которых Василий Васильевич умел сразу внушить к себе всеобщее уважение.
Можно вспомнить, например, как он демонстрировал следующую библиотечную новинку.
Берется карточка с краевой перфорацией: это кусок тонкого картона размером примерно в половину машинописной страницы с двумя рядами отверстий по бокам. На карточку наклеивается микрофильм журнальной статьи (картон под ним вырезается, чтобы можно было читать микрофильм на специальном приборе). На оставшемся месте машинописью дается реферат статьи. Карточка кодируется путем вырезания специальными щипчиками тех или иных отверстий по бокам (с центровкой щипчиков в уже сделанных отверстиях). Если теперь груду таких карточек зажать в специальный станочек, а в боковые отверстия вставить одну или несколько вязальных спиц, то произойдет великое чудо: при поднимании колоды карточек за спицы некоторые карточки поднимутся вместе со спицами, а некоторые останутся в колоде (в зависимости от сделанных боковых вырезов). Повторив эту операцию несколько раз, можно вытащить карточки с той или иной кодировкой. При возвращении карточек их упорядочивать не нужно: с помощью спиц карточку можно достать из любого места колоды. Теперь-то мы понимаем, что карточки с краевой перфорацией никому не нужны, но дело, с одной стороны, было более 30 лет назад, а с другой, влияние В.В. Налимова на слушателей было столь велико, что все воспринимали это с большим удовольствием. Сам А.Н. Колмогоров после ухода Василия Васильевича сказал: «Ну уж он точно наладит нам библиотеку».
Действительно, в библиотеке потом что-то делалось на картах с краевой перфорацией: видимо, Василий Васильевич честно старался выполнить взятые на себя обязательства, хотя библиотека и не была его призванием.
Опасения общегосударственного экономического банкротства всегда были в Советском Союзе. Лабораторный корпус «А», в котором были выделены помещения для лаборатории, был достроен и сдан в эксплуатацию, но пользоваться им было нельзя. Год выдался тяжелый — очередной неурожай, и выделение новых ставок было заморожено. Нельзя было нанять уборщиц, а без них приходилось держать на замке все туалеты.
Однако через несколько месяцев корпус все же заработал.
Для Василия Васильевича был создан отдел планирования эксперимента, в который он мог брать на работу сотрудников. Возник вопрос: кого же пригласить? При лаборатории имелась вычислительная машина, а надо сказать, что вопрос эксплуатации вычислительных машин приобрел тогда демографическое звучание. Еще программировали в кодах (АЛГОЛ и ФОРТРАН только начинали входить в моду), и надо было возиться с перфокартами. Кто же может проверить, правильно ли пробиты дырки на перфокарте, если не женщина? Могут, конечно, и некоторые мужчины, но это редкое исключение. Поскольку предполагались постоянные машинные расчеты, в лабораторию старались брать больше девушек, только что окончивших мехмат МГУ или других вузов. Отдел Василия Васильевича так и назывался в просторечии «налимовские девочки».
К вопросу о необходимости известной свободы в самом грубом, материальном смысле слова нужно добавить следующее. В большинстве научных учреждений Советского Союза, где эксплуатировались вычислительные машины, существовала секретность, проходная с охраной и табельный учет. Девушка-программист, которая работала в таком заведении, обязана была явиться к началу рабочего дня и не выходить оттуда до его конца. По сути работы она могла при этом ничего или почти ничего не делать, и обычно так и бывало. Труд программиста практически нельзя проконтролировать в смысле его интенсивности, и сколько-нибудь разумный начальник никогда не предпринимал попыток это сделать.