Наряду с перечисленными мерами были предприняты попытки решить одну из основных проблем: несоответствие карточного уравнительного распределения и политики зарплаты. В декабре 1932 г. появились постановления ЦК ВКП и СНК СССР о расширении прав заводоуправлений в деле снабжения. С ними была связана дальнейшая дифференциация снабжения на производстве и попытки найти новые стимулы к труду.
В соответствии с этими решениями устанавливалось две формы снабжения на заводах. На крупнейших предприятиях промышленности ЗРК ликвидировались, а снабжение передавалось ОРСам при заводоуправлениях. На остальных предприятиях, где ЗРК сохранялись, они также полностью подчинялись заводской администрации. Право выдачи "заборных документов" переходило к руководству завода. Постановления усиливали власть директора и требовали от него увязать снабжение с интересами производства. Подлежал пересмотру контингент снабжаемых. В результате этой акции значительное число "прихлебателей и мертвых душ, присосавшихся" к системе льготного централизованного снабжения, были лишены его. После появления этого постановления ухудшилось положение интеллигенции. Начались массовое открепление врачей и учителей от ЗРК и ОРСов предприятий и передача их на снабжение в общем порядке. Само снабжение стало дополнительным рычагом принуждения в руках администрации. Паек должен был превратиться в орудие трудовой дисциплины. Он должен был быть использован в борьбе за выполнение производственного плана и повышение производительности труда.
Нормы снабжения внутри завода должны были определяться значением данного цеха, конкретной группы рабочих в производстве. Так, на заводе им. Предписывалось иметь специальные магазины, столовые для ударников, доставлять им товары на дом, проводить соревнования за право быть прикрепленными к магазинам, применять дополнительное снабжение при перевыполнении плана. На предприятиях Азнефти, например, перевыполнив план на 10%, можно было дополнительно получить 1-1,5 кг сахара, 2-3 кг муки, 1 кг сыра, 4 кг кондитерских изделий, 1 кусок хозяйственного мыла и пару белья. В зависимости от выполнения плана распределялись ордера на обувь и одежду. Существовало и дифференцированное питание. Обеды для ударников должны были стоить дешевле при их более высокой калорийности. Полагалось обслуживать ударников вне очереди, отводить для них особые "ударные комнаты" или отдельные столы.
Лишение "заборных" документов должно было применяться как санкция против прогульщиков и летунов. На предприятиях два раз в месяц, а в некоторых случаях один раз в декаду или пятидневку ставился штамп о выходе на работу. Без отметки продукты не выдавались. За спекуляцию "заборными" документами, за расходование фондов снабжения сверх утвержденного контингента, а также сверх фактического наличия рабочих и служащих виновные должны были привлекаться к уголовной ответственности как за преступления, направленные на подрыв дела рабочего снабжения.
Велись и поиски виновных. Так, Микоян пишет письмо в ОГПУ с просьбой выяснить, нет ли вредительства в доставке товаров, а то, дескать, посылаем много, а товар не доходит. И "козлы отпущения" были найдены: ОГПУ выявляло контрреволюционные организации, создававшие сложности в снабжении, запекавшие мышей в хлеб и клавшие болты в салат.
Таким образом, с помощью все большей дифференциации в снабжении правительство пыталось стимулировать развитие производства и гарантировать снабжение рабочего "авангарда". Система распределения товаров по едокам все более уступала место хозяйственной целесообразности. Главным принципом было кормить не вообще, а работающих на производстве и выполняющих задания. Система снабжения подчинялась приоритетам старой "военно-коммунистической" экономики. В 1921 г. В.И. Ленин, выступая на III Всероссийском продовольственном совещании, говорил: "Когда речь идет о распределении продовольствия, думать, что нужно распределять только справедливо, нельзя, а нужно думать, что это распределение есть метод, орудие, средство для повышения производства". И далее "...если распределять продовольственные продукты, как орудие политики, то в сторону уменьшения числа тех, которые не безусловно нужны, и поощрения тех, кто действительно нужен".
В условиях острого продовольственного кризиса или с точки зрения потребностей проводимой правительством индустриализации такая распределительная политика могла казаться эффективной. Являясь логическим продолжением общего экономического курса, играя подчиненную роль, она вроде бы создавала условия для его реализации. Однако необходимо помнить, что обострение продовольственного дефицита и рост инфляции на рубеже 20-30-х гг. были результатами политики самого сталинского руководства.
Всвязи со сказанным встает и другой вопрос. Удалось ли создать нормальные условия труда и быта хотя бы для той небольшой части общества, которая была занята в крупном промышленном производстве?
Знакомство с архивными материалами Наркомата снабжения не позволяет утвердительно ответить на него. В течение всего периода карточного распределения снабжение рабочих осуществлялось с большими перебоями и напряжением. Сама разработка планов снабжения в центральных и местных органах была многоступенчатой, сложной и долгой. Планы разрабатывались с большим опозданием, что влекло задержки в отгрузках товаров. Хроническими явлениями были недогрузы и срывы поставок. Контингенты централизованного снабжения, определяемые Наркомснабом, повсеместно оказывались заниженными. С мест шел поток жалоб и просьб пересмотреть и расширить их. Из-за дефицита товаров реальные фонды, направляемые на места, были ниже расчетных. Занижение контингентов, уменьшение фондов, срывы поставок и недогрузы вели к тому, что нормы, установленные для снабжения рабочих, не соблюдались.
Местные власти находились в тяжелом положении. Правительство разрешило им варьировать нормы, но не позволяло превышать выделенные фонды, расширять контингенты, переводить предприятия из низших списков в высшие. В конце 1929 г. Политбюро отменило решение Средне-Волжского крайкома ВКП о повышении до 800 г дневной нормы хлеба рабочим. Разворачивался конфликт между центральной и местной властью. В Иркутске в мае 1931 г. за отказ выдать по поводу 1 Мая сверх плана мяса на снабжение рабочих были арестованы и приговорены судом к 4 месяцам принудительных работ руководящие работники конторы Союзмясо. Нарком снабжения Микоян при поддержке Сталина отменил распоряжения суда, потребовал "ударить по рукам " и впредь беречь централизованные фонды.
Наркомснаб стремился контролировать деятельность местных властей по вопросам снабжения, требуя присылать все распоряжения на этот счет. Однако местные власти пренебрегали этими требованиями: процветали злоупотребления на местах, директивы и постановления не выполнялись, уполномоченные Наркомснаба зачастую игнорировались. Директора, ощущая себя хозяевами на производстве, решали вопросы снабжения по своему усмотрению. В одном из своих выступлений Микоян сетовал: "Каждый делает по-своему. Все молчком. Если самому поехать на завод, заподозрить да покопаться, тогда только узнаешь". Микоян был вынужден неоднократно обращаться за поддержкой своей позиции в ЦК.
Дажеснабжение военных объектов и крупнейших промышленных центров осуществлялось с трудностями. Бесперебойность снабжения Москвы, Ленинграда обеспечивалась за счет импорта, сокращения целевых поставок, разбронирования неприкосновенных запасов. И тем не менее нормы снабжения Москвы и Ленинграда особенно по мясу, жирам, крупе также неуклонно сокращались.
Каково было реальное потребление индустриальных рабочих в период карточного снабжения? Для ответа на этот вопрос воспользуемся данными о рабочих бюджетах. Они разрабатывались ЦУНХУ на основе текущих ежедневных записей прихода, расхода и потребления. Для обследования отбирались 9-10 тыс. семей рабочих, занятых в крупной промышленности. Эти данные ежемесячно публиковались в специальном бюллетене в порядке, не подлежащем оглашению. Обратимся к наиболее обеспеченному слою индустриальным рабочим Москвы. Необходимо отметить, что материалы таблицы характеризуют общее потребление рабочих, то есть включают продукты, распределяемые по централизованному снабжению, общественное питание и покупки продуктов на рынке.
Если сравним приведенные данные с бюджетными материалами за 1928/29 г., то увидим ухудшение питания рабочих семей Москвы в период карточного распределения. Особенно плохим оно было в 1933 г. Но даже в 1935 г. не происходит существенного улучшения. Питание рабочих Москвы в 1935 г. было хуже, чем до введения карточек. По сути дела, в первой половины 30-х гг. правительство стремилось восстановить уровень питания конца 20-х гг., но не смогло этого достичь. Исключение составляет потребление хлеба, овощей и молока.
Сравним приведенные сведения с данными о потреблении рабочих в царской России. М. Давидович в книге "Петербургский текстильный рабочий" пишет, что в начале XX в. среднесуточная порция мужчины в полных рабочих семьях составляла: по хлебу 1042 г, сахару 44 г - 1,3 кг в мес.), растительным продуктам 555 г, животным 457 г. При этом потребление рабочего текстильной промышленности было характерно для среднего рабочего в Петербурге. Потребление металлистов было выше. Таким образом, питание семей фабрично-заводских рабочих в Москве в первые пятилетки было хуже питания среднего рабочего в Петербурге в 1908 г. Оно было близко потреблению русских нефтепромышленных рабочих Баку. Так, по данным А.М. Стопани, размеры дневного потребления русских нефтепромышленных рабочих, живущих с семьей, составляли: по хлебу 692 г, сахару 52,5 г, овощам и картофелю 43,3 г, мясным продуктам 41 г, по рыбным продуктам 5,5 г.