Президент России подтвердил действенность для российской стороны Совместной декларации 1956 года во всем ее объеме, включая статью девятую — «территориальную». Признание действенности Совместной декларации в столь четкой форме было сделано российской стороной впервые[199].
Вместе с тем российская сторона не пошла на включение в Заявление по проблемам мирного договора этой позиции, хотя японская сторона настаивала на этом. Было лишь дано согласие придать огласке заявление Президента России о действенности Совместной декларации, что японская сторона и сделала на брифинге для японских средств массовой информации[200].
Подтверждение Президентом России обязывающей юридической силы для российской стороны Совместной декларации 1956 года явилось очередным шагом к поиску компромиссного решения территориальной проблемы, посылало «сигнал» японской стороне— «теперь очередь за вами»[201].
После сентябрьской встречи на высшем уровне в Японии оживились дебаты относительно того, как реагировать на заявление Президента России о действенности Совместной декларации 1956 года.
Мнения разделились. Те, кто выступал за разработку «промежуточного договора», увидели в этом дополнительную аргументацию в пользу своей позиции. Если, рассуждали они, удастся договориться о «первоочередной передаче двух островов» на основе Совместной декларации 1956 года, а также определить сроки и условия передачи двух других островов, то этот «поэтапный подход» следует использовать.
Несогласные с таким подходом утверждали, что, согласившись с «поэтапным подходом», японская сторона может попасть в ловушку - российская сторона может переиграть японских участников переговоров по мирному договору и все закончится в лучшем случае передачей только двух островов[202].
Примечательно, что по итогам опроса общественного мнения, проведенного в сентябре 2000 года в Японии газетой «Нихон кэй-дзай», 32 процента опрошенных высказались за «одновременное возвращение четырех островов», а 34 процента - за «скорейшее возвращение хотя бы двух островов». По оценке газеты, данные опроса свидетельствовали «об усилении голосов тех, кто выступает за поиски реалистических путей к урегулированию»[203].
Однако в конечном итоге японская позиция была сформулирована в том духе, что, поскольку в Совместной декларации зафиксировано согласие на передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан, то предметом дальнейших переговоров должны стать острова Кунашир и Итуруп.
Аргументация же российской позиции сводилась к тому, что, согласно статье девятой Совместной декларации, острова Хабомаи и Шикотан будут переданы Японии только после заключения мирного договора. При этом об островах Кунашир и Итуруп в декларации ничего не говорится. Более того, советская сторона, выражая готовность передать Японии два острова, в то время не считала японские претензии на них законными справедливыми, а шла навстречу пожеланиям Японии и учитывала интересы японского государства, руководствуясь проявлением доброй воли.
Отсюда следовал вполне обоснованный вывод — статья девятая Совместной декларации предусматривает «окончательное решение» территориального вопроса путем передачи двух островов. Однако, поскольку японская сторона с этим не согласна» то, очевидно, требуются углубленные дискуссии по тому, как стороны толкуют «территориальную статью» Совместной Декларации.
2000 год подходил к концу, а ясности о том, как продолжать переговоры по мирному договору после установленной в Красноярске даты, не было. В целом у обеих сторон было понимание, что заключить мирный договор к обозначенной дате невозможно, но для того, чтобы не потерять достигнутое, следует принять новое Совместное заявление, которое было бы шагом вперед по сравнению с сентябрьским заявлением по итогам токийской встречи в верхах.
На беседе В. В. Путина и Ё. Мори в Брунее во время саммита АТЭС 16 ноября была достигнута договоренность провести неформальную встречу двух лидеров в Иркутске и подготовить к ней принятие нового Совместного заявления[204].
Началась подготовка к иркутской встрече, которая шла в привычном режиме — переговоры министров (в середине января 2001 года Москву посетил министр иностранных дел Е. Коно), заместителей министров иностранных дел (в марте 2001 года), многочисленные беседы на рабочем уровне дипломатов двух стран[205].
Японские представители, прежде всего министр Ё. Коно, подчеркивали главный тезис японской позиции - предметом переговоров являются четыре острова, и японская сторона не пойдет на заключение мирного договора, если в нем будет решен вопрос только об островах Хабомаи и Шикотан. Иными словами, Япония добивается передачи четырех островов. Российская сторона также не меняла своей позиции, в том числе по толкованию Совместной декларации 1956 года.
В Иркутске 25 марта состоялась шестая встреча лидеров двух стран за период менее чем 12 месяцев. Это был своеобразный рекорд. В ходе переговоров было подтверждено, что российско-японские отношения и впредь будут развиваться одновременно по трем генеральным, приоритетным направлениям — стратегическое взаимодействие на международной арене, сотрудничество в торгово-экономической и научно-технической сферах, переговоры по мирному договору.
Что касается переговоров по мирному договору, то российская сторона отмечала приверженность Совместной декларации 1956 года, а японская - подчеркивала свою позицию в пользу решения судьбы четырех островов. В то же время японская сторона давала понять, что не исключает возможности «параллельного» обсуждения вопроса о Хабомаи и Шикотане на основе Совместной декларации 1956 года и вопроса о принадлежности островов Кунашир и Итуруп. С российской стороны какой-либо конкретной реакции на это не последовало[206].
Иркутское заявление - единственный документ, который подписали В. В. Путин и Ё. Мори 25 марта 2001 года по итогам своей встречи.
В чем его смысл.
Во-первых, после истечения "красноярского срока" необходимо было определить дальнейшее продвижение переговоров по мирному договору. Это и было сделано.
Во-вторых, дается высокая оценка работы по реализации красноярской договоренности, которая принесла весомые результаты и созидательный потенциал, который необходимо поддерживать и впредь.
В-третьих, стороны согласились ускорить дальнейшие переговоры с целью заключения мирного договора путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Хабо-маи и Шикотан.
В-четвертых, фиксируется договоренность вести эти переговоры на основе всех принятых документов, включая Совместную декларацию СССР и Японии 1956 года.
В Иркутском заявлении— впервые за 45 лет в совместном Двустороннем документе — упоминается Совместная декларация СССР и Японии 1956 года как базовый юридический документ, положивший начало процессу переговоров о заключении мирного Договора после восстановления дипломатических отношений между двумя странами[207].
В 2001 г. вышла книга "Россия и Япония: пропущенные вехи на пути к мирному договору" (М., БИМПА). В ней есть тезис о военно-стратегическом значении для России спорных островов, при этом в тональности "холодной войны" расписывается угроза нападения на Россию с данного направления и даже рисуется конкретный план вооруженного вторжения Японии на Кунашир, фрагмент которого для большего страха дословно воспроизводится дважды, правда, с путаницей - документ называется принадлежащим то опергруппе-88, то опергруппе-77.
Чего стоит, например, такой пассаж: "...в процессе развития японо-американского военного сотрудничества на море и на суше остров Хоккайдо превратился в основной военный плацдарм для развертывания постоянно совершенствуемых вооруженных сил Японии в соответствии с их оперативными планами десантирования на Курильских островах". Или: "Что же касается того, преследует ли какие-либо военные цели развернутая в Японии кампания за возвращение ей Южных Курил, то, независимо от того, ставят ли официально ее руководители такие цели или не ставят, нет никаких сомнений, что объективно она им служит"[208].
В том же году Институтом Дальнего Востока РАН была издана книга "Вызовы и угрозы национальной безопасности России в Азиатско-Тихоокеанском регионе", где соруководителем проекта выступает директор института М.Л. Титаренко.
В ней, в частности, о территориальной проблеме говорится следующее: "можно ожидать некой этапности в попытках Японии решить указанную проблему, когда вначале усилия будут сосредоточены на овладении лишь Южными Курилами или даже только островом Шикотан с группой островов Хабомаи, затем всех Курил и, возможно, Южного Сахалина, так как на японских картах и сейчас все эти территории обозначаются как спорные". Метод "овладения" становится ясен из утверждения, что "Япония уже сегодня располагает достаточными ресурсами для чисто военного решения этого вопроса"[209].
И резюме: "Таким образом, в районе Курильских островов налицо усугубление военной опасности для России, которая при определенных условиях, причем в достаточно сжатые сроки, может перерасти в непосредственную угрозу территориальной целостности нашей страны"[210].
В июне 2002 года министр иностранных дел Японии Йорико Кавагучи прибыла во Владивосток, где выразила заинтересованность ее страны в строительстве нефтепровода из Восточной Сибири в Азиатско-Тихоокеанский регион. Она подчеркнула, что две экономики могли бы взаимно дополнять друг друга, поскольку «растущий экспорт российских энергоносителей в Японию ведет к росту экономической взаимозависимости и доверия»[211].