Смекни!
smekni.com

Экономическая история азиатских государств в эпоху средневековья (стр. 5 из 6)

В VIII в. в Китае появились бумажные, так называемые летающие деньги. В XIII в. правительство Чингизхана свободно обменивало бумажные денежные знаки на золото, поэтому их подделка приносила большие доходы и считалась страшным преступлением. К 1500 г. китайское правительство вынуждено было прекратить выпуск бумажных денег из-за трудностей, обусловленных избыточным выпуском и инфляцией, но уже существовавшие тогда в государстве частные банки продолжали эмиссию бумажных денег. Быстрое развитие товарно-денежных отношений в китайской экономике, по мнению ряда историков экономики, способствовало возникновению здесь в X в. циклов Кондратьева.

Однако в конечном итоге совокупность своеобразных черт восточной модели феодализма обусловила относительно замедленные темпы ее развития и стала фактором постепенного отставания от более динамично развивающихся стран Европы.

Это обнаружилось в эпоху начавшихся великих географических открытий, торговой и колониальной экспансии западных держав.

3. Социально-экономическая организация кочевых народов

Вся история Азии складывалась под влиянием взаимодействия двух этнокультурных эколандшафтных регионов с противоположными типами хозяйствования: растениеводческого АТП и скотоводческого КТП.

Особенности КТП и кочевого образа жизни:

1. В отличие от растениеводческих обществ, создавших великие цивилизации, кочевники оказались на это неспособны, поскольку Степь поглотила все их силы и сделала их своими рабами. Как отметил А.Тойнби, у кочевников "нет своей истории", но есть история их взаимоотношений с соседними земледельческими цивилизациями и Степью с ее климатическими циклами. Все развитие кочевых народов свелось в основном к выработке определенной суммы навыков и умений выживать в степи, и только в этом они достигли совершенства.

2. Высокая продуктивность скотоводства при его малой трудоемкости позволяла ограничить участие мужской части населения в жизни общества охотой, охраной стад и транзитных торговых путей, военными набегами на соседей и торговые пути. С выпасом стад успешно могли справиться подростки, а с выработкой продукции скотоводства (доение, кумыс, творог) - женщины.

3. Кочевые народы оказались неспособными к созданию не только мануфактурного, но даже простого ремесленного производства (кроме грубой обработки животных шкур и металлов). Со времен Чингис-хана все попытки создания в степи ремесла умирали вместе с плененными мастерами, так как единственно возможный в степи способ производства - скотоводство.

4. Социально-экономические противоречия, возникавшие в кочевом обществе, сглаживались экстенсивными методами откочевок на новые пастбища или завоевания новых земель. Это замедляло процессы социальной дифференциации и, следовательно, социального прогресса кочевых обществ, но именно это ставило сохранивших племенную спайку воинов-конников в выигрышное положение перед социально дифференцированными земледельческими народами.

5. Кочевые народы оказались неспособными к созданию собственной государственности (только протогосударственных структур) в условиях изолированного существования без внешнего воздействия со стороны более развитых земледельческих цивилизаций в результате военно-политических контактов, торгового и культурного обмена. Кочевое хозяйство, коль скоро оно остается кочевым, ставит определенные пределы для социального развития ведущих такое хозяйство народов. Эти пределы ограничиваются военной демократией или стадией раннеклассового общества. Даже создавая огромные империи, подвижные скотоводы не переходят этих стадий и после распада указанных империй снова возвращаются к общинно-кочевой организации.

6. Не только благосостояние, но и само существование кочевых народов зависело от смены климатических циклов, которым наиболее подвержены именно степи, т.е. районы КТП. Существуют разные точки зрения на взаимосвязь климатических циклов с демографическими процессами и завоевательной политикой кочевых обществ. По одной из них, внешняя экспансия номадов вызывается усыханием степей, которое подвигает кочевые народы на массовые миграции, сметающие на своем пути земледельческие цивилизации, а демографический рост является следствием, а не предшественником миграций. Л.Н.Гумилев придерживается другой точки зрения: усыхания степей (он их насчитывает три в эпоху средневековья) вели к выселению кочевников на окраины Великой Степи и даже за ее пределы на территории, оставленные по этой же причине земледельцами. Это не завоевания, а удовлетворение своей и скота жажды и голода. В периоды усыхания степей кечевники прозябают, что негативно отражается на демографических процессах. При очередном увлажнении степной зоны номады возвращаются на родные места, растет их четвероногое богатство и численность самих кочевников. Это ведет к усложнению социально-политической обстановки и, как следствие, к внешней экспансии как средству социально-политической разрядки - завоевательная политика ведется не из-за необходимости экономического выживания, а по государственно- политическим соображениям.

7. На разных этапах своей истории кочевые общества выполняли по отношению к гораздо более развитым и культурным соседям различные функции, самая безобидная из которых - "паразит цивилизации". Пограничный разбой был крайне выгоден номадам, которые легко мобилизуются именно на грабеж, в то время, как энергия цивилизаций рассредоточена по широкому спектру внутригосударственной деятельности и им приходится для укрепления границ усиливать налоговое бремя и прибегать к дорогостоящей и опасной тактике привлечения одних варваров против других варваров. Кроме того, сражаясь с кочевниками, цивилизация тем самым обучает их военному искусству и технике, которыми потом сама же будет бита. Победы цивилизаций над кочевниками в пограничных войнах пирровы и никогда не окончательны из-за рекреационных возможностей варварского общества (кочевник в первую очередь - воин, и только во вторую - производитель). Если для цивилизации война - бремя, то для кочевников - возможность подвигов, приключений, заимствований в культурно-технической сфере при сохранении самобытности. На этом этапе кочевники - паразиты цивилизаций.

8. Переход кочевников от пограничного грабежа к широкой внешней экспансии парадоксальным образом совпадает с периодами упадка, децентрализации и раздробленности их земледельческих соседей. Ослабевшие цивилизации, худо-бедно отбивавшиеся от грабительских набегов в позиционных пограничных войнах, не могли устоять перед организованной интервенцией. Победам кочевников способствовало знание ими их цивилизованных соседей, приобретенное в пограничных конфликтах и в торгово-культурных контактах. Как отметил Ф.Бродель, "всякий раз, когда варвар одерживает верх, это случается от того, что он... по меньшей мере всерьез потерся" около цивилизованного соседа. Время работало на варваров, сыгравших роль "гиен истории" против больных цивилизаций.

9. Вторжение носителей КТП, совершенно не понимавших ценности земли и земледелия, на территории чисто земледельческого АТП - трагедия восточных цивилизаций средневековья, понужденных к регрессивному попятному развитию. Кроме того, кочевники, вторгшиеся в регионы со сложной ирригационной системой, разрушали саму природную основу существовавших там цивилизаций - хрупкий техногенный ландшафт, созданный трудом десятков поколений, и превращались тем самым на скаку в "отцов пустыни". Европа же, с ее более устойчивым многоотраслевым сельским хозяйством гораздо легче перенесла кочевые завоевания.

10. Победа над более развитыми народами таит в себе для номадов много опасностей и в конечном счете ведет их к поражению как носителей КТП. Победа дифференцирует кочевое общество и подрывает былую спайку и дисциплину: смелость перерождается в свирепость, неприхотливость - в лень, ограниченность и пороки. Сумма навыков приспособления к степной окружающей среде не подходила и делала невозможным существование победителей в прежнем качестве в другом хозяйственно-культурном окружении.

11. Судьба победивших кочевников во многом зависела от решения ими проблемы территориального расположения своего политического Центра. Эта проблема могла ими решаться по-разному:

- монгольская династия Юань, установив политический центр в Пекине, попала в орбиту привлекательности китайской цивилизации, восприняв старокитайскую бюрократическую систему управления и уложившись в культурно-историческую парадигму смены Мандата Неба благодаря союзу с северокитайскими шэньши. Династия Юань тем самым превратилась в военно-эксплуататорский паразитический институт: это вело к совпадению социальных и этнических противоречий и к конечной гибели династии, несмотря на ее фактическую китаизацию и частичную ассимиляцию с северо-китайской частью имущего класса;

- иранское общество, в отличие от привлекающего китайского, носит отталкивающий чужаков характер - поэтому монголы были вынуждены принять ислам для легитимизации своего господства на базе принципа смены династии. Монгольская элита ассимилировалась благодаря этому с местной верхушкой, сохранив при этом боеспособную монгольскую конницу в имеющихся в Иране пастбищных районах;

- Золотая Орда осталась в степи, удовлетворившись косвенным господством над Русью:

а) вдоль русских границ находились хорошие пастбища;

б) практически вся территория Руси оставалась в пределах досягаемости монгольской конницы;

в) на Руси не было теории (типа китайской "смены Мандата Неба"), которая могла бы обосновать прямое подчинение русского православного общества "нехристям" (к тому же, до монгольского нашествия нехристей неизменно в конце концов били);