Но хотя dejure Новгород и Псков и крепче спаяны были со своими пригородами и колониями, чем великие княжения с удельными, на деле и в их областях царил дух местной розни и обособленности. Права державных городов и их осуществление нередко вызывали недовольство областных жителей, и в летописях новгородских очень часто читаются известия о восстаниях пригородов и волостей. Некоторые волости обнаруживали стремление к отпадению от Новгорода и к соединению с другими землями. Так, земля Двинская, или Заволочье, с половины XII века не раз обнаруживала тяготение к Суздальской земле, позже к Московскому княжеству. Еще в 1169 году великий князь Андрей Боголюбский в борьбе с Новгородом привлек двинян на свою сторону, хотя и не надолго. В 1397 году Двинская земля сделала попытку переменить новгородскую власть на власть великого князя Московского Василия Дмитриевича. Попытка эта, впрочем, кончилась неудачей: двиняне заплатили новгородцам 2 тысячи рублей и дали новгородским всадникам 3 тысячи коней. В 1434 году восставали против Новгорода Великие Луки и Ржев, намереваясь присоединиться к Литве, но были усмирены. Но особенно важны были восстания Пскова, увенчавшиеся полным успехом. Псков вступил в борьбу за право иметь своего собственного выборного князя. Таким князем во второй половине XIII века был Довмонт, литовский выходец. Новгородцы помирились с этим фактом, но считали Довмонта и его ближайших преемников своими кормленщиками.
С 1322 года в Пскове появляются уже совершенно самостоятельные князья, не считавшие себя даже и dejure кормленщиками Новгорода: таким князем был тогда литовский князь Давыдко. В начале же XIV века в Пскове завелись собственные выборные посадники наряду с присылавшимися из Новгорода. Полным успехом псковские стремления к независимости увенчались в 1347 году, когда в Болотове между Новгородом и Псковом был заключен такой договор: «посадником новгородским в Пскове ни седети, ни судити, а от владыки судити их брату псковитину, а из Новгорода их не позывати ни дворяны, ни Подвойскими, ни софианы, ни изветники, ни биричи». «Назваша братом молодшим Новгороду Псков», — заключает летописец. Так, Псков освободился окончательно от всякого подчинения Новгороду. Царство державного города разделилось, и это не могло не сказаться его политическим ослаблением. Хотя это отпадение было единственное, но центробежные стремления проявлялись, как мы видели, и со стороны других волостей Великого Новгорода. Для успешного противодействия им и вообще для успешного охранения государственной целости и единства необходимы были, прежде всего, солидарность и единение внутри самого державного города и заботливая бескорыстная политика в отношении пригородов и колоний. Ни того ни другого не оказалось в наличии.
В течение всего рассматриваемого времени Новгородская республика раздиралась внутренней борьбой партий. Партии группировались по самым разнообразным поводам — по поводу выбора князей, посадников, по поводу разных вопросов, подлежащих решению веча. Но в большинстве случаев эта группировка имела в своем основании глубокий социальный антагонизм, борьбу меньших с большими, купцов и черных людей с боярами и житьими людьми, иногда всего общества с боярами. Борьба сплошь и рядом превращалась в открытое междоусобие, сопровождавшееся убийствами, грабежом и сожжением дворов, не говоря уже о побоищах на вечевой площади или на Волховском мосту. Параллельно с этим шло угнетение пригородов и волостей. «А в то время, — читаем под 1446 годом в летописи, — не бе в Новгороде правде и правого суда, и воссташа ябедницы, изнарядиша четы и обеты и целования на неправду, и начаша грабити по селам и по волостем и по городу, и беяхом в поругание суседом нашим, сущим окрест нас; и бе по волости изъежа велика и боры частыя, кричь и рыдания и вопль и клятва всими людми на старейшины наша и на град наш, зане не бе в нас милости и суда права» (4-я Новгородская летопись). Социальная вражда и борьба и земская рознь в конце концов превратили Новгородское государство в дряхлое политическое сооружение, еле державшееся на старых подпорах и связях, и достаточно было двух мощных ударов извне, чтобы это сооружение развалилось и рассыпалось. «Новгородцы люди житии и молодшии, — пишет летописец, — сами его (Ивана III) призвали на тыя управы, что на них насилья держат: как посадники и великие бояре никому их судити не мочи тии насильники творили, то их также имет князь великий судом по их насильству по мзде судити». Так от произвола и насилия великих бояр новгородское население искало спасения в московском абсолютизме. В минуту последней решительной борьбы Новгорода за свою самостоятельность не только младший брат его Псков, но и Двинская земля не оказали ему никакой поддержки и даже послали свои полки на помощь Москве.
Литература.
1. С. М. Соловьев. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846.
2. Костомаров. Севернорусские народоправства. Том 1-11.
3. Никитский. Очерки из жизни Великого Новгорода (Журн. Мин. Народн. Просвещ. 1869. № 10). Он же. История экономического быта Новгорода. СПб., 1893. Он же. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873.
4. Н. А. Рожков. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. П. Вып. 1. СПб., 1905.
5. В. О. Ключевский. Боярская дума древней Руси изд. 4-е. Москва, 1909.
6. Б. Д. Греков. Новгородский дом св. Софии. Ч. 1. СПб., 1914.