Смекни!
smekni.com

Этапы вхождения образа Америки в российское общественное сознание в период с начала холодной войны до 1953 года (стр. 1 из 11)

Этапы вхождения образа Америки в российское общественное сознание в период с начала холодной войны до 1953 года


СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. Начало «холодной войны» в отечественной историографии

Глава 2. Этапы эволюции образа Америки в СССР в период 1946-1953гг.

2.1 Великая Отечественная война и пропаганда

2.2 Образ Америки на этапе от Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага

2.3 Первый этап – формирование «образа врага»

2.4 Второй этап – «образ врага» в условиях холодной войны в сентябре 1947 – августе 1949 гг.

2.5 Третий этап – психологическая война в сентябре 1949 – июле 1951 гг.

2.6 Четвертый этап – эволюция и роль образа врага в начале 1950-х гг.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА


ВВЕДЕНИЕ

С объективной реальностью люди в большинстве своем не знакомы – они знают лишь свое восприятие реальности. Через процесс восприятия человек создает индивидуальную реальность, в которой он живет и действует. Люди, принадлежащие разным культурно-политическим средам, живут в разных реальностях, делают различные выводы об одних и тех же событиях, избирают различные пути действий. В такой ситуации вопрос «Кто прав?» чаще всего некорректен, ибо каждая сторона права в рамках своего контекста, мировоззрения и понимания интересов. Полезнее спросить, почему люди воспринимают мир по-разному и как они приходят к своим мнениям.

Политико-культурное восприятие – это динамический процесс, дающий человеку знания о том, что происходит в мире вокруг него и как реагировать на происходящее. В соответствии со своим пониманием текущих событий человек формулирует собственные ожидания и намерения. Процесс восприятия индивидуален в той мере, в какой человеческое мышление и способности индивидуальны; но поскольку он обитает в определенной исторической, культурной, социальной, политической среде, то эта среда оказывает существенное формирующее действие.

В случае Америки большинству ее граждан, в силу абсолютной убежденности в превосходстве своей системы, сложно даже представить себе существование, и уж тем более надобность существования, других систем. Несомненный знаток России Джордж Кеннан замечал: «Большинству американцев никогда не приходило в голову, что политические принципы, согласно которым они живут, могут быть исторически обусловлены в их стране и не иметь универсального применения»[1]. Глава Государственного департамента в 1933-1944г.г. Корделл Халл типичным американским образом видел мир «населенным в основном американцами, говорящими на других языках». Президент Вудро Вильсон был убежден, что «немного убеждения и давления» могут сделать настоящие демократии даже из раздираемых борьбой государств Центральной Америки и Карибского бассейна. Американцы, «рожденные свободными», прошедшие уникальный исторический путь, испытывают особые сложности в понимании сути и глубины социальных особенностей и противоречий других стран. Именно в этом Джордж Кеннан видел причину неспособности американцев «живописать для самих себя страстность гражданской войны в России… Мы представляем собой общество, в котором проявление зла было аккуратно похоронено и сублимировано в социальном поведении людей и в самой глубине их сознания. Поэтому, вероятно, несмотря на нашу космополитическую и проходящую в путешествиях жизнь, движущие силы политического поведения в таких странах, как Россия, остаются невидимыми нашему взгляду»[2]. Картина мира, складывающаяся в представлениях населения в целом и отдельных социальных групп в частности, сильно отличается от реальной. В наш век бурного развития средств массовой коммуникации представления о мире заменяют сам мир. Геополитическое пространство в сознании рядовых граждан и профессиональных политиков обычно состоит из сформированных коллективным и индивидуальным опытом символов и мифов. Эти образы можно целенаправленно формировать и культивировать, что и делают политики, часто намеренно искажая истину.

Постоянно меняющиеся образы стран и регионов складываются в представлениях людей в динамичное геополитическое видение мира, включающее его разделение на дружественные и недружественные государства, взгляды на место своей страны в мировой истории и на современной политической карте, предпочтительные модели развития, источники внешних угроз. Это видение претворяется в геополитические коды – подход отдельных людей, общества и его институтов к оценке событий в зарубежной стране, политических конфликтов и международных проблем. Геополитическое видение мира и основывающиеся на нем коды остаются относительно неизменными в течение достаточно длительных промежутков времени, которые сторонники применения теории длинных циклов мирового развития в геополитике назвали мировыми геополитическими порядками. Актуальность данного исследования состоит в том, что оно предпринято в период, осложненный нарастающим глобальным экономическим кризисом, в специфических условиях смены мирового геополитического порядка, когда в общественном сознании происходит ломка стереотипов и формирование новой системы взглядов и приоритетов.

Цель данной работы – изучить этапы эволюции геополитического образа Америки в российском общественном сознании и представить объективный взгляд на историю российско-американских отношений в период между объявлением «холодной войны» (речь Черчилля в Фултоне; 1946) и смертью Сталина (1953).

Глава 1. Начало «холодной войны» в отечественной историографии

Официально началом «холодной войны» в отечественной историографии принято считать 5 марта 1946 г., когда Уинстон Черчилль произнес ставшую знаменитой речь в Фултоне. Там он впервые за шесть лет «дружбы» с СССР открыто высказал опасения, которые не давали покоя западным политикам: «Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям… Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет плодов этой войны и неограниченного расширения своей власти и идеологии». Фултоновская речь Черчилля традиционно считалась в Советском Союзе не только началом, но и причиной «холодной войны»: не начни Запад конфронтации, всё было бы хорошо. Однако это мнение историков не является бесспорным, например, его не разделяют реальные участники событий тех лет. Вот свидетельство более чем компетентного человека, генерала Павла Судоплатова – основателя диверсионной и террористической службы НКВД, с начала лета 1945 г. руководителя отдела «Ф» НКВД СССР, в задачи которого входила работа на оккупированной территории, а с августа – руководителя отдела «С», занятого добычей западных атомных секретов. Судоплатов ведал заграничной разведкой и разведывательным обеспечением внешнеполитических акций Сталина. После смерти Берии был арестован и отсидел 15 лет. Изданные в конце 90-х гг. мемуары Судоплатова – редчайшая книга. На старости лет он относился без особой сентиментальности и симпатии к режиму, которому служил в качестве главного террориста, поэтому в мемуарах он редко когда пытается лгать и довольно часто называет вещи своими именами. Из его коллег-сослуживцев, кажется, никто не оказался способен на такое (если не считать беглецов за границу).

Судоплатов довольно хладнокровно пользуется иногда крайне болезненными для советского исторического сознания формулировками. Например, он прямо указывает на двусмысленность содержания Ялтинских и Потсдамских соглашений и их сходство с пактом Молотова–Риббентропа: «Сталина ожесточенно критикуют за то, что он предал принципы и нормы человеческой морали, подписав пакт с Гитлером. При этом, однако, упускают из виду, что он подписал с Рузвельтом, Черчиллем и Трумэном (Ялта, Потсдам) тайные соглашения и протоколы о разделе Европы, выдаче Советскому Союзу эмигрантов и перемещенных лиц, искавших убежище на Западе от советского режима». Судоплатов был не только свидетелем, но и прямым организатором «холодной войны». Он пишет: «Принято считать, что Холодная война началась с известной речи Уинстона Черчилля в Фултоне… Однако для нас конфронтация с западными союзниками началась сразу же, как только Красная Армия вступила на территорию стран Восточной Европы. Конфликт интересов был налицо. Принцип проведения многопартийных выборов на освобожденных землях и формирование коалиционных правительств (с фактической ориентацией на Запад), как предложил в Ялте президент Рузвельт, мог быть приемлем для нас лишь на переходный период после поражения гитлеровской Германии. Я помню замечания, сделанные министром иностранных дел Молотовым и Берией: коалиционные правительства в Восточной Европе долго не протянут».

Чисто тоталитарный механизм управления послевоенной Европой был разработан Сталиным задолго до фултоновской речи Черчилля, в самый разгар демонстративной дружбы с союзниками. Над западными надеждами – вернуть в Польшу и Чехословакию находившиеся в изгнании правительства и организовать там демократические выборы – в Москве откровенно смеялись. Судоплатов: «Требования Рузвельта и Черчилля, выдвинутые в Ялте, показались нам крайне наивными: с нашей точки зрения, состав польского послевоенного правительства будут определять те структуры, которые получали поддержку со стороны Красной Армии»[3].

Еще радикальнее к вопросу о дате начала «холодной войны» подходит Генерал-лейтенант Леонид Шебаршин, сотрудник Первого Главного управления с 1962 года и последний шеф советской разведки. В своем интервью, которое он дал журналисту «Литературной газеты» Олегу Ролдугину 29 марта 2007г. он утверждает: холодная война против России и не прекращалась. «По моему убеждению, началась холодная война тоже не с речи Черчилля в Фултоне в 1946-м. Она велась против нашей страны давно, независимо от того, какой Россия была – монархической, демократической, социалистической или либерально-анархической (как в 90-е годы прошлого века). Началом холодной войны я считаю, не удивляйтесь, Смутное время, когда после взятия польскими войсками Смоленска и Москвы в Риме был объявлен общекатолический праздник в честь победы «истинной христианской веры» над «московским варварством». Уже тогда Россия была столь велика и сильна (или потенциально сильна), чтобы видеть в ней (оправданно или нет) угрозу»[4]. Примечательный момент: во время войны с Наполеоном при ставке русского главнокомандования находился англичанин сэр Роберт Вильсон. В качестве союзника он принимал участие в боевых действиях против французов, но, вернувшись в Англию, опубликовал очерк о том, что Россия слишком быстро усиливается, поэтому Англия должна принимать контрмеры. Эта книжка как своеобразная обработка европейского общественного мнения оказалась так популярна, что в Англии возникло целое русофобское движение. Или взять другую историю. В 1839 году Россию посетил француз-космополит Астольф де Кюстин и написал свои впечатления о николаевской России – яркий образчик пропаганды холодной войны. Он начинает с описания того, как на подходе к Кронштадту весь горизонт закрыт свинцовыми облаками, и на протяжении всего своего объёмистого труда не отмечает ни одного хоть мало-мальски светлого момента. А ведь это была Россия Пушкина, Белинского, Жуковского. Всё это осталось незамеченным, как будто книга была написана по заказу. Ещё один любопытный момент. По свидетельству Александра Керенского, в августе 1919 года премьер-министр Англии Ллойд-Джордж, выступая в палате общин по русскому вопросу, так ответил на упрёки в том, что не Англия оказывает достаточной помощи Колчаку и Деникину: «В том, что касается антибольшевистских устремлений, мы с ними полностью солидарны, но и тот и другой выступают за единую и неделимую Россию, чего мы одобрить не можем»[5]. Ситуация не изменилась и в дальнейшем: в противостоянии коммунизма и «свободных демократических ценностей» идеология играла служебную роль. В основе фундамента всегда лежали экономика и геополитика». Холодная война началась задолго до речи Черчилля в Фултоне. Выдержанная в умеренных тонах, очень реалистичная и разумная, в ней он просто констатировал ситуацию в общедоступных терминах. Тогда Советский Союз был окружён американскими военными базами со всех сторон, причём количество и качество этих баз неуклонно повышалось. Планы использования ядерного оружия против Советского Союза начали разрабатываться буквально с 45-го года и постоянно обновлялись. Американцы стремились не допустить попадания в Советский Союз высоких технологий, и остатки экономической блокады в виде злосчастной поправки Джексона–Вэника сохраняются до сих пор (поправка, препятствующая установлению режима нормальной торговли с США, была введена в 1974 году против СССР за препятствия выезду евреев в Израиль и США; ограничение после исчезновения СССР распространялось на 15 стран СНГ, включая Россию. Никаких препятствий выезду давно уже нет, но США не намерены расставаться с «удобным товаром, за который можно выторговать что-нибудь взамен»[6]). Против СССР велась активная подрывная деятельность – заброска диверсионных групп в Прибалтику (правда, от этой неудачной практики быстро отказались), поддержка лесных братьев, бандеровцев... Но выше каких-то военных приготовлений Никсон оценил эффективность «радиоголосов». Пропаганда, конечно, не была решающим фактором в крушении советской системы, но сыграла очень существенную роль: «Голос Америки» (радио правительства США), Радио «Свобода» (создана на деньги ЦРУ), британское BBC (русофобия в мягкой упаковке). И сейчас, как только у России появилась какая-то определённая внешнеполитическая линия, эти голоса зазвучали вновь и позиция Запада от внешнего дружелюбия начинает переходить к откровенной неприязни.