Когда же в первой половине 30-х годов двухсекторная теория сменилась теорией единого хозяйственного права, научная оценка обязательств начинает претерпевать новые весьма существенные изменения, с особой силой отразившееся в двухтомном Курсе советского хозяйственного права 1935 г. В то время, как П.И. Стучка, пусть посредством искусственного расширения смыслового объема купли-продажи, выводил общее понятие обязательства, обнимающее и договоры и деликты, двухтомник решительно отверг возможность образования такого понятия в советских условиях. По этой причине том второй названного Курса, посвященный обязательствам, сосредоточивается целиком на одних только договорах, а деликты бегло и поверхностно, не выходя за случаи причинения личного вреда гражданам, затрагиваются в томе первом. Уступая двухсекторной теории в своем отрицательном отношении к понятию обязательства в целом, теория единого хозяйственного права в то же время преимуществует перед ней благодаря воссоединению под эгидой общей категории всех без изъятия договоров, опосредствующих экономический оборот, кто бы ни был его участником и на какие бы основания такое участие ни опиралось. При этом в пределах воссоединенных договоров выделяли два крупных подразделения: хозяйственный договор «как форму движения социалистической собственности, организующую хозяйственные отношения между социалистическими предприятиями путем сочетания плана и хозрасчета», и гражданский договор, выступающий «в первую очередь как форма движения личной собственности», но являющийся вместе с тем «такой правовой формой, с которой наиболее целесообразно сочетаются децентрализованные методы планирования оборота и которая используется поэтому в системе советской торговли... в известной части и нашими хозорганами». Но, несмотря на разграничение двух групп договоров, все они, оставаясь в пределах одной и той же отрасли права, включаются в «единую систему договорных связей», цементируемых единством социалистической собственности государственного планирования» и сообща «опосредствующих социалистический товарооборот.
Дальнейший, еще более значительный, а по сути своей – решающий шаг в преодолении конструкций двухсекторной теории был сделан возрожденной во второй половине 30-х годов теорией единого гражданского права. Она восстанавливает общее понятие обязательства и в этом смысле как будто бы возвращается к преданной забвению позиции П.И. Стучки. Но осуществленное ею обобщение зиждется на иной фактической основе, будучи выработанным не путем введения категории купли-продажи в широком смысле слова, а посредством отбора однопорядковых правовых признаков, наблюдаемых у определенной совокупности таких юридических форм, которые служат целям выполнения народнохозяйственного плана или удовлетворения потребностей советских граждан. В то же время эта теория отказывается не только от межотраслевого, но даже от внутриотраслевого деления договоров на хозяйственные и гражданские, не допуская других научных абстракций, кроме абстракции гражданско-правового договора вообще, и порывая тем самым полностью как с двухсекторной, так и с хозяйственно-правовой концепцией.
Та же принципиальная линия проведена в опубликованной в 1940 г. книге М.М. Агаркова «Обязательство по советскому гражданскому праву» – первом посвященном общим проблемам обязательственного права произведения широкого плана, оставившей заметный след в советской цивилистической доктрине и продолжающем находиться в повседневном научном обиходе как одно из больших достижений теоретического и прикладного порядка. Автор раскрыл содержание этого сложного юридического феномена в свете им же разработанного общего учения о правоотношении и скрупулезно проведенного анализа всех образующих обязательство структурных элементов. Он охарактеризовал социальную сущность обязательственных правоотношений в СССР путем выявления таких обслуживаемых их укрупненными совокупностями конечных целей, как выполнение заданий народнохозяйственного плана, охрана социалистической и личной собственности, обеспечение социалистического распределения. В названной работе воплощено также ставшее поистине знаменитым учение о юридическом основании обязательств, выступающем в виде либо единичного факта, либо сложного фактического состава с различным правовым действием состава в целом и каждой из его частей в отдельности.
Первый в нашей литературе полнообъемный монографический анализ был представлен в относящейся в 1950 г. работе И.Б. Новицкого и Л.А. Лунца, которая прямо и называлась – «Общее учение об обязательстве». Авторы со значительными элементами новизны разработали проблему субъекта обязательств, их обеспечения, а также исполнения и ответственности за неисполнение. При изложении материала о структуре, цели и основаниях обязательственных правоотношений они неоднократно обращаются к полемике с М.М. Агарковым, находясь в то же время под явственно ощутимым влиянием его научных идей. Что же касается понятия обязательства, то оно сформулировано по буквальному тексту закона, без привлечения новых юридических признаков или отыскания определяющих их сущность экономических моментов. И неудивительно, что в ряде литературных источников, появившихся позднее, были предприняты попытки дальнейшего совершенствования ставшего традиционным понятия именно путем восполнения двух указанных его пробелов.
В этих целях обязательство иногда определялось как такое гражданское правоотношение, которое является юридическим выражением отношений обмена в социалистическом обществе. По степени раскрытия правового содержания обязательств эта формула гораздо беднее закрепленного в ГК 20-х годов легального определения, а по своим ограниченным обменом экономическим ориентирам она лишь отчасти отражает реальную действительность, ибо в безвозмездных обязательствах (например, дарении) ничего не обменивают, тогда как в обязательствах компенсационных (например, деликтных) материальные потери возмещают, но отнюдь не меняют на имущественное возмещение. И чтобы экономические ориентиры раздвинуть до требуемых масштабов, предлагалось, вместо обмена, говорить о перемещении имущества или иных результатов труда, а для детализации перечисленных в законе юридических признаков – отразить своеобразие правовых позиций участников обязательственных правоотношений в характеристике выполняемых ими функций, специфической направленности закрепляющих эти функции прав и обязанностей. В таком понимании обязательство означало бы закрепленное гражданским законом общественное отношение по перемещению имущества и иных результатов труда, в силу которого одно лицо (кредитор) вправе требовать от другого лица (должника) совершения определенных действий и обусловленного этим воздержания от совершения определенных других действий.
Но, не говоря о тех, кто допускает образование неимущественных обязательств, сформулированный вывод вызвал сомнения и у ряда авторов, склоняющихся к их всецело имущественной характеристике. Была, в частности, отмечена непомерная абстрактность отсылки к перемещению имущества для раскрытия подлинной экономической сущности обслуживающих его юридических институтов. Отстаивалась также реальная возможность таких жизненных ситуаций, когда должник выполняет одну только функцию воздержания и каких-либо активных действий совершать не обязан. Эти и другие не сходящие со страниц обязательственно-правовой литературы критико-аналитические аргументы, свидетельствуя о продолжающихся научных поисках, одновременно служат провозвестником новых, более плодотворных достижений в изучаемой области.
Вместе с тем, какими бы несовершенными или незаконченными ни были определения обязательств, принадлежащие отдельным авторам или авторским коллективам, советское правоведение за единичными лишь изъятиями в принципе всегда исходило из того, что речь идет об экономических, а не властных отношениях, образующих в своем единстве имущественный оборот, а не технику организации хозяйственно-производственной деятельности. Был предпринят пересмотр этого ранее едва ли не единодушно разделявшегося взгляда – сперва конспективно в статье А.Б. Годеса 1968 г. и затем развернуто в написанной И.А. Танчуком части коллективной монографии 1970 г. Обе публикации – молчаливо в первом и прямо выражено во втором случае – опираются на постулат тожества обязательственных и обладающих имущественным содержанием, снабженных имущественной санкцией относительных правоотношений. Насколько такой постулат оправдан научно и практически, можно судить по следующим обстоятельствам.
Во-первых, он противоречит многочисленным фактам реальной действительности, так как существует немало правообразований, в том числе, например, общая собственность, соавторство или сонаследование, которые, являясь относительными и обладая имущественным содержанием, тем не менее не становятся обязательствами. И лишь тот, кто стремится любой ценой преодолеть эти фактические затруднения, вынужден утверждать, будто обязанность сособственников воздерживаться от нарушений прав друг друга доказывает, что «в отношениях между участниками общей собственности (как и между соавторами, сонаследниками) можно выделить ряд связей, которые носят абсолютный характер». По тем же причинам говорят, будто требуемое для управления общей собственностью согласие всех ее субъектов свидетельствует при каждом своем выражении о заключаемом договоре и подтверждает таким образом, что «другой ряд связей, носящий относительный характер, никакой формы, кроме обязательства, принимать не могут». Между тем, какие бы пассивные функции сособственники ни выполняли, это так же не создает элементов абсолютности внутри отношений общей собственности, как признание договором каждого акта согласованного управления ею не превращает в договорное обязательство самое совместно управляемое общее имущество. Но с особой силой уязвимость выдвинутых аргументов проявляется в коренном отличии положения кредитора, права которого реализуются посредством исполнения своих обязанностей должником, от позиции участника общей собственности, который, хотя и ограничен однопорядковыми правами других сособственников, в пределах своей доли непосредственно владеет, пользуется и распоряжается общим имуществом.