И.В. Сталин писал нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов «держал военное дело в своих руках», с железной волей и любой ценой добиваясь решения поставленных задач. Только после его одобрения и согласования с отделами ЦК партии принимались постановления и распоряжения СНК, Экономсовета и Комитета обороны по военным вопросам. Многие из них, как свидетельствуют факты, сыграли важную роль в развитии военного строительства и укреплении обороноспособности СССР в чрезвычайно сложной и противоречивой обстановке накануне войны. Сталин обладал обширной информацией, участвовал в заседаниях Главного военного совета Красной Армии, в совещаниях военных конструкторов, в приемке на вооружение новых образцов боевой техники. Однако он далеко не всегда учитывал мнения специалистов-профессионалов, считал себя непререкаемым авторитетом во всех отраслях военного дела, мог отменять или изменять любые правительственные постановления, не посвящая в свои планы высшее военное руководство. «Доктрина, - отмечал Н.Г.Кузнецов, - скрывалась в голове Сталина, а он неохотно делился своими мыслями и соображениями».
Г.К. Жуков, стоявший во главе Генерального Штаба накануне войны, отмечал, что «И.В.Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В.Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и возможностях нашего потенциального врага». Так, для наиболее рационального использования ресурсов страны на случай войны важное значение имела разработка мобилизационного плана для всех отраслей промышленности. В марте 1941 г. такой план был разработан Генштабом и представлен председателю Комитета обороны. Однако дальше многочисленных обсуждений дело с решением этого сверхсрочного вопроса не пошло. «Много говорили, спорили, доказывали, - писал Г.К. Жуков, - но настало лето, мобилизационный план по военной продукции так и остался неутвержденным. И только тогда, когда грянула война, все стало делаться наспех, распорядительным порядком, зачастую неорганизованно и в ущерб одно другому».
Видный советский военный деятель Б.М. Шапошников неоднократно убеждал партийно-государственное руководство о необходимости заблаговременного принятия мер по оперативному прикрытию важнейших промышленных центров и районов от возможных ударов врага. Он писал: «Должны быть приняты меры: 1) к отнесению вглубь территории страны фабрик и заводов, которые будут работать на оборону, не говоря уже о чисто военных заводах; 2) по прикрытию индустрии и предприятий добывающей промышленности, если таковые находятся вблизи границы; 3) к защите таких центров от воздушных налетов противника». Однако таких мер перед нападением Германии предпринято не было, что привело к огромному ущербу и потерям в военно-экономическом потенциале СССР с первых же дней войны. Около 90% предприятий военной промышленности и десятки тысяч других заводов оказались на территориях, подвергшихся вражеской оккупации или в непосредственной близости от прифронтовой полосы. Лишь часть их них с огромными усилиями удалось эвакуировать на восток уже после начала войны.
Слабая компетентность высшего эшелона власти во многих оперативных и военно-технических вопросах, господство командно-приказных методов руководства со стороны партийно-государственной номенклатуры проявлялись в организации военной промышленности особенно остро. Как отмечал нарком вооружения Б.Л. Ванников, «вопросы о сроках и качестве решались не на основе учета реальных научно-технических возможностей, а путем нажима... В результате новая оборонная продукция не полностью удовлетворяла первоначально установленным тактико-техническим требованиям. Это приводило к конфликтам между конструкторами, производственниками и заказчиками, к срыву сроков и крупным непроизводительным расходам». Ни одно из государств в те годы не избежало ошибок в военно-технической политике, но у нас же, по оценке Б.Л. Ванникова, «ошибки такого рода были исключительно результатом принятых в спешке решений, подчас продиктованных не знаниями и опытом, а дилетантским верхоглядством».
Вышеприведенные оценки важны, на наш взгляд, не столько для характеристики личных качеств Сталина и его окружения, сколько для понимания сущности и особенности командно-бюрократической системы, в рамках которой проходила подготовка страны к отражению фашистской агрессии.
До 80-х гг. в нашем официально-государственном и научном лексиконе по отношению к СССР не применялось понятие «военно-промышленный комплекс» (ВПК). Этот термин, как известно, был введен президентом США Д. Эйзенхауэром, подчеркивавшим всесилие и определяющее влияние крупных монополий и военных кругов на принятие государственных решений по военно-экономическим вопросам. Но применительно к СССР использование этого понятия должно учитывать существенные различия и специфику советской действительности по сравнению с США. Нельзя не согласиться, на наш взгляд, со следующими соображениями, высказанными одним из руководителей российского военно-промышленного производства М. Малеем: «Опираясь на известное определение президента Эйзенхауэра, советологи, политологи и другие специалисты США, Европы, в меньшей степени Японии пугали мир и самих себя всесилием ВПК в СССР. Редкие специалисты в то время обращали внимание на принципиальные отличия ВПК СССР от ВПК США... В СССР никогда не было ни властного военного комплекса, ни властного промышленного комплекса, ни военно-промышленного комплекса по определению Эйзенхауэра. Реальностью был партийный комплекс на уровне политбюро ЦК КПСС, которое всегда принимало решения и военного, и промышленного назначения. Никогда никакое собрание директоров оборонных предприятий не решало судьбу того или иного члена политбюро...
Напротив, судьбу руководителей оборонной промышленности и армии решали даже не члены политбюро ЦК КПСС, а гораздо меньшего ранга работники ЦК».
Сложившаяся в СССР социально-экономическая система с полным огосударствлением средств производства, сосредоточением в руках партийно-государственных органов монопольного управления развитием производительных сил, жестким директивным планированием и распределением ресурсов, снабжением отраслей народного хозяйства материально-техническими средствами по фиксированным ценам, сверхцентрализация и регламентация всей экономической жизни страны являлись тормозом в демократическом развитии общества и обусловливали преимущественно экстенсивные пути в развитии промышленного производства. Однако диалектика социально-экономических отношений была такова, что эти же факторы, особенно плановое ведение народного хозяйства, создавали повышенные возможности и преимущества в концентрации общественных и государственных усилий на наиболее сложных и тяжелых участках народного хозяйства, особенно в экстремальной предвоенной и военной обстановке, требовавшей предельной мобилизации сил для решения общегосударственных задач. Известно, что в 30-х гг. усиление государственного вмешательства в экономическую сферу и внедрение различных форм государственного регулирования были одной из ведущих тенденций в экономической жизни крупнейших зарубежных стран.
В предвоенные годы многие ученые считали, что в молодом по возрасту советском обществе идет закономерный поиск новых форм хозяйствования и без научно проработанных государственных планов и программ (особенно по таким ключевым проблемам, как энергетика, оборонный комплекс, пути сообщения, связь, социальная защита трудящихся, система образования и культуры, экология), трудно представить возможность достижения научно-технического прогресса и роста производительных сил страны в целом. Такой всемирно известный ученый как академик П.Л. Капица в письме президенту Академии Наук СССР в феврале 1938 г. подчеркивал, что только путем государственного планирования можно было «добиться такого быстрого развития народного хозяйства, какое наблюдается у нас. Отрицать, что плановость в нашем народном хозяйстве есть основное и сильнейшее звено, является полной нелепостью». На практике же планирование при тоталитарном режиме, ставка на партийно-государственную номенклатуру в решении даже узкоспециальных вопросов, бюрократическая сверхцентрализация, доведенная до «последней гайки» и сковывавшая самостоятельность промышленных предприятий, абсолютизация «вала», количественных показателей в ущерб качественным препятствовали повышению эффективности производства. Сколь высоко ни оценивал П.Л. Капица сам принцип плановости, столь же нелицеприятно он отзывался о неумении воплощать его в жизнь, в частности в сфере науки и ее связи с производством. «Пока что у нас, - писал он, - с планированием научного хозяйства очень скверно, даже хуже, чем в некоторых капиталистических странах».
В конце 30-х годов в связи с увеличением потребностей в военной технике и ее усложнением все больше материальных, людских, финансовых ресурсов шло на военное строительство и содержание армии. Удельный вес военного сектора экономики из года в год возрастал. В третьей пятилетке (1938 - первая половина 1941 г.) расходы на оборону, по официальным данным (не учитывающим всю совокупность затрат на военное строительство) составили 26,4% государственного бюджета против 12,7% во второй пятилетке и 5,4% в первой пятилетке. В 1940 г. военные ассигнования превысили расходы на всю промышленность в 2,2 раза, на сельское хозяйство - почти в 5 раз. В структуре военного бюджета заказы на поставку оружия и расходы на другие материально-технические средства и капитальное строительство превышали 60%.