Царём был провозглашён Лжедмитрий под именем Дмитрия Ивановича. Вместе с царской семьёй были арестованы и другие Годуновы, а также их родственники Сабуровы и Вельяминовы. Москву в это время, воспользовавшись ситуацией, фактически контролировал от имени «Дмитрия Ивановича» Богдан Бельский, двоюродный брат Марии Годуновой. Бельский всенародно поклялся москвичам, что именно он спас царевича Дмитрия в Угличе. Самозванец не мог ему доверять, как родственнику Годуновых, и вскоре заменил его на присланного из Тулы Василия Васильевича Голицына.
Но толпа не могла этим удовлетвориться. Её страсти к насилиям разгорелись; мужики разграбили и разнесли дома заключённых. И этого было мало. Рассвирепевшие мстители набросились на иностранцев, особенно на немецких врачей царя. Эти продавцы снадобий имели богатые погреба. Толпа бросилась в них и подогрелась на новые бесчинства. Бояре могли проявить свою власть только тем, что отправили посольство в Серпухов, в стан Лжедмитрия. В его состав вошли представители высшей московской знати – князь Ф.И. Мстиславский, князь – И.М. Воротынский, князь – В.И. Шуйский с братьями Дмитрием и Иваном. Высокие господа встретились с самозванцем.
Узнав ещё в Туле о покорности столицы, «царевич», признанный теперь царём, выслал часть своей армии под начальством Басманова, с тем, чтобы занять её. Заведывание делами он поручил князю Голицину с двумя товарищами – князем Василием Рубцем-Масальским и дьяком Сутуповым, которые раньше выслужились тем, что сдали ему Путивль. Отправляясь в Москву раньше своего повелителя, они, несомненно, получили указания, как поступить с Годуновыми.
Голицын с товарищами, прежде всего, устранили патриарха Иова – единственного человека, оставшегося верным Фёдору. Его схватили во время службы в Успенском Соборе и простым монахом отправили в монастырь города Старицы. Родственников Фёдора отправили в ссылки по разным местам, а самого предприимчивого из них Семёна Годунова задушили в Переяславле. Что произошло в доме, где жил низложенный царь описывается в разных источника по-разному. Но смысл понятен – было совершено жестокое убийство. В дом этот, принадлежавший когда-то Малюте Скуратову, 10 июня 1605 года ворвались князья Голицын и Масальский с подручными стрельцами. Царицу Марию Григорьевну задушили. Юный Фёдор, от природы наделённый необычайной силой, долго боролся с четырьмя убийцами, которые едва могли одолеть его. Отличился дьяк Шелефетдинов – он размозжил ему голову, затем Фёдор был додушен. Ксения была несчастнее матери и брата – она осталась жива.
Московским жителям объявили, что Фёдор и Мария отравились, приняв яд, но их трупы, выставленные на показ, имели без сомнения все признаки насильственной смерти. Народ толпился у бедных гробов, где лежали венценосные жертвы. Многие смотрели не только с любопытством, но и с сожалением. Жалели вдову Бориса, но ещё больше жалели Фёдора, как совершенно невинную жертву, который подавал большие надежды для народа и счастья России. Жалели несчастную Ксению, которую ждала незавидная доля.
Но и на этом мятежники не успокоились. Они выкопали тело Бориса, положили его в дешёвый гроб и вместе с телами Марии и Фёдора, без отпевания, без всех обрядов похоронили как безродных в Девичьем монастыре Святого Варсонофия на Сретенке. Так пресмыкавшиеся перед тираном-самозванцем знатные бояре-изменники решили посмертно лишить почестей законно избранного, но «худородного» царя Бориса Годунова.
В 1606 году останки Годуновых, наконец, обрели покой. По распоряжению царя Василия Шуйского останки их торжественно перенесли в Троице-Сергиев монастырь, гроб Фёдора Борисовича несли 20 бояр, где в особой усыпальнице, возведённой в 1783 году, они покоятся и сейчас.
Э. Радзинский пишет: «В 1918 году великий князь Николай Михайлович Романов сделал горькую запись в своём дневнике о том, как в течении сорока восьми часов буквально все предали Государя всея Руси – вельможи, военачальники и даже двор, ещё вчера угодничавший и льстивший…В 1605 году некому было сделать такую запись, но изменили и предали также – все и сразу».
Так бесславно закончила свои дни династия Годуновых.
Современники русские и иностранные, а также многие историки расценивали Фёдора, его мать и сестру как невинных жертв преступного властолюбия Бориса Годунова, покаранного Богом за убийство царевича Дмитрия. Такая точка зрения выражена уже в анонимном «Ином сказании» времён Василия Шуйского: «О, ослепление, о его неистовства, о многие окаянства… Где его супруга и любимые чада? Кто может его жену и чад отнять у палача?». В наше время, когда царь Борис в значительной степени исторически «реабилитирован», такой взгляд кажется упрощённым, однако то, что Фёдор, всесторонне подготовленный к престолу талантливый и образованный юноша, заслуживал лучшей участи и мог стать одним из выдающихся русских государей, едва ли ставится под сомнение. Политический хаос Смутного времени поглотил многие прогрессивные начинания Бориса Годунова вместе с его наследником, который, возможно, был бы достойным продолжателем отцовской политики.
2) Фёдор Годунов – правитель
Правление Фёдора Годунова считается самым коротким в истории России – оно продолжалось всего 49 дней.
Достигнув венца сомнительным путём, Борис Годунов был всё же царём законным, поэтому сын его – Фёдор унаследовал право на престол тоже законно. Борис Годунов сразу после своего избрания царём позаботился о продолжении своей династии. Он сделал сына соправителем и приказал именовать его государем царевичем «всея Руси». Царевич самостоятельно сносился с иноземными дворами. Борис позаботился о том, чтобы заблаговременно подготовить всю процедуру передачи власти наследнику. В обращении патриарха к народу было сказано, что царь Борис, умирая, после себя приказал на царство сына и благословил его крестами, которыми венчаются на царство. Патриарх с освященным собором благословили нового царя, а члены Боярской думы, дворяне, дети боярские, приказные люди, гости и всех сотен торговые люди в присутствии патриарха принесли присягу на верность Федору Борисовичу. Очевидцы свидетельствуют, что именно так все и произошло. Бояре, дворяне, купцы и простой народ были вызваны в Кремль и приведены там к присяге.
Жители Москвы спокойно присягнули Федору, целовали крест: «Государыне своей царице и великой княгине Марье Григорьевне всея Руси, и ее детям, государю царю Федору Борисовичу и государыне царевне Ксении Борисовне». Форма присяги та же самая, что и Борису, но прибавлено: «И к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ним и его советниками не ссылаться ни на какое лихо, не изменять, не отъезжать, лиха никакого не сделать, государства не подыскивать, не по своей мере ничего не искать, и того вора, что называется царевичем Дмитрием Углицким, на Московском государстве видеть не хотеть». Здесь самозванец не назван Отрепьевым не потому, что само правительство переменило мнение о его происхождении, но чтоб отнять у изменников всякую оговорку в нарушении присяги, чтоб они не могли сказать: мы не нарушили клятвы и не присягаем Отрепьеву, потому что царевич не есть Отрепьев, - так, по крайней мере, объясняли это самозванцу сами изменники: «Форма присяги, - говорили они, - иначе была нам выдана, не так, как мы разумели, имя Гришки в ней не упомянуто, чтобы мы против тебя, природного государя нашего, действовали и тебя в государи себе не избрали». Прибавлена была особая присяга для дьяков: «Мы, будучи у ее государынина и государева дела, всякие дела делать вправду, тайных и всяких государевых дел и вестей никаких никому не сказывать, государыниной и государевой казны всякой и денег не красть, дел не волочить, посулов и поминков ни у кого не брать, никому ни в чем по дружбе не норовить и не покрывать, по недружбе ни на кого ничего не затевать, из книг писцовых, отдельных и из дач выписывать подлинно прямо». В присяге Федору Борисовичу может удивить то обстоятельство, что имя царицы Марьи Григорьевны поставлено впереди: из этого вовсе не следует, чтобы Федор вступил на престол под опекою матери; в противном случае надобно бы предположить, что и царевна Ксения была соправительницей брату. И присяга при вступлении на престол отца Федорова также дана была целой семье: царю Борису, жене его, царевичу Федору, царевне Ксении и тем детям, которых им вперед бог даст. Любопытно, что в грамотах владыкам о молебствии за нового царя вступление на престол Федора рассказывается точно так же, как рассказывалось о вступлении на престол отца его: «По преставлении великого государя нашего, святейший Иов и весь освященный собор и весь царский синклит, гости и торговые люди и всенародное множество Российского государства великую государыню царицу Марью Григорьевну молили со слезами и милости просили, чтобы государыня пожаловала, положила на милость, не оставила нас, сирых, до конца погибнуть, была на царстве по-прежнему, а благородного сына своего благословила быть царем и самодержцем; также и государю царевичу били челом, чтобы пожаловал, по благословению и приказу отца своего, был на Российском государстве царем и самодержцем. И великая государыня слез и молений не презрела, сына своего благословила, да и государь царевич, по благословению и по приказу отца своего, по повелению матери своей нас пожаловал, на Московском государстве сел». Вероятно, хотели показать, что, кроме благословения отцовского, Федор принял престол вследствие единодушного желания и слезного моления народного. В Москве все присягнули без сопротивления. В главных городах — Новгороде, Пскове, Казани, Астрахани, в городах Замосковья, Поморья и Сибири присяга также прошла без затруднений. Составленные там книги были спешно присланы в столицу. В царском архиве хранилась «связка, а в ней записи целовальные... после царя Бориса царице Марье и царевичу Федору всяким людям по чином». Православные целовали крест, но состояние умов в жителях областей было подозрительно, и потому в грамотах, разосланных к воеводам с приказанием приводить жителей к присяге, было прибавлено: «Берегли бы накрепко, чтоб у вас всякие люди нам крест целовали, и не было бы ни одного человека, который бы нам креста не целовал». Текст подкрестной записи царя Федора полностью повторял текст, составленный при воцарении Бориса Годунова. Он содержал непомерно длинный перечень обязательств, ограждавших безопасность царской семьи.