Во втором томе издания представлены также тексты важнейших договоров, подписанных бывшими противниками с начала 1918 г., приводятся итоги войны в цифрах, публикуются воспоминания политических деятелей, участвовавших в создании Версальской системы.
Нельзя не согласиться с профессором А. Уткиным, что Первая мировая война открыла новый пласт национальной истории России, создала предпосылки революции, гражданской войны, построения социализма и многих десятилетий разобщения с Европой. Она должна послужить грозным предостережением относительно хрупкости человеческой природы, способной слепо повести по дороге самоуничтожения охарактеризуйте точки зрения, существующие в современной отечественной историографии о значении и последствиях заключения Брестского мира.
Советская историография на протяжении многих десятков лет следовала практически неизменной схеме, согласно которой Брестский мир явился выдающейся победой стратегии и тактики Ленина, заключившего компромисс с германским империализмом в условиях, когда дело всеобщего мира было сорвано империалистами Антанты и США.
В 1990 году историк А.В. Панцов предположил, что Брестский мир стал не выдающейся победой ленинской стратегии и тактики, а победой Ленина над самим собой, над своими прежними взглядами. В последнее время дискуссия на страницах "ЗН" о том, как реорганизовать Национальную академию наук, дополнилась соображениями ее руководителей относительно места в истории революций в целом и украинской в частности. В статье "Украина и Брестский мир" (№3 за 2008 год) член-корреспондент НАН Украины Валерий Солдатенко затронул щекотливый, контроверсионный и малоизвестный вопрос о Берестейской мирной конференции. Повод - книга российского историка Ирины Михутиной "Украинский Брестский мир. Путь выхода России из Первой мировой войны и анатомия конфликта между Совнаркомом РСФСР и правительством Украинской Центральной Рады". На беду автора, ее труд попал в поле зрения экспертов в рамках акции "Книга года" и уже был отзыв на полосах Книжника-review, №6 - 2007. Статья В. Солдатенко не является ни рецензией, ни основательным анализом - академик использовал книгу И. Михутиной для того, чтобы высказать собственное мнение по поводу событий того времени.
Осталось вне внимания академика и московское издательство "Европа", которое дало книге жизнь. А выбрано оно потому, что отличается оголтелой пропагандой евразийства и крайне антиукраинской заангажированностью авторов, труды которых искусно камуфлируются под наукообразный анализ. То, что для В. Солдатенко - "пожалуй, не случайно", для аналитика - вполне прогнозируемо. Жаль, что украинский академик вспомнил об "ознаменовании 90-летия событий революционной эпохи" значительно позже, чем россиянка. Кстати, книга И. Михутиной не относится к откровенно пропагандистским и приближается к настоящему научному исследованию.
Хотя В. Солдатенко и подчеркивает, что "феномен Бреста, поведение украинской делегации, сущность принятых решений остаются чрезвычайно интересным материалом и для российских, и для украинских историков", тем не менее, не освещает концептуальных подходов историков-соседей и практически не дает объективного анализа условий работы украинской делегации и непредубежденной оценки достигнутых ею результатов. Но ведь И. Михутина не только позиционирует свой труд как "подлинную историю заключения Брестского мира", она безапелляционно определяет победителя (Германия), побежденного (Россия) и "джокера" (Украинская Центральная Рада). Таким простым и элегантным способом отождествлены советы с большевизмом, а большевизм с Россией.
Волей судьбы и истории молодая Украинская Народная Республика оказалась на пересечении интересов соседей. Страны Антанты, Четверного союза, Российской и Оттоманской империй изнемогали от Первой мировой. Эта усталость привела их на исторические украинские территории - в город Берестя (наш академик вслед за И. Михутиной предпочитает новейшее название - Брест, и эта второстепенность симптоматична).
Именно историко-правовой анализ должен дать убедительный ответ прежде всего на два вопроса: кто именно и о чем должен был договариваться в Бересте и на каких основаниях. Со странами Четверного союза все более или менее понятно. А кто и почему должен был с ними вести переговоры - предмет исследования.
Для И. Михутиной проблем не существует. Она не сомневается в нелегитимности Центральной Рады. Между тем Совет народных комиссаров, на то время представлявший весьма незначительную часть населения России, является для нее вполне легитимным. Вот так: большевистская смута - это хорошо, а законно избранная рада - нет. Об этом академик из Украины - ни слова. Аналогично размышляли тогда и большевики: признать независимость Польши еще можно, Украины - никогда.
Следующий вопрос - работа делегаций. В. Солдатенко признает, что без возможности для маневра, без профессиональных дипломатов (где же их найти в революционной Украине?) и опыта ведения переговоров с зубрами европейской дипломатии, без связи с правительством и практически без предварительных директив (М. Грушевский инструктировал делегацию при совсем других обстоятельствах в самой Украине) молодые украинские патриоты желали невозможного: "воспользоваться трудным положением, в которое попали правительства Германии и особенно Австро-Венгрии, для осуществления давних украинских территориальных притязаний: воссоединить с Великой Украиной ее западные территории". Возможно историкам и не стоит давать оценки дипломатам, но рецензентам это по силам. Поэтому отметим, что уже сам факт участия в переговорах был победой юной украинской дипломатии. Для сравнения: с самого начала (28 декабря 1917 г.) глава московской делегации Л. Троцкий не возражает против участия украинцев в конференции. Но узнав об их тайных переговорах с немцами, он меняет подход и выдвигает новые требования: ввести в состав московской делегации украинцев; допустить к переговорам делегацию советского Харькова; не признавать представителей Центральной Рады, поскольку они уже никого не представляют (по большому счету так оно и было). В конце концов, при попустительстве дипломатов стран Четверного союза он добился выгодного для Москвы перерыва в переговорах.
Объявление войны в царской России вызвало панику среди промышленных кругов. На заводы посыпалась масса заказов, с которыми они не справлялись, большая часть военной продукции вырабатывалась на государственных военных заводах. Казенная промышленность с отсталым техническим оборудованием, не смогла удовлетворить запросы фронта. Многое из того, что имелось на вооружение других армий русская военная промышленность вообще не выпускала.
Пытаясь выйти из создавшегося трудного положения, царское правительство пошло сначала по пути организации больших военных заказов в союзных странах. Но длительные сроки их выполнения и трудности доставки, связанные с боевыми действиями на Черном и Балканском морях, заставили царское правительство привлечь для удовлетворения военных нужд частную промышленность. Принятые меры позволили в значительной степени улучшить снабжение армии.
Многие предприятия, не имевшие отношения к войне, стали получать военные заказы. В результате сократили или совсем приостановили выпуск мирной продукции. Милитаризация частных предприятий вызвала развал в тех отраслях промышленности, которые удовлетворяли насущные потребности всего народного хозяйства и населения, что вело к анархии производства и к хозяйственной разрухе.
В катастрофическом состоянии находился транспорт. Крупнейшие паровозо-вагоностроительные заводы, выполняя военные заказы, резко снизили выпуск подвижного железнодорожного состава. Разбитые в войне старые паровозы и вагоны не могли справиться с перевозкой важнейших грузов. Население центральных городов голодало, в то время как из-за отсутствия транспорта на Волге, Каспии и Дону портились огромные запасы мяса, рыбы, хлеба. В 1916 году гора не перевезенных грузов составила 127 тыс. вагонов. Транспорт находился в состоянии глубокого кризиса, справиться с которым в условиях царской России оказалось невозможным.
В трудном положении находилось и сельское хозяйство. За годы войны из села в армию было мобилизовано 48% мужского населения. Нехватка рабочих рук привела к сокращению посевных площадей, росту цен на обработку сельскохозяйственной продукции, а в конечном итоге - и к росту розничных цен. Огромный ущерб нанесен и животноводству. Резко сократилось общее поголовье скота.
Все это имело свои последствия. В стране до крайности обострилась продовольственная проблема, связанная с транспортом, другими неурядицами. Она все больше охватывала и армию, и гражданское население. Положение в значительной мере усугубилось расстройством финансов. Товарная ценность рубля к 1917 году составляла 50% довоенного, а выпуск бумажных денег увеличился в 6 раз.