Все это производит тягостное впечатление на незападный мир, который воспринимает эти явления как глубокий кризис, если не упадок и деградацию демократии, как закат западного мира и европейской цивилизации, что касается уже не только Америку, но и всех нас. Результатом такого разочарования становится рост антиамериканизма, а, поскольку США претендуют на роль лидера и "лица" западного мира, разочарование в США усугубляет неприязнь вообще к западной, изначально христианской цивилизации.
Такие авторитетные для Вашингтона (когда речь идет о других странах) организации как "Хьюман райтс уотч" и "Международная амнистия" постоянно критикуют США за нарушения прав человека внутри страны и отклонения от норм гуманитарного права, допущенные в Афганистане, Ираке, других странах.
В правозащитных оценках США наблюдается явное лицемерие в том, что касается движения к демократии в таких странах, как Ирак или Афганистан, измученных острейшими внутренними конфликтами, в обстановке сохраняющегося иностранного военного присутствия. Например, в Ираке сейчас под арестом без суда и следствия находятся 30 тысяч человек, половина из которых удерживается коалиционными силами. Из 15 тысяч арестованных иракскими властями только 8 тысяч содержатся в центрах заключения, подвластных иракскому министерству юстиции, то есть на более-менее законных основаниях. Не хотят замечать в США и нарушения прав не получившего гражданства русскоязычного населения в Эстонии и Латвии. Обходят стороной американцы проблемные вопросы русского населения на Украине, где грубо нарушается ратифицированная украинским парламентом Конвенция о региональных языках, правозащитную ситуацию в Грузии.
Наряду со всем явными внешнеполитическими целями Вашингтона в этой области несомненную опасность представляет склонность прикрывать свои цели в международной политике мировой целью, вроде победного шествия демократии во всем мире, заменившей лозунги Н.С.Хрущёва о победе коммунизма во всемирном масштабе. Весь мир давно расценивает это как ширму, исключающую критику США за рубежом и внутри страны прикрывающую истинные американские интересы, преследуемые в мировой политике. Таков же эффект от муссирования якобы повышенной внешней угрозы безопасности США, в условиях которой кажутся оправданными любые нарушения соблюдения фундаментальных принципов демократии, прав и свобод граждан.
Предпринимаемые вашингтонской администрацией меры по «демократизации стран Центральной Азии» порождают обратный эффект, своего рода «эффект бумеранга», потому что во многих странах мира, особенно в области СНГ, демократические ценности США и Запада начали восприниматься как главный инструмент геополитики США, целью которой является создание благоприятных условий для установления контроля над добычей и транспортировкой нефти и газа из бассейна Каспийского моря.
Навязывание американского или европейского стандартов политики демократии и культуры не всегда соответствует национальным и культурным особенностям стран, где запланировано осуществить «демократические революции». Но путем военных действий и массовых волнений установить демократию невозможно.
Таким образом, выявленные особенности внешней политики США свидетельствуют о масштабности ее охвата, амбициозности, а также о стремлении укрепить господство США на мировой арене, в качестве единственного регулятора и построителя демократии в мире. Также стало очевидным, что для более получения более полной картины внешнеполитических особенностей демократической партии США, необходимо изучить внешнеполитический вектор заданный последним и ныне действующим президентов от данной партии.
Анализ итогов внешнеполитической деятельности двух сменивших друг друга администраций – Б. Клинтона и Дж. Буша-мл. – позволяет сделать вывод о неизменности основного содержания международного курса мирового лидера. На протяжении шестнадцати лет США в критических для себя или их союзников ситуациях без колебаний прибегали к односторонним действиям, использованию силы и т.д., игнорируя решения ООН и мировое общественное мнение. Разумеется, и сам президент, и его личные качества, накладывали отпечаток на те, или иные решения, но определяющим, безусловно, являлась международная обстановка. Естественно, что реакция США на внешние вызовы до 11 сентября 2001 г., и после этой даты, различались принципиально, т.к. страна ощутила себя в состоянии войны. Главное – продолжение наступательной тактики возникает в результате своеобразного вакуума.
Юбилейная конференция НАТО, формально завершившаяся демонстрацией единства и успешной презентацией Б. Обамы в качестве лидера «западного мира» (если этот термин еще имеет право на существование), оставила больше вопросов, чем дала ответов. Прежде всего, на главный вопрос – кто и в какой степени будет реально участвовать в боевых действиях Афганистане, когда и при каких условиях будет осуществляться дальнейшее расширение НАТО, чем будет заниматься НАТО в условиях расширения ее ответственности до глобальных масштабов.
Об относительной преемственности с предыдущей администрацией говорит и распределение амплуа в кабинете Б. Обамы, где вице-президент играет роль «ястреба», госсекретарь – «голубя», а сам президент, как и положено, верховного арбитра.
В нынешней дискуссии между Европейским Союзом и Соединенными Штатами Америки о разработке европейской политики в области безопасности и оборонной политики слились в единое целое аргументы о распределении бремени и разделе власти. Если развитие равноправных и тем самым конкурентоспособных трансатлантических экономических отношений США научились признавать, то инициатива Европейского Союза в отношении политики безопасности вызывает в Вашингтоне диктуемые политикой сомнения. Эта политика рассматривается преимущественно как потенциальная угроза, как конкуренция с НАТО, а не как возможность будущего перераспределения военного бремени. Европейцы, напротив, считают, что европейская политика в области безопасности и обороны не представляет опасности для НАТО, и что им нужно, во всяком случае, обрести способность действовать в плане оборонной политики самостоятельно, если они сочтут это необходимым.
Правда, нынешняя способность европейцев создать подобные военные структуры кажется ограниченной ввиду нехватки денег и слабости инфраструктуры. В обозримом будущем европейские вооруженные силы вряд ли смогут стать действительно независимыми от НАТО, поэтому США будут и впредь сохранять доминирующую позицию внутри Североатлантического альянса. Однако возникает вопрос, удастся ли европейцам создать такой военный потенциал, который позволит действовать в кризисных ситуациях, подобных той, что возникла, к примеру, на Балканах. После войны в Косово и последовавшего в этой связи преодоления военной слабости Европы, в усилиях европейцев разработать жизнеспособную политику в области безопасности и обороны просматривается элемент гордости. Это - логическое продолжение основной идеи, лежащей в основе европейской интеграции, и желания более прочно сбалансировать трансатлантические отношения.
Что означает «баланс» в политическом смысле, пока неясно. Европейцы говорят о перераспределении бремени, ответственности и власти. Американцы озабочены тем, что разделение труда сведется к тому, чтобы возложить на США львиную долю военных тягот и ответственности в кризисных ситуациях. Сам по себе вызов состоял бы, собственно, в том, чтобы произвести разверстку бремени, власти и ответственности внутри масштабной системы альянса, который сможет дозированно отвечать на кризисы и угрозы. Это видение нуждается еще в конкретизации по обеим сторонам Атлантики.
К чести Обамы нужно отметить, что он предпринял поистине титанические усилия для того, чтобы изменить отношение США к внешнему миру и более органично вписать страну в формирующийся исторический контекст XXI века. На удивление ему это хорошо удается. Менее чем за год президент полностью пересмотрел основополагающую концепцию американской внешней политики в отношении нескольких важных геополитических вопросов: ислам - не враг, и нынешняя роль Соединенных Штатов в мире не определяется «глобальной войной с террором»; США будут играть роль справедливого и настойчивого посредника в деле достижения долговечного мира между Израилем и Палестиной; Вашингтону следует вести серьезные переговоры с Ираном по поводу его ядерной программы, а также по другим вопросам; борьба с повстанческим движением в тех провинциях Афганистана, которые находятся под контролем движения «Талибан», должна быть преимущественно политической, а не военной.
Как это ни парадоксально, несмотря на явно выраженное желание Обамы, похоже, что в ближайшем будущем для Вашингтона открывается меньше перспектив улучшить стратегически важные отношения со своим ближайшим политическим, экономическим и военным партнером - Европой. Предшественник Обамы оставил здесь тяжелое наследие, впечатление от которого нынешнему президенту удалось немного сгладить в том, что касается общественного мнения. Однако подлинное стратегическое сотрудничество в глобальном масштабе невозможно с партнером, у которого не только нет авторитетного и четкого политического руководства, но даже и внутреннего согласия по поводу мировой роли, которую он должен играть.