Точка зрения октябристов и умерено-правых, составлявших подавляющее большинство в думской комиссии, анализировавшей правительственный законопроект, отражала её официальную позицию. Главной силой наказания являлась, по их мнению, отличному от мнения правых, не его жестокость, которая никак не сказывалась на росте преступности, а неотвратимость. На взгляд октябристов, определённые категории заключённых «небезнадёжны» и, несомненно, могли быть исправлены. Поправки центристов, касавшиеся гарантий, предоставляемых условно-досрочно освобождённому, носили, в основном, прогрессивный характер. Так, благодаря усилиям комиссии, был расширен круг лиц, которые могли быть вызваны судом для принятия решения о предоставлении условно-досрочного освобождения, и предусмотрена возможность выслушивания условно-досрочно освобождённого в суде, который принимал решение об отмене этой меры.
Комиссия воспротивилась поправкам:
– ввести непосредственный полицейский надзор за условно-досрочно освобождённым;
– лишить его права на условно-досрочное освобождение за совершение любого правонарушения, влекшего в качестве наказания тюремное заключение;
– отменить статью, согласно которой было возможно дополнительное ходатайство об условно-досрочном освобождении в случае отмены первоначального (как меры слишком «жестокой»).
Однако исправление преступников, цель которого состояла в том, чтобы понизить уровень преступности и особенно рецидива, должно было, на взгляд октябристов, совершиться, в первую очередь, угрозой отбытия не отбытого ещё наказания, и одну из главных ролей в нём должно было наряду с «внутренними мотивами исправления» сыграть подчинение режиму и трудолюбие, проявленное в местах лишения свободы. В организации этих мер они главную роль отводили тюремной администрации, которая, по их мнению, отличному от мнения правых, была достаточно дееспособна, чтобы справиться со своей задачей, а также соответствующему контролю после предоставления условной свободы. Поэтому, с другой стороны, они возражали и против поправок «слева» об обязательном согласии условно-досрочно освобождённого на назначение определённого опекуна, т.к., по их мнению, если сделать обязательным такое согласие, то возможно назначение лиц «более-менее одного с преступником образа поведения» [1, ст. 340].
Главную роль в организации самого этого условно-досрочного освобождения, по мнению октябристской комиссии, должны были играть патронатные общества, которые фракция особенно ценила как форму общественного самоуправления, самоорганизации, как один из институтов гражданского общества, «живую струю» «общественных сил», которая проникнет в «мёртвые дома». Октябристами была внесена поправка, принятая Думой, которая предлагала избирать входящих в состав совещания по вопросу о предоставлении условно-досрочного освобождения членов от патроната без согласия прокурора. Отстаивая поправку, октябрист М.А. Новицкий обратил внимание как раз на необходимость «доверять избранию членов от патроната обществом».
Однако октябристы полагали, что общественная инициатива должна, прежде всего, обслуживать государственные интересы и быть в связи с этим в определённой степени подчинена государству. Суть развёртывания патронатного движения, по мнению докладчика октябристской комиссии Л.Г. Люца, состояла, прежде всего, в том, чтобы «пойти на встречу Правительству в его борьбе с преступностью» [1, ст. 177]. Не случайно комиссия приняла поправку, заключающуюся в том, чтобы Министерство юстиции внесло бы в Думу разработанные им законопроекты «нормального устава общества патроната» и «о размерах и условиях пособия обществам патроната из средств государственного казначейства», которая была Думой принята. Тем самым патронатные общества должны были быть фактически включены в систему государственной власти и стать институтом, подконтрольным ей. Примечательно, что поправка, предполагавшая учреждение при исправительных заведениях особого наблюдателя за поведением заключённых, который должен был быть независимым от тюремного начальства и назначаться по рекомендации патронатных обществ, встретила возражение октябристского руководства комиссии именно из-за отсутствия «законодательного определения этой должности», т.е. определения её места в системе органов государственной власти. Показательным также являлась то, что Л.Г. Люцем обращалось внимание на необходимость «деполитизировать» патронаты, хотя, в принципе, против «политизации законопроекта» правыми ораторы от Союза категорически возражали. Таким образом, по мнению членов комиссии, самостоятельность патронатов должна была быть весьма относительной.
В силу точки зрения, провозглашавшей ведущую роль государства в тандеме «государство – общество», умеренно-правые и октябристы категорически возражали против распространения условно-досрочного освобождения на заключённых в крепости ввиду того, что эти преступники «не подлежат исправлению» и сокращения срока отбытия минимального наказания в местах заключения (приводя в пример ряд стран, которые в этом отношении были ещё более умеренны, чем Россия). Показательно, что в вопросе об исключении конокрадов из категорий лиц, подлежавших условно-досрочному освобождению, фракция раскололась, но члены комиссии (опасаясь провала законопроекта, не желая ссориться с правительством, со своими «союзниками справа» и принимая во внимание точку зрения на законопроект крестьянских депутатов), в конечном счёте, согласились с этим. Однако надо заметить, что в то же время октябристская комиссия выступила и против того, чтобы исключить из сферы действия законопроекта всех рецидивистов, говоря о том, что необходимо доверие к суду, выступая сторонниками свободы и широты судейского усмотрения, проявив себя в этом случае, как последовательные сторонники идеи разделения властей.
Кадеты в отличие от правительства, октябристов и правых не рассматривали закон как орудие государства, ставя право выше «политики», признавая его самостоятельной силой. Они, н-е сомневаясь в возможности исправления преступников, гораздо меньшее значение, чем октябристы, придавали в этом деле лишению свободы. Тюрьма, по их мнению, вообще не исправляла преступника, а лишь создавала его. «Никто не видел исправленного тюрьмой преступника», – максималистски резюмировал один из кадетских ораторов по этому вопросу, – А.Ф. Бабянский [1, ст. 190]. Кроме того, представители фракции партии Народной свободы, в большей степени ориентируясь на социальные причины преступности, полагали, что у значительного числа российских преступников, сформировавшихся в условиях российской действительности, проявлялось «отсутствие сознательных мотивов» преступления, что также побуждало вернуть обществу лиц, осознавших свою ошибку. Наконец, если для правительства и фракций, занимавших более правые скамьи, был характерен сугубо утилитарный подход к цели введения условно-досрочного освобождения (уменьшение рецидива, «разгрузка» тюрем, удешевление пенитенциарной политики), то кадеты, кроме этого, руководствовались и гуманностью, признавая её автономной составляющей уголовной политики, некой самоцелью для уголовного права. А.А.Савельев,выступавший в качестве выразителя позиции по законопроекту от лица фракции, обращал внимание на то, что одним из главных смыслов закона является проявление «милости к преступникам».
Поэтому в отличие от октябристов кадеты настойчиво требовали максимального расширения категорий заключённых, на которых должна была быть распространена эта мера и, в частности, распространения условно-досрочного освобождения на лиц, подвергнувшихся заключению в крепости. Донской юрист М.С. Аджемов, отстаивающий поправку, обратил внимание на то, что выделение преступников, заключённых в крепость, из общей массы приговорённых к лишению свободы, искусственно. Кроме того, в соответствии со своими взглядами на цель законопроекта конституционные демократы также внесли поправки, сокращавшие минимальный срок отбытия наказания в тюрьме с 3/4 до 2/3 и даже до 1/3 срока(причём так же, как и октябристы, выступавшие против этой меры, апеллируя к положительному зарубежному опыту)и дававшие возможность применять условно-досрочное освобождение при равенстве голосов поданных за и против применения этой меры в особом совещании, вынося, таким образом, решение в пользу преступника (в тексте законопроекта, одобренного комиссией, голос председателя в этом случае имел решающее значение). Депутат А.А. Савельев по этому поводу вполне резонно заявил о том, что «если уж в более важных случаях, таких как приговор суда, закон применяется в пользу подозреваемого, то в таком менее важном органе, как совещательный тем более необходимо сделать то же» [1, ст. 323]. Наконец, кадеты выступали за расширение возможности возбуждать повторное ходатайство о предоставлении условно-досрочного освобождения в случае вновь открывшихся обстоятельств, свидетельствовавших о личности преступника.