Крестные ходы в Курской епархии, кроме постоянных, пользовавшихся всероссийской известностью, проходили достаточно часто и в сельских местностях с местными церковными реликвиями. Сельские крестные ходы, в основном, проводились сельскими священниками, по просьбе паствы. Причинами их проведения были либо засухи, либо непрестанные дожди, либо какие эпидемии и другие бедствия. Существовали несколько постоянных крестных ходов: в селе Дерюгино Дмитриевского уезда 23 апреля, в Ямской слободе Сужданского уезда на Святой неделе, в селе Грязном Тим в день Святой Троицы и 4 сентября с иконою «Неополимая Купина» в селе Тим 14 сентября. Проводились крестные ходы и в городах Курской губернии. Так было во времена войны19147-1917 гг., когда повсеместно они были проведены с молебнами и даровании победы русскому воинству.
Обратим особое внимание на житийные храмы Курска, их вероятный возраст. Одну только церковь, более или менее крупную, в домонгольский период на Руси строили четыре-пять лет, да ещё около года живописали. Причём похоже, что до конца «XI в. существовала только одна артель в Киеве» по возведению каменных храмов на всю Русь. Так что курские церкви феодосиева периода, скорее всего, были деревянными, как абсолютное большинство домонгольских храмов, тем более на периферии древнерусского государства. Строить одновременно две церкви, даже деревянных, вряд ли было по силе городской общине среднего русского города той поры, тем более новопостроенного завоевателями из Киева. Следовательно, для возведения тех двух-трёх храмов в Курске и его ближней округе, которые подразумеваются на страницах «Жития», требовалось лет 10-15 по меньшей мере. Более смелое предположение состоит в том, что Мстислав, как и его старший брат Ярослав, и их отец Владимир, приглашал мастеров-плинфотворителей и зодчих из-за границы. Скорее всего, «от грек», из Константинополя. А может быть, с Кавказа, либо из какого-то другого южного центра христианизации, близких к его первоначальному тьмутараканскому домену . В начатом этим князем строительстве главного монумента своим жизненным подвигам –Спасо-Преображенском соборе в Чернигове современные искусствоведы усматривают «сходство с малоазийскими памятниками и даже армянскими (профили пучковых пилястр)». Причем «на стенах Спасского собора мы встречаем многие орнаментальные мотивы кладки раньше, чем на собственно византийских памятниках».
Заманчиво сравнить эти черниговские материалы с остатками домонгольских строений курской округи. К сожалению, образцы плинфы весьма архаичного, вообще говоря, облика, находимые в историческом центре Курска, а также на соседнем Ратском городище, пока не рассматривались специалистами на предмет уточнения их возраста и происхождения.
Как бы там ни было с археологическими подтверждениями, но в самом Курске уже при Феодосии-мальчике действующих церквей было, судя по тексту памятника, как минимум две. Повторим, что их строительство вряд ли велось одновременно. Причём храмы на берегах Сейма активно явно функционировали уже в первые годы жизни будущего святого: только в систематически действующей церкви он мог познакомиться с божественной премудростью, которой так рано возжаждал учиться. Отсюда снова, уже в третий раз по независимым источникам подтверждается ориентировочный срок лет в 10 (по крайней мере) существования Курска древнерусского облика на момент приезда сюда семейства Феодосия, т.е. примерно к середине 1030-х гг. Получается, что основание Курска относится к середине 1020-х гг. Это, повторим, уже не владимирово, но ещё не ярославово, а мстиславово время на Левобережье.
Сам по себе факт наличия не одного, а нескольких храмов на территории достаточно компактной Курской округи, свидетельствует о плотности её заселения уже в годы феодосиевой юности выше среднерусских мерок того времени. По заключению знающего историка отечественного православия, в Курске тогда насчитывалось "не менее 5-8 тысяч жителей, ибо самое построение церквей всегда вызывается излишеством населения, не имеющего возможности удовлетворять свои религиозные потребности в одном храме" . Укреплённая площадь Курска к середине XI в. достигала 8,5 га . Трудно сказать без новых раскопок, охватывала ли эта городская черта всё поселение или только его ядро - детинец. Если предположить хотя бы небольшой "окольный город" за пределами курской цитадели и условно взять общую их площадь в 10 га, то на 1 га придется около 500 человек. Эта цифра выглядит завышенной. По раннесредневековым меркам, даже в крупнейших городах Европы XII-XIV вв. плотность населения достигала 100-120 человек на гектаре . В то же самое время, т.е. в середине XI в. в Англии, например, периферийные города насчитывали от одной до восьми тысяч жителей. Как видно, несколько тысяч жителей набиралось не в самом по себе раннем Курске, а во всей стране той с её несколькими градами, каждый из который был окружен сёлами, согласно Феодосиеву Житию. Согласно подсчётам авторов раскопок соседнего Липина, там в XII в. проживало до 2-3 тыс. человек. Вряд ли меньше было на Рати. Допуская заметно меньшую населенность курской округи в первой половине XI в., позволительно сделать вывод, что общее число жителей ее соседних "градов" вполне могло приближаться к 8-10 тыс.
Если на основании вышесказанного о значительной урбанизации данного региона в ранне-русский период его развития вычесть как минимум лет 10 из 1034 ориентировочно года появления Феодосия с родителями в Курске, получается середина 1020-х гг. как гипотетическое время придания этому поселению древнерусского облика. Выходит отрезок времени сразу после победоносной для Мстислава битвы при Листвене, когда он получил в свое законное владение всё Левобережье. Наступившая тогда и поразившая летописца «тишина великая в стране» оказалась исключительно благоприятна для градостроительства, темпы которого, судя по археологическим данным, заметно возросли и на правом, и на левом берегах Днепра. Этот событийный контекст представляется мне гораздо убедительнее в качестве исторического старта города Курска, чем куда более абстрактные предположения об эпохе Владимира I как его создателя, преобладающие до сих пор в исторической и краеведческой литературе.
Таким образом, на роль основателя курских церквей и прочих парадных строений, построменских укреплений здесь первым кандидатом является именно Мстислав (заказчиками официальных, особенно каменных зданий в домонгольской Руси были почти исключительно князья, реже епископы). А прослеженная в исторической литературе близость дат гибели этого князя и приезда родителей Феодосия в Курск подтверждает предположение о «властелине» «Жития» как уже не черниговском, а киевском посаднике, назначенном сюда Ярославом Мудрым сразу после окончательного присоединения Левобережья к его державе. Во всяком случае, к моменту полного перехода под юрисдикцию Киева у руководителей этого города были время и средства построить «хоромы» для своего «властелина» и церкви для христиан первых поколений среди здешнего населения.
Мстислав Владимирович отличался от прочих Рюриковичей той эпохи повышенными симпатиями к христианской церкви. Даже своего сына он назвал не двумя, а одним, сразу христианским именем - Евстафием. Это единственное христианское "родильное" имя среди Рюриковичей этого поколения - многочисленных внуков Владимира I (ещё одно такое имя в упомянутом ряду - Илья всё же содержит языческий оттенок, если учесть, что Святой Илья сменил Перуна в роли покровителя дружины).
В том же духе утрированной приверженности христианству стоит и тамга этого внука Владимира Святого - найденная при раскопках Таманского городища костяная накладка на лук содержит изображение трезубца Рюриковичей, которое отличается от родственной тамги Мстислава двумя знаками креста – на среднем зубце и на основании. Далее, по обету, данному в поединке с Редедей, сам Мстислав построил в Тмутарака церковь в честь Богородицы. Заложенный Мстиславом в Чернигове Спасский собор по размерам соперничал с Новгородской и Киевской Софьями. Вряд ли случайно в тот же самый период с территории Северского Левобережья вышли такие светочи православия, как Святой Антоний и Святой Феодосий, и, похоже, Даниил Паломник.
Предполагать в игумене Данииле жителя юга Руси, скорее всего, - уроженца Черниговского княжества, исследователей заставляет предпринятое этим писателем проникновенное сравнение палестинской реки Иордана со Сновой рекой . Комментаторы этого места памятника указывают на реке Снова, приток Десны, впадающий в неё в районе Чернигова, а исток берущий возле г. Стародуба. Обращу внимание на то, что этот гидроним не одиночен на Днепровском Левобережье. Так, речка Снова течёт по Курской земле; беря свой исток рядом с Окой и Очкой и впадая справа в реку Тускарь. Еще одна Снова, правый приток Дона, протекает в Липецкой области. Обе указанные мной реки расположены в тех местах речной сети Посеймья и Подонья, что активно использовались как торговые и вообще путешественные маршруты, начиная с раннего Средневековья. Именно Доном начинал свой путь в Святую землю другой известный паломник, уже XIV в. – митрополит Пимен. Прозрачна славянская этимология данного гидронима . А славянский пласт левобережной гидронимии исторически позднейший, относится к сравнительно малым потокам (самые крупные получили иранские и балтийские названия от предшественников славян на этих землях). Поэтому неудивительна особая гордость за родную речку у русского паломника.
Отмеченный ряд выходцев с Днепровского Левобережья – выдающихся христиан должен быть пополнен и отцом нашего героя. В своём «Послании о вере латинской» Феодосий называет себя «в чистой и правоверной вере рождённым и воспитанным добре в законе правоверным отцом и матерью христианкой». Для представителя старшей дружины князя на Руси начала XI в. это уже обычное состояние.