Историческая судьба православных арабов, одного из малоизвестных осколков византийского мира, являет собой интереснейший вариант диалога цивилизаций, столкновения и синтеза различных культурно-исторических традиций.
С самого начала культура арабо-православной общины носила двойственный, промежуточный характер, сочетая в себе как элементы византийского наследия, так и сильнейшие восточные воздействия. Европейских наблюдателей прошлого века иной раз шокировал образ какого-нибудь ближневосточного епископа, сидящего по-турецки на диване, с черным тюрбаном на голове и кальяном во рту. В то же время, именно эти люди 14 веков в чужеродном окружении сохраняли - и поныне сохраняют - многие черты византийской культуры, показывая удивительный пример живучести, стойкости - и верности своим духовным устоям.
Истоки арабо-православной культуры лежат в культуре арамеев-сирийцев, населения ряда азиатских провинций Римской империи. Арамеи выступили одними из первых и самых страстных адептов христианства, неоспорим их вклад в сложение христианской догматики, богослужебной практики, литературы и искусства.
В V-VIв. вследствие сложения несторианской и монофизитской доктрин, ожесточенных богословских споров, вселенских соборов и церковных расколов, произошло отпадение арамейского и коптского Востока от византийского православия и создание в Иране, Сирии, Египте автономных церковных организаций. Эти еретические учения были отражением многовекового (еще со времен Александра Македонского) противостояния цивилизаций на Ближнем Востоке, отторжения "туземными" культурами греко-римской системы ценностей. "Собственная" церковь стала для сирийцев залогом этно-культурной независимости и самобытности.
В то же время некоторая часть арамеев осталась верной византийской ортодоксии, предпочла общехристианскую универсальную империю провинциальному патриотизму. Из этой группировки "мелыситов" (как называли на Востоке приверженцев константинопольских базилевсов) и сформировалась впоследствии община православных арабов. Толчком к ее сложению послужили арабские завоевания, возникновение Халифата, вобравшего в себя земли бывших восточных провинций Византии.
В первые два века арабского владычества культура ближневосточных мелькитов еще являла собой лишь провинциальный вариант глобальной византийской культуры. Впрочем, это была не самая глухая провинция - из стен палестинской лавры св. Саввы вышло большинство классиков греческой духовной поэзии VII-VIIIв.; на фоне культурного упадка в Византии иконоборческого периода, ближневосточные христиане продемонстрировали примеры творческой активности почти во всех жанрах искусства и, в первую очередь, на поприще антииконоборческой полемики. Наконец, в отличие от самодостаточной, замкнувшейся в себе культуры классической Византии, мелькиты, жившие на перекрестке цивилизаций, были более открыты для культурных контактов, что выразилось и в их полемике с иноверцами, и в переводческой деятельности, переложениях на греческий язык творений сирийской литературы.
Сама православная культура Ближнего Востока VII-VIIIв. была очень пестрой в языковом и этническом отношениях. Тут творили и греки, как Софроний, патриарх иерусалимский, сдавший этот город халифу Омару в 638 г., и арамеи, писавшие по-гречески, как знаменитый Иоанн Дамаскин, последний из Отцов Церкви (ум. в сер. VIII в.). Наряду с этим, развивалась православная литература на сирийском языке, выработался даже особый мелькитский шрифт, отличающийся от несторианского и сиро-яковитского вариантов письма1.
Постепенно, ко второй половине VIII в., арабский язык почти вытеснил греческий в среде мелькитов. С этого момента мы можем достаточно уверенно отсчитывать начало самостоятельного развития православной арабской культуры. Относительно самостоятельного, потому что ее связи с Византией никогда не прерывались; из всех культур ближневосточных христиан арабо-православная испытывала самое сильное греческое влияние, и в этом - первая из ее характерных особенностей.
Свой путь культура мелькитов начала с грандиозного научно-интеллектуального подвига - перевода на арабский язык христианского духовного наследия. Конечно, над этим работали и другие ближневосточные христиане - копты, яковиты, несториане; тем не менее, православным принадлежит главная заслуга в подготовке арабских переложений христианских текстов, что является второй отличительной чертой их культуры.
Дело в том, что у остальных христианских конфессий сакральным языком богослужения был национальный язык (сирийский или коптский). Такой язык тщательно оберегали как гарант выживания общины, его искусственно культивировали в литературе даже тогда, когда он становился мертвым, выходил из употребления в быту. Православные же относились к языку богослужения спокойней, с самого начала допуская параллельное использование греческого и арамейского, потом добавив к ним арабский, который и вытеснил все остальные языки раньше, чем у других христианских общин.
Самые ранние переводы христианской литературы на арабский восходят к концу VIII в. и группируются вокруг лавры св. Саввы и Синайского монастыря, которые были главными очагами культуры мелькитов в VII-IX в. С IX в. переводческая деятельность разворачивается и в монастырях Сирии, где арамейское наследие удерживалось дольше2. От того времени до нас дошел интереснейший образец взаимодействия языков в христианской культуре - трехъязычная греко-сиро-арабская псалтырь, вышедшая из скриптория лавры св. Саввы, где жили монахи разного этнического происхождения. В Средние века псалтыри широко использовались для обучения грамоте, а данный трехъязычный экземпляр с параллельными текстами в трех колонках, несомненно, служил и для изучения чужого языка, позволяя построчно и дословно следить за текстами3.
К рубежу VIII-IXв. относится деятельность первого оригинального арабо-православного автора - ученика Иоанна Дамаскина епископа хауранского Феодора Абу-Курры (740-820). В отличие от множества типичных для ближневосточной христианской культуры компиляторов и переводчиков, Абу-Курра (это его почетное наименование, означающее "Отец утешения") был автором десятков самостоятельных апологетических и полемических трактатов, имевших большой резонанс на современном ему Востоке и переведенных впоследствии на греческий, грузинский, славянский языки4.
В целом мелькитская культура эпохи Халифата была достаточно близка другим культурам азиатских христиан по структуре жанров и основным направлениям творчества.
Общеизвестна роль христиан в ознакомлении арабов с античным наследием, без чего был бы невозможен тот взлет арабской творческой энергии, которым отмечено первое столетие Аббасидов, да и вообще сложение многих отраслей арабской науки и культуры. Мелькиты принимали активное участие в этой переводческой деятельности; из 56 известных нам писателей-переводчиков VIII-Xвв.10 были православными. Конечно, лидирующие позиции тут занимали несториане, давшие 62% переводчиков5. Это объясняется привилегированным по отношению к другим христианам статусом несториан в Халифате, их высоким интеллектуальным уровнем и чисто географическим фактором - несториане жили в Ираке, а православные - достаточно далеко от политических и культурных центров империи.
Тесно связанными с переводческой деятельностью выступали философские штудии восточных, в т. ч. православных, христиан, сводившиеся, прежде всего, к комментариям Аристотеля и неоплатоников.
арабская православная культура община
Не менее развиты были естественные науки, главным образом, медицина. Хотя при халифском дворе доминировали, опять же, несторианские врачи, как клан Бохтишо или Хунайн ибн Исхак, мелькиты, тем не менее, выдвинули из своей среды ряд фигур не меньшего калибра. Например, уроженец Баальбека Коста ибн Лука (830-912), ученый-энциклопедист - медик, математик, астроном, чье имя на века стало синонимом мудрости и научных познаний. Средневековые поэты упоминали Косту ибн Луку, почти как имя нарицательное, в одном ряду с Платоном и Аристотелем6. Среди светил арабо-христианской медицины назовем также мелькита Али ибн `Ису аль-Каххаля, классика арабской офтальмологии (жил в 1-ой пол. XI в.) 7.
После распада Халифата в Х в., а особенно после разгрома Багдада монголами, православные медики Сирии и Египта все более затмевают несториан. Мелькитами были многие придворные врачи Фатимидов, Айюбидов, мамлюков, в том числе, видимо, и Абу Якуб Исхак (ум. в 1007 г.), состоявший лейб-медиком при знаменитом маньяке халифе аль-Хакиме и пытавшийся, в меру своих профессиональных знаний, нейтрализовать параноидальные наклонности царственного пациента8.
Среди других ветвей православной культуры следует выделить богословские, прежде всего, полемические, труды, иные из которых были направлены даже против ислама.
Гордостью арабо-православной науки можно считать исторические труды мелькитов. В X-XIв. появляется целая плеяда выдающихся ученых, среди которых надлежит упомянуть Евтихия, патриарха александрийского (ум. в 940г.) (арабское имя - Сайд ибн Батрик), автора грандиозной всемирной истории, доведенной им до 937 г. Эта книга, рано ставшая известной в Европе и изданная уже в XVII в., служит одним из основных источников по раннесредневековой истории Восточного Средиземноморья9.
Менее известен современник Евтихия Агапий, епископ манбиджский (в Северной Сирии), он же - Махбуб ибн Константин. Написанная им хроника "Китаб аль-`Унван" охватывает светские и церковные события от сотворения мира до VIII в. (концовка утрачена), содержит ряд уникальных сведений из византийской, иранской, арабской истории10.
Продолжателем летописи Евтихия Александрийского стал его родственник Яхья, родившийся в Египте в конце 970-х гг., в 1015 г. переселившийся в Антиохию, где и умер около 1066 г. Пользуясь мусульманскими и греческими источниками, Яхья создал подробнейшее историческое повествование о жизни Византийской империи и Арабского Машрика во второй трети Х - первой трети XI в. Среди прочих достоинств, сочинение Яхьи Антиохийского отличается скрупулезностью и обилием точных дат; по Яхье выверяют данные всех остальных современных ему хронистов Византии и Востока11.