Чураков Д. О.
СССР накануне войны — одна из наиболее острых тем в истории нашей страны, и связано это с несколькими обстоятельствами. Прежде всего речь идет об острой политической борьбе, явно читаемой в различных работах, посвящённых началу Второй мировой войны. Не секрет, что историки, принадлежащие к различным национальным школам, в ущерб научности и объективно, пытаются переложить ответственность за возникновение войны на противоположную сторону. Попытки фальсифицировать историю начала Второй мировой войны, постоянно предпринимаемые зарубежом, всегда вызывали ответную реакцию советских историков, стремившихся дать правдивую, объективную картину той эпохи. В целом, за некоторыми исключениями, о которых речь пойдёт ниже, современные российские историки продолжают развивать позитивные традиции отечественной историографии, посвящённой событиям кануна Великоф Отечестсвенной войны.
Прежде всего, в последние годы появляется значительное количество сборников документов и мемуаров, посвящённых предвоенному периоду истории СССР. Первый всплеск публикаций на эту тему приходится на последние годы перестройки. Часть из появившихся в тот период изданий носит научно-популярный характер, как например вышедшая в 1991 году книга "Накануне. 1931—1939. Как мир был ввергнут в войну: Краткая история в документах, воспоминаниях и комментариях". Или книга "Канун и начало войны. Документы и материалы", вышедшая в тот же год в Ленинградском издательстве. Другие книги, тоже ищущие широкой аудитории носят заведомо пропагандистский характер. Сама подборка документов в них нуждается в тщательном анализе, поскольку подлинность многих из них может быть серьёзно оспорена. Это сборники "Оглашению подлежит. СССР — Германия. 1939—1941" , вышедшая в 1991 году и "Фашистский меч ковался в СССР" 1992 года издания. Первый из этих сборников пытается подвести читателя к выводу о том, что советская внешняя политика в последжние предвоенные годы носила агрессивный, милитаристский характер. Во втором же сборнике подобраны изолированно и некритически документы, якобы доказывающие, что основная вина за рост промышленного потенциала немецкой военщины лежит на Советском Союзе.
Другая группа опубликованных источников предназначена для более глубокого изучения проблемы. Это и двухтомное издание "Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы", выпущенное в Московском издательстве Политической литературы в 1990 году, и сборник "Полпреды сообщают. Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией. Август 1939г. — август 1940г.". Проблемам вхождения прибалтийских республик в СССР посвящена и небольшая, но яркая брошюра "Новый путь Литвы (LITHUANIA'S NEW WAY)", принадлежащая перу участнице событий тех лет Анне Луизе Стронг, переизданная в нашей стране в 1990 г. Книга американской писательницы может вызвать удивление приводимыми ею фактами, разительно расходящимися с официальной пропагандой в странах Балтии. Луиза Стронг пишет о том эмоциональном подъёме, который царил в Литве в период происходившей там квазисоциалистической революции и о поддержке Советского Союза со стороны Литовцев, о братании советских солдат с местным нерусским населением.
Широк и круг исследовательских работ. Из работ общего плана, посвященных участию СССР во второй мировой войне в целом, можно назвать очень объёмное исследование академика А.М. Самсонова "Вторая мировая война", вышедшая в издательстве "Наука" в 1990 году, публицистически направленную работу группы авторов (Е.Н. Кульков, О.А. Ржевский, И.А. Челышев) "Правда и ложь о Второй мировой войне" (М., Военное издательство. 1988). По более узким вопросам, связанным с внешней политикой СССР накануне мировой войны в последние годы выходят работы В.Я. Сиполса "Дипломатическая Борьба накануне Второй мировой войны" (М., 1989), Виктора Суворова "Ледокол" и "День — М", Юрия Емельянова "Большая Игра. Ставки сепаратистов и судьбы народов" (М., 1990), коллективное исследование Емельянова и С.В. Волкова "До и после секретных протоколов" (М., 1990). Серьёзные исследования представлены в книге "1939 год. Уроки истории". Выходят и работы зарубежных историков, такие как "Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива Германской дипломатии. 1938–1939" (М., 1991) и другие Ингеборга Фляйшхауэра.
***
Какие же подходы наиболее распространены в освещении СССР накануне войны?
1. Прежде всего нет единства среди историков о том, какое же общество было построено в нашей стране, каковы были его основные социальные характеристики. Вопрос этот напрямую связан с ролью СССР в развязывании Второй Мировой войны. Если в Советском Союзе было построено государство тоталитарное, то не вытекает ли отсюда его заинтересованность в войне для укрепление своего положения внутри страны и для расширения подконтрольных территорий? С другой стороны существует мнение Михаила Капустина, начинавшего в первые годы перестройки свой путь к известности с резкой критики не только сталинизма, но и коммунизма, и советского строя вообще, согласно которому есть различные типы тоталитарных государств. Германский фашизм обращен был во вне, Сталинский коммунизм же был направлен на репрессии против собственного народа. Отец и дочь Мерцаловы, выпустившие в 1994 году книгу "Сталинизм и война" так же пишут о б этом: гитлеризм — это агрессии, сталинизм — это автаркия, т.е. замкнутость в своих границах. Сегодня сторонники этого подхода поунялись, но полностью разоружаться отказываются, переодически постреливая в спину своей стране.
2. Остро поднимается сегодня вопрос и готовности СССР к войне. Если СССР в силу паразитичности режима Сталина или по каким либо другим причинам был к войне не готов, то насколько можно говорить о его агрессивности?
3. Тесно связан с этим вопросом и вопрос о той роли, которую сыграли индустриализация и коллективизация. С одной стороны прежняя официальная наука советских времён провозглашала решающую роль этих мероприятий в подготовке к отражению внешней агрессии, с другой стороны, такие отечественные историки, как специалист по советской колхозной деревне Данилов, и такие зарубежные историки, как исследователь из Израиля Городецкий высказывают сомнения в этом. Городецкий вообще считает, что индустриализация и коллективизация настолько подорвали силы Советского Союза, что говорить о его активности во внешней политике вообще можно с известными допущениями.
Характерно, что политическая предвзятость в ответах на эти два вопроса приводит к явным противоречиям в позиции авторов. Говоря о сталинизме как о системе, подточившей жизненные силы нации, иные публицисты и даже исследователи пишут об его деструктивной, агрессивной роли на международной арене. А кто тогда спасал Европу от неё самой, точнее — от её взбесившейся части? Ведь гитлеризм — это естественное порождение европейской цивилизации, но такое порождение, которое, не будь в те годы “сталинизма”, разрушилобы и саму Европу, и всю человеческую цивилизацию как таковую!
4. Наконец, нет единства в освещении вопроса о внешнеполитических шагах советского правительства, в годы, непосредственно предшествующие войне. При этом несовпадения в позициях авторов носят как концептуальный характер, когда дискуссия ведётся о советской внешней политике того периода в целом, так и характер частных споров по конкретным внешнеполитическим мероприятиям СССР.
Мы уже подробно обсуждали на прошлых занятиях те процессы, которые проистекали в нашей стране в прошлые годы, рассматривали основные характеристики того общества, которое было построено.
***
Что же представляла собой наша страна в тот период?
В 1920–1930 гг. происходит резкое изменение социальной и демографической структуры населения СССР. Идет процесс урбанизации, т.е. роста городов и роли городского населения. Если в 1920 г. численность городского населения составляла примерно 22 миллиона, а перед началом политики индустриализации в 1926 г. 25 миллионов человек, что соответствует примерно 16, 5% в общей доле населения страны, то уже к 1933 году этот показатель вырастает до 24%, а в 1939 году он составляет уже почти 35 процентов, что соответствовало численности городского населения в 56 миллионов человек.
Прирост городского населения в эти годы происходит в основном за счет деревни. Если принять общий прирост городского населения за 1926–1939гг. (примерно 30 млн.) за 100%, то на долю пришедших из села приходится более 60%, и еще 20% прироста связано с преобразованием сёл в посёлки городского типа.
Однако, уде процесс социальной дифференциации иллюстрирует социальные болезни, которые становятся характерны для советского общества именно с 20-х — 30-х гг. По данным ЦСУ о распределении вновь прибывших по материалам 19 городов СССР в начальный период индустриализации в рабочий класс влилось лишь около 20 — 23%, учиться пошло около 10%, и более четверти становятся служащими, т.е. пополняют постоянно усиливающийся слой советской бюрократии. Эти данные свидетельствуют о характере процесса дифференциации, происходившим в СССР в 1920-е — 1930-е гг. Достоверных данных по материальной дифференциации за этот период нет, но известно, что минимальная зарплата в тот период составляла около 115 руб., зарплата квалифицированных рабочих составляла 200-300 руб, а зарплата инженерного и директорского корпуса превышала эти показатели в 5 и более раз.
Процесс социальной дифференциации строился на прочном фундаменте быстро растущих экономических показателей. Как считают некоторые западные исследователи, именно этот процесс экономического роста и позволил советскому правительству более или менее контролировать, а в некоторых случаях, как это обстояло со стахановским движением, и стимулировать материальное расслоение советского общества, по которому в 1917 году прокатился мощный каток уравнительности и нивелирования.
Непосредственно перед войной экономика Советского Союза по-прежнему оставалась многоукладной. Но, по свидетельству академика Николая Алексеевича Вознесенского, бывшего до войны заместителем председателем СНК, во время войны председателем госпала СССР, репрессированный позднее по ленинградскому делу, в 1940 году многоукладность эта уже качественно отличалась тот той ситуации, которая была в 1920-е гг. Экономика СССР, по-мнению вознесенского, характеризовалась полным преобладанием коллективистских и государственно-коллективистских форм собственности, что в тот момент в сознании советского народа в большинстве случаев осознавалось как победа социализма.