Ныне они действуют, разбившись на примерно 650 групп, по 10 боевиков в каждой, и практически неуловимы для 17 бригад и сотни автономных батальонов брошенной против них 120–тысячной (т.е. в 20 раз численно их превосходящей) армии. Однако против боевиков – два серьезных фактора: "группы гражданской обороны" (не только в Кабилии), которых многие считают "подлинной армией" антиисламизма, и отсутствие единства. С самого начала не было единого руководства военной борьбой, а участвовавшие в ней боевики раскололись на множество самостоятельных организация – "Армию пророка Мухаммада", "Джихад 54", "Верных клятве", "Мировые исламские силы бойцов Аллаха", "Объединенный совет исламского действия", "Движение исламского джихада", "Организацию исламских офицеров" и другие. Основные силы были поначалу сконцентрированы в Вооруженном исламском движении (ВИД), возникшем тайно еще в мае–июне 1991 г. Однако постепенно контроль ВИД над боевиками стал эфемерен. В июне 1994 г. остатки ВИД реорганизовались в Исламскую Армию спасения (ИАС), официально объявившую себя военным крылом ИФС, хотя она далеко не всегда согласна с "консерваторами" из политического руководства ИФС. Впрочем, ИАС, судя по всему, не является самой мощной из групп боевиков. На эту роль претендует возникшая в январе 1993 г. Вооруженная исламская группировка (ВИГ)35.
Если ВИД – ИАС возникла вследствие внутриалжирского развития, то ВИГ – порождение своего рода "исламского интернационала", существовавшего фактически всегда, но особенно – после 1979 г., т.е. победы исламской революции в Иране и начала войны в Афганистане. Основу ВИГ составили алжирцы, сражавшиеся в Афганистане против советских войск, получая за это (главным образом из фондов "на борьбу с коммунизмом" в США и Саудовской Аравии) не менее 1500 долларов в месяц. Прошедшие спецподготовку в Пешаваре (Пакистан) и ставшие профессиональными "солдатами удачи", они затем участвовали и в межафганских конфликтах после 1989 г., в боях на юге Ливана, а также в Таджикистане, Нагорном Карабахе, Чечне, Боснии. Но большинство их (до 2 тыс. чел.) вернулись в Алжир, где и вступили в ВИГ, с самого начала не подчиненную ИФС. Своей целью они провозгласили "восстановление халифата" путем физической ликвидации в Алжире "евреев, христиан и всех неверующих на мусульманской земле". Именно ВИГ отличает крайняя жестокость в расправах с интеллигенцией, иностранцами, женщинами без хиджаба, а также при организации актов террора на авиалиниях и во Франции. Однако, будучи наиболее активной и непримиримой, ВИГ несет и наибольшие потери: например, в марте 1995 г. армия уничтожила сразу 160 командиров ВИГ, собравшихся на совещание на западе страны36.
Пестрота исламских группировок, с одной стороны, затрудняет борьбу с ними, но с другой – облегчает. Во–первых, все они, соперничая друг с другом, без колебаний прибегают к оружию при самых мелких разногласиях (в подобной обстановке осуществляют заказные убийства и криминальные банды, пытающиеся получить "политическое" прикрытие). Во–вторых, конкуренция мелких отрядов и мелких самолюбий их предводителей широко открывает дорогу для проникновения в их ряды агентуры алжирских спецслужб, всегда славившихся своей эффективностью. В частности, им приписывается умелое ослабление ИАС и поощрение "сведения счетов" в рядах исламских боевиков. Число жертв войны (по разным данным, от 62 тыс. до 100 тыс. чел.) растет как вследствие террора (например, в августе 1997 г. ВИГ истребил до 700 чел., только 23 сентября 1997 г. – более 200 чел.), так и вследствие репрессий властей (20 октября 1997 г., в столице состоялась демонстрация протеста против них, сопровождавшаяся арестом адвоката, передавшего в прессу Европы свидетельства жертв репрессий). Освобожденный из тюрьмы 15 июля 1997 г. лидер ИФС Аббаси Мадани призвал в сентябре 1997 г. к "немедленному прекращению кровопролития и подготовке серьезного диалога". Но это не встретило отклика ни с той, ни с другой стороны.
Исламисты, особенно – экстремисты ВИГ, не хотят компромисса, и, скорее всего, на него не способны. С другой стороны, власти считают, что время работает на них. Народ устал от войны и хочет мира. Об этом свидетельствуют и участие в парламентских выборах в июне 1997 года 10 983 985 чел. (65,49% всех имеющих право голоса), и успех правительственного Национально–демократического объединения (3 533 762 голоса и 155 мест) наряду с Хамас (1 553 185 голосов и 69 мест) и ФНО (1 489 561 голос и 64 места). ФСС и ОКД получили по 19 мест (и менее 1 млн. голосов), Нахда – 34 места (915 066 голосов). После этих выборов возросли инвестиции в экономику Алжира (особенно в добычу нефти и газа) компаний США, ФРГ и Южной Кореи, начавших теснить Францию37.
Подводя итоги, можно, независимо от того, когда и в какой форме Алжир обретет мир, дать определение алжирского кризиса как глобальной трансформации всего общества, переживающего болезненную ломку механизмов и форм экономической, социальной, политической и идеологической жизни. Старые стимулы развития и привычные отношения не работают, а новые только создаются, вернее – в большинстве случаев только еще изыскиваются. Классы и социальные слои пытаются выжить, но неизбежно меняются, дробятся, теряют свое лицо и средства к существованию, готовясь приспособиться к новому порядку вещей, который никак не установится. В этих чрезвычайных обстоятельствах армия и ее элита сохраняют свою роль основы госаппарата. В связи с этим в отечественном и зарубежном алжироведении прогнозируются различные возможные варианты решения алжирской проблемы с участием военных – "суданский", "чилийский", "иранский", "иорданский"38. Однако нам представляется более вероятным вариант "турецкий", при котором армия может уступить власть гражданским политикам, сохранив за собой роль гаранта единства и внутренней стабильности государства. Еще более возможен вариант "египетский" (времен президента Насера), при котором армия сохранила бы ведущую роль в обществе, а офицерство составило бы основу правящего класса. В сущности, в этом направлении события в Алжире и шли последние 35 лет. Но и "политическая весна" 1989–1991 гг., и гражданская война 1992–1997 гг. все это поставили под сомнение. За "турецкий" вариант говорит и парадоксальное совпадение желания как исламистов, так и офранцуженных, избавиться от господства военных, вернуться, хотя бы частично, к условиям "политической весны". Пока что этот вариант имеет меньше шансов, чем другие, но по мере роста в обществе новых сил, в том числе мелкого и среднего предпринимательства, интеллигенции, растущей как в Алжире, так в среде многочисленной алжирской диаспоры в Европе (от Франции до Скандинавии), связанных с новой техникой рабочих и служащих, "турецкий" вариант, возможно, станет более реализуем. Скорее всего, он будет неповторимо алжирским, не копирующим какой–либо иной.