Можно предположить, что рост преступности среди молодежи и женщин также находился, хотя бы отчасти, в связи с их борьбой за свое достоинство, с их стремлением освободиться от контроля глав семей и мужчин. С 1834 по 1913 г. доля несовершеннолетних среди правонарушителей возросла с 7 до 21%, женщин — с 11 до 15%. Если принять во внимание, что в населении доля несовершеннолетних до
21 года составляла около 30%, а женщин — 51%, преступность среди молодежи была ниже, чем среди взрослых, а среди женщин — ниже, чем среди мужчин и среди молодежи. Молодежь чаще, чем женщины, отклонялась от общепринятых норм и активнее освобождалась от контроля старших, чем женщины от контроля мужчин.
Второй фактор роста преступности в пореформенный период состоял в том, что в результате Великих реформ произошло освобождение огромного количества людей от крепостничества и ослабление государственного и корпоративного контроля над отдельным человеком. Реформы открывали широкий простор частной инициативе и предприимчивости, расширяли рамки дозволенного и способствовали развитию отклоняющегося поведения, в том числе в его криминальной форме. Старания двух последних императоров усилить государственный и корпоративный контроль за людьми имели лишь частичный и временный успех в царствование Александра III, так как социальные и политические изменения, введенные Александром II, оказались необратимыми: народ, почувствовавший вкус свободы, не желал возвращаться в прошлое, и усилия вернуть его к старым порядкам без материальной компенсации вызывали протест и новую волну сопротивления, что являлось противозаконным и вело к росту
преступности.
Третьим и, возможно, решающим фактором роста преступности в последней трети XIX—начале XX в. являлось разрушение крестьянской общины и городских корпораций (мещанских и купеческих обществ, ремесленных цехов), что вело к распадению общинных связей не только в деревне, но и в городе и к ослаблению общественного контроля за поведением человека. В пользу этого предположения говорят данные о превосходстве городской преступности над сельской, столичной над городской, а также более высокий уровень преступности среди лиц наемного труда сравнительно с крестьянами-общинниками. На долю Петербурга и Москвы в 1874 г. приходилось 6.2% всех осужденных, а проживало там 1.6% всего населения Европейской России, на долю прочих городов — 24.7% осужденных и 8.4% населения, на долю деревни — 65.4% осужденных и около 90% населения (о месте совершения 3.8% преступлений нет сведений). Следовательно, криминогенность столиц (отношение доли зафиксированных там преступлений к доле проживающего там населения) составляла 3.9, прочих городов — 2.9, деревни — 0.7. К 1913 г. криминогенность Петербурга и Москвы под влиянием усиления полицейских мер значительно уменьшилась (2.5), прочих городов изменилась несущественно (2.7), а криминогенность деревни осталась на прежнем уровне (0.7), следовательно, уступала городской в 3.6—3.9 раза.
Реформы 1860-х гг. привели к изменению ценностных ориентаций и стандартов поведения у значительной части населения, а конфликт разных систем ценностей способствует росту отклоняющегося поведения и преступности. Пониманию причин роста преступности помогают данные о занятиях и профессиях правонарушителей. В 1897 г. с точки зрения криминогенности представителей различных профессий (отношение доли лиц данной профессии в общем числе осужденных к доле лиц данной профессии во всем населении) на первом месте были рабочие (11.2), на втором — лица свободных профессий и чиновники (2.3), на третьем — торговцы (1.9), на четвертом — предприниматели и ремесленники (0.9), на пятом — крестьяне-землепашцы (0.6). На долю 3.2 млн рабочих приходилось около 30% всех осужденных. Рабочие, подавляющее число которых по сословной принадлежности являлись крестьянами, были в 19 раз более криминогенными, чем крестьяне-хлебопашцы, жившие в общине. Освобожденные от контроля общины, не привыкшие к самоконтролю, молодые люди легко давали волю агрессии, своим отрицательным эмоциям. Высокая преступность рабочих, вероятно, объяснялась также их маргинальным статусом: оторвавшись от привычных условий и принятых стандартов поведения в деревне, они тяжело адаптировались к фабричной и городской жизни, из чего проистекали антиобщественный характер их поведения и негативные психические состояния.
То, что лица свободных профессий, торговцы и предприниматели пре- восходили по криминогенности крестьян, как мне кажется, свидетельствует о том, что бедность сама по себе не оказывала решающего влияния на рост преступности после эмансипации. В этом отношении весьма красноречивы также данные о преступности по сословиям. С точки зрения криминогенности сословий (отношение доли представителей данного сословия в общем числе осужденных к доле лиц данного сословия в населении) в 1858—1897 гг. первое место принадлежало купцам (2.0), второе — мещанам и ремесленникам (1.7), третье — дворянам и чиновникам (1.5), четвертое — крестьянам (0.9), пятое — духовенству (0.3—0.4). И здесь беднеющее в последней трети XIX в. крестьянство уступало по криминогенности всем сословиям, кроме духовенства. Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов бедность в качестве криминогенного фактора. Например, было замечено, что во время и сразу после неурожаев существенно увеличивалось число преступлений против собственности. Но бедность, будучи постоянно действующим фактором криминогенности, не может объяснить тенденции в изменении преступности. В первой половине XIX в. было достаточно бедных и много богатых, а уровень преступности снижался. После эмансипации влияние материального фактора на преступность увеличилось, вероятно, в другом смысле. Не бедность, а стремление разбогатеть любыми способами, не исключая и криминальных, часто служило мотивом преступления. Повышение роли богатства в системе ценностей, возможность через богатство сразу и радикально изменить свою жизнь к лучшему вводили многих людей среднего достатка в искушение. Начальник петербургской сыскной полиции в 1866—1889 гг. И. Д. Путилин заметил: «Сколько по тюрьмам и острогам сидит людей, сделавшихся преступниками случайно, и сколько ходит на свободе с гордо поднятой головой „честных" людей, честных только потому, что им не представился ни разу случай искушения! Из ста этих честных поставьте в возможность взять взятку, ограбить кассу, совершить растрату, и — ручаюсь — 98 из них постараются не упустить этой возможности. Скажу более, многие из 100 не воздержатся при благоприятных условиях даже... от убийства».
В дореформенной России уровень преступности был низким сравнительно с другими европейскими странами и мало изменялся по отдельным десятилетиям. Низшей точки зарегистрированная преступность достигла в 1850-е гг., высшей — в 1825—1830 гг. — соответственно 562 и 650 преступлений на 100 тыс. населения, что было примерно в 4 раза ниже, чем во Франции, в 7.6 раз ниже, чем в Англии.
После проведения в 1860-е гг. демократических преобразований в обществе преступность стала расти и в 1911—1913 гг. примерно в 3.4 раза превысила уровень
1850-х гг. под влиянием причин, уже обсуждавшихся: 1) пробуждения чувства личности; 2) учреждения доступного, дешевого, быстрого на решение мирового суда; 3) раскрепощения человека и создания возможностей для социальной мобильности, для проявления инициативы и предприимчивости; распадения общинных связей; 4) изменения ценностных ориентаций и стандартов поведения.
В конце XIX—начале XX в. уровни преступности в России и западноев-ропейских странах, где мелкая преступность росла медленнее, а тяжкая даже уменьшалась, выровнялись: в 1900—1913 гг. по уровню преступности Россия уступала Англии примерно в 1.2 раза, Франции — в 1.9, Германии — в 2.4 раза.
Замедление темпов роста преступности в западноевропейских странах на рубеже XIX—XX вв. после ее скачка в начале индустриальной эпохи указывает на то, что увеличение преступности носит временный характер и по мере ослабления социальной напряженности, утверждения во всех слоях общества единых стандартов поведения и принципиально общей системы ценностей может быть остановлено.
Список использованной литературы
1. Миронов Б. Н. - Социальная история России периода империи (XVIII—начало XX в.) В 2 Т. – 2003. Т 1.