Они провели топографическую съемку местности на всем пройденном ими 500-километровом пути. Уточнили очертания берегов, описанных еще штурманом Челюскиным — помощником Харитона Лаптева. Карту, полученную Толлем и Колчаком от Нансена, — набросок окрестностей полуострова Таймыр, выполненный норвежцами во время плавания "Фрама", — тоже значительно уточнили.
Эта санная поездка была одной из многих во время зимовки 1901 года, но она красноречиво показывает, как нелегко достается каждый километр тем, кто отважился сказать новое слово о морях и землях в полярных широтах.
Приведем здесь несколько отрывков из дневника начальника экспедиции Э. В. Толля впервые был опубликован в 1909 году в Берлине на немецком языке вдовой ученого Эммелиной Толль.
"С 25 апреля до 26 апреля находимся у мыса Колчака. Запас продовольствия опустили в яму и укрепили над нею на скалистом берегу на заметном месте лыжу с флагом, а над самим складом установили вторую лыжу.
Понедельник 29 апреля. ...В 1 час 7 минут ночи мы подошли к продовольственному складу у мыса Флага. Тем временем погода прояснилась, ветер стих и температура упала до — 33°. Попытка отапливаться взятыми с собою дровами оказалась неудачной, так как они были сырые.
1—5 мая. ...Чтобы не ехать по торосам, направились по довольно отлогому снежному скату. Здесь сани перевернулись, и полозья попали в трещину. Чтобы не сломать сани при подъеме, пришлось наполовину разгрузить их. Разгрузка и погрузка заняли почти час времени, и мы только к 3 часам ночи добрались до мыса при входе в залив. Было тепло. Собаки сильно устали и проголодались. Леска в пути поедала помет передовых собак; вероятно ушку лыжной палки собак; вероятно, вчера во время кормежки соседние собаки похитили у нее рыбу, и дело обошлось без драки благодаря ее добродушию. Весь день она ухаживала за Крошкой, у которой было укушено ухо, изаботливо зализывала ее рану. Снег глубокий и рыхлый; тяжело бежать по такому снегу и одновременно безостановочно кричать.
...Раскопка склада подвигается с трудом. Моя ошибка заключалась в том, что установленный знак был слишком короток и оказался полностью покрыт снегом. Пришлось срыть весь пригорок, чтобы найти верхушку лыжной палки.
Собаки утомлены и сильно похудели. Я отвязал передовых собак, и они тотчас улеглись спать. Сегодня после обеда, расчищая снег, я услышал и одновременно увидел первую пуночку.
...Весь вчерашний день прошел в бесполезном раскапывании снега. Колчак пребывал в трудовом экстазе, а я был рассержен своей непростительной ошибкой, что не установил более высокого знака.
Однако Колчаку так и не удалось прокопать до склада, огромные снежные наносы и корка льда надолго упрятала продовольствие, возможно до лета. Колчак понял, что он напрасно тратит силы, и прекратил поиски".
Они решили двигаться к мысу Инклинаторному, там были оставлены небольшие запасы продовольствия. Удалось отыскать несколько банок пеммикана (мясные консервы, приготовленные из оленины по особому способу, взятому у индейцев Северной Америки), 25 банок гороха, сало, собачий корм — сушеная рыба.
Колчаку был не по душе маршрут внутрь Таймыра. Ему хотелось бы добраться до мыса Челюскина — самой северной точки Сибирского региона.
Собаки бежали с трудом. В час ночи собаки отказались двигаться дальше. Колчак и Толль часто впрягались сами в нарты. Всячески подбадривали собак, особенно на подъемах. В день проходили около 20 километров.
11—15 мая. Собаки настолько утомлены, что не в состоянии пройти более 12 километров в сутки. Некоторые из них падали, и вся упряжка превращалась в беспорядочную "живую глыбу" измученных животных. Запасы продуктов, керосина, корма для собак быстро убывают. Рыбы осталось на 11 дней, а скудного пропитания для людей — на 14. Однако Толль и Колчак вынуждены были провести в пути больше дней. Собаки страшно исхудали. И сами полярники постоянно недоедали. Накапливалась непреодолимая усталость.
Голодные, измученные люди не сдавались, по-прежнему проводили топографическую съемку, наносили высоты, делали геодезическую привязку и не теряли надежду сквозь ураганы пробиться к "Заре". Ветер порой достигал такой шквальной силы, что собаки были не в состоянии продвинуться вперед даже на метр.
16—20 мая. Решили варить пищу только один раз в сутки для экономии керосина и продуктов. Уменьшили рацион в два раза, следили за собаками, чтобы те, что посильнее, не отнимали рыбу у слабых. Иначе слабые быстро погибнут.
Страшный шторм бушевал целую неделю. По утрам приходилось откапывать полуживых собак, нарты, палатку.
Нередко нарты тащили лишь пять собак, остальные бежали рядом. Лайка Крошка освободилась от своих страданий. Ей помогли выстрелом из ружья. Это был единственный выход. Она болела уже давно и каждый вечер жалобно скулила. Перед концом Толль дал ей еще полрыбы, которую она медленно сжевала. Толль хотел хоть чем-то порадовать на прощанье собаку, так верно и преданно служившую им. Говорят, что приговоренному к смерти дают выкурить последнюю папиросу...
А до "Зари" оставалось еще 200 километров. В лучшем случае их можно было пройти за девять дней. Хватит ли сил у людей и собак?
21—25 мая. Толль в своем дневнике 22 мая записал, что питания для собак остается на три дня, а для полярников на 5—6 дней.
А. В. Колчак никогда не терял голову, его рассудительность и вдумчивость не раз помогали Толлю принять правильное решение. Например, Толль намеревался пройти вдоль побережья, чтобы уточнить и исправить данные топографической съемки,полученные ранее. Колчак убедил его, что для измученных людей такая работа непосильна, она погубит их. Постоянная сырость в палатке, влажные спальные мешки, вечно мокрые ноги — все эти тяготы совсем измотали людей.
"Сегодня съели последний сухарь, — пишет Толль 28 мая, — осталось немного крошек, которые бережем в качестве приправы к супу. ...Мы оба обессилели, питаясь в штормовом лагере одной четвертью рациона. Чувствую себя особенно плохо — болит голова и наступила апатия, а также потерялся голос. Гидрограф бодрее и сохранил достаточно энергии, чтобы дойти сюда, в то время, как я готов был сделать привал в любом месте".
Собаки гибли одна за другой от голода. Колчак особенно любил собаку по кличке Печать, он предложил не пристреливать ее, а ослабевшую и полуживую довезти на нартах до "Зари". На нартах уже лежала Леска,привязанная сверху, чтобы не свалилась в пути. Колчак и Толль впряглись в лямки и потащили нарты вместе снесколькими собаками в упряжке, не желавшими двигаться, когда им не помогали. Полярники сами еле переступали, нестерпимо болели руки, ноги, все тело.
В эти тяжелые дни ни Колчак, ни Толль не были уверены, что им удастся добраться до шхуны. Движение с каждым днем становилось все медленнее. Рацион собаксократился в 3—4 раза. Собаки, везущие нарты (их было шесть), получали по целой рыбе, остальные четыре, идущие рядом, по половине.
Четверг 30 мая. Экспедиция достигла мыса Миддендорфа и направилась к Таймырскому проливу. Собаки узнали свой старый след и приободрились. Но тут полярники из-за тумана прошли мимо своего продовольственного склада, он остался позади в пяти километрах. А до "Зари" было еще 35 километров. Решили не возвращаться, а двигаться к шхуне. Люди уже более суток ничего не ели. Все, что у них оставалось, отдали собакам.
В пятницу 31 мая Толль и Колчак все-таки дотянули до "Зари". Последние 10 километров были особенно трудными. Вместо еды для подкрепления сил выкуривали по трубке. И лишь когда увидели мачты шхуны, поняли, что спасены, что дома и живы!
В один из дней Толль сделал запись, в ней скромные итоги и раздумья относительно целесообразности всего предприятия:
"Спрашивается, каковы будут результаты всех пережитых трудностей и неимоверных лишений? Пока произведена только съемка побережья на небольшом протяжении к северо-востоку, причем установлено, что ... Таймырская бухта ни в коем случае не фиордообразная Далее, брошен беглый взгляд в глубь полуострова, на скрытый за туманами пустынный тундровый ландшафт. О геологии этих мест не удалось составить себе ясного представления. И это немногое стоило нам полных лишений 40 дней тяжелейшей работы и жизни нескольких собак! Вчера после долгого времени я увидел маленькую стайку из пяти-шести пуночек, пролетавшую в двух километрах отсюда в глубь страны. В остальном все мертво"12.
Гидрограф Колчак составлял тем временем кроки будущей "Карты Таймырского пролива с частью Берега Лейтенанта Харитона Лаптева".
В благодарность за совместно пережитые тяготы и риск Толль назвал его именем один из открытых ими островов у берегов Таймыра. Остров Колчак находится между 68—70° восточной долготы. Лейтенант, весьма польщенный такой наградой, самнанес его на карту. Самую северную оконечность его он нарек мысом Случевского…в честь друга-поэта.
Более полувека острова Колчака не было на картах. Был остров Расторгуева, переименованный в 1939 году ВСНХ СССР в угоду времени и его временщикам. Все попытки научной и военно-морской общественности докричаться, дозвониться,донести до Президента СССР, а потом и президентов России мысль о справедливости возвращения острову в Таймырском заливе имени Колчака, оставались без ответа. Только 19.07.2005 года правительство Российской Федерации вернуло острову имя Колчака.
Колчак и на второй зимовке времени даром не терял. Шхуна стояла недалеко от берега и он покидал ее при каждом удобном случае, как астронавты покидают свою небесную станцию, уходя в открытый космос. Втроем, вдвоем, а то и в одиночку отправлялся он изучать огромный остров Котельный. Он пересек его весь, перебрался на соседнюю Землю Бунге, открыл новый остров, который назвали островом Стрижева.
В эту вторую зимовку лейтенант ощутил себя заправским полярником: он научился управлять собаками, свежевать убитого оленя, бить гусей в лет, спать в снегу… Он никогда не думал, что езда на собаках требует знаний не менее изощренных, чем езда на автомобилях или хождение под парусом.