Одной из причин распространения экстремизма и терроризма в российском обществе надо считать укоренившийся и поддерживаемый среди населения, особенно среди интеллигенции, нигилистический взгляд на Россию, ее социально-политический строй, исторические традиции, культуру, экономику и т.д. При этом все увязывалось, обычно, с якобы никуда не годным государственным руководством, начиная от императора, министров, губернаторов и кончая полицейскими службами, судебными органами, различными ведомствами.
Известный вклад в это внесен русской художественной литературой и публицистикой, которые отражали преимущественно негативную сторону российской действительности, культивировали пренебрежительное отношение к ней. Выдающиеся мыслители В.В. Розанов, М.О. Меньшиков, И.Л. Солоневич, анализируя идейную направленность русской литературы и ее воздействие на общественное сознание, пришли даже к заключению о том, что именно она привела Россию к революции.
Бывший в прошлом одним из вожаков народовольцев, а потом порвавший с заблуждениями молодости Л.А. Тихомиров в зрелые годы писал, что на путь террора его бывших сподвижников вело убеждение, что якобы в России «ничего нельзя делать», что «Россия находится на краю гибели и погибнет чуть не завтра, если не будет спасена чрезвычайными революционными мерами». И.С. Аксаков отмечал:»… В молодежи неведомо откуда появилась злая струя, нам совершенно чуждая… вдруг появилась яркая ненависть ко всему русскому, а из этой молодежи анархисты формировали динамитчиков…».
На формирование крайне оппозиционных настроений в российском обществе заметное влияние оказали революционные события в ряде стран Европы, упразднение феодальных режимов, демократические свободы и институты. Вокруг этого в мире поднялась мощная, большей части неоправданная реклама революционного романтизма. Влияние Запада на развитие политического терроризма проявлялось и в том, что революции там сопровождались массовым террором: во время якобинской диктатуры во Франции было отправлено на гильотину 2663 человека. «Культ французской революции, – писал А.И. Герцен, – первая религия молодого русского; и кто из нас не хранил портреты Робеспьера и Дантона».
При выяснении истоков российского политического терроризма нельзя сбрасывать со счета и влияния традиций отечественной истории – многочисленные дворцовые перевороты, крутые меры в отношении оппозиции Ивана Грозного и Петра I, разинщину и пугачевщину, что сопровождалось грубым произволом и насилием, большой кровью и нагнетанием страха. «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» – восклицал А.С. Пушкин по поводу пугачевщины. Эту сторону бунтов в народе знали мало, а чаще об их руководителях вспоминали в песнях и сказаниях, как о народных вождях и героях, народных заступниках.
Необходимо отметить и национальный аспект проблемы. История Российской империи в рассматриваемый период отмечена противостоянием с некоторыми национальными окраинами вплоть до крупных восстаний и длительных войн на Кавказе, что сопровождалось грубым насилием и вспышками кровавого террора. Порождали недовольство и проявления национальной дискриминации со стороны государственных органов.
На распространении терроризма в определенной мере сказалось ослабление среди русского народа влияния нравственных норм православия. На это обратил, например, внимание Белинский в известном письме к Гоголю. Многие террористы объявляли себя на суде и даже перед казнью атеистами, оправдывая мнение Достоевского, что человек, утрачивая веру в бога, способен на самые низкие поступки вплоть до убийства.
Указанные социально-политические особенности России служили питательной средой для эскалации терроризма, формировали благоприятную нравственную атмосферу в обществе для его распространения. Ряды террористов пополнялись, их «подвиги» прославлялись. Они получали моральную и материальную поддержку состоятельных либералов.
Широким кругам российской интеллигенции того периода, как отмечали многие крупные теоретики права, было присуще пренебрежение к правовым нормам общественной жизни. Некоторым больше импонировал принцип – цель оправдывает средства. Б.А. Кистяковский отмечал, что «русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности», ее правосознание «стоит на крайне низком уровне развития».
П.И. Новгородцев писал: «Политическое миросозерцание русской интеллигенции сложилось не под влиянием государственного либерализма Б.Н. Чичерина, а под воздействием народнического анархизма Бакунина. Определяющим началом было здесь не уважение к историческим задачам власти и государства, а вера в созидательную силу революции и в творчество народных масс». Подобные же оценки правосознания российской интеллигенции содержатся в трудах И.А. Ильина, В.А. Маклакова, П.Б. Струве, И.А. Покровского и др.
О настроениях студенчества того времени философ И.А. Ильин писал: «В дореволюционное время среди русского студенчества считалось, что тот, кто все время отдает науке или искусству и, в сущности говоря, накапливает и бережет духовный и жизненно-реальный опыт, а от «общественности» и «политики» сторонится, тот «академист», «карьерист», «шкурник» и «реакционер». «Настоящий» студент призван прежде всего желать и требовать политического и социального «обновления». Он должен иметь «идеал» и содействовать какой-нибудь определенной партии, но идеал «один», другого нет. Это «социализм». Что такое «социализм», из чего он исходит, к чему ведет, как осуществляется – этого не знал никто».
Атмосфера ослепления российского общества в отношении террора к концу 70-х годов высветилась в связи с процессом над террористкой В. Засулич. Вынесение оправдательного приговора за явно умышленное покушение на убийство петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова было встречено, по словам председательствующего на суде А.Ф. Кони, невиданным восторгом и ликованием не только в зале суда, но и за его пределами.
Даже находившийся в зале суда Ф.М. Достоевский, до этого обличивший в романе «Бесы» терроризм в форме нечаевщины, высказался, по словам публициста Г.К. Градонского, за оправдание преступницы, при этом заметил: «чего доброго ее теперь возведут в героини». В последнем великий писатель оказался прав: террористку поставили на пьедестал.
Голоса таких мыслителей, как К.Н. Леонтьев и Л.Н. Толстой, о пагубных последствиях приговора по сути не были услышаны обществом. Зато резонанс того, что произошло в петербургской судебной палате, был велик в России и за ее пределами, послужив импульсом и началом массового российского политического терроризма. Нельзя не согласиться с профессором Ю.Р. Носовым, который пишет: «Никаких случайностей не произошло, все дело в том, что общество хотело, точнее сказать, общество жаждало пришествия терроризма. Можно воспринимать это как коллективное ослепление, временное умопомрачение, синдром самоуничтожения, садомазохизм, наконец, но факт остается фактом: общество само накликало на себя терроризм, благословило его».
Маховик террора начал раскручиваться: вооруженные кружки и группы, подпольные типографии, динамитные мастерские. В преступную деятельность вовлекались новые силы. В центре и на периферии совершались покушения на губернаторов, градоначальников, видных деятелей полиции и жандармерии, суда и прокуратуры. М.Е. Салтыков-Щедрин в письме профессору А.Н. Энгельгардту из Петербурга в феврале 1879 г. воскликнул: «Что теперь здесь творится по поводу этих бессмысленных убийств и покушений, того ни в сказках сказать, ни пером описать». Еще больший размах эта деятельность приняла с созданием летом 1879 г. партии «Народная воля», поставившей главной целью убийство императора. После серии неудачных покушений Александр II был смертельно ранен 1 марта 1881 г.
К середине 80-х годов принятыми правительственными мерами первая волна терроризма была отбита. Однако после примерно полутора десятка лет затишья развернулась вторая, еще более кровавая волна этого средства политической борьбы. На вооружение тактику террора приняли эсеры, анархисты, максималисты, национальные политические объединения Польши, Прибалтики, Кавказа. Приложили к этому руку и социал-демократы, в том числе большевики.
Террористы этого периода получали активную поддержку либеральной оппозиции. П.А. Столыпину не удалось из-за позиции кадетов добиться принятия в Думе резолюции с осуждением террора. Бывший начальник Петербургского охранного отделения генерал А.В. Герасимов впоследствии писал, что в 1905 г. «особенными симпатиями среди интеллигенции и широких обывательских, даже умеренных слоев общества пользовались социалисты-революционеры. Эти симпатии к ним привлекала их террористическая деятельность. Деньги в кассу их центрального комитета притекали со всех сторон и в самых огромных размерах».
Террор второй волны отличался не только большей массовостью, но и неразборчивостью в выборе жертв: мишенью мог стать любой служащий, каким-либо образом связанный с правительственными структурами, любой человек в униформе. Призывая к тотальному террору, газета эсеров «Революционная Россия» в 1905 г. провозглашала: «Мы, социалисты-революционеры, вынуждены объявить вне закона не только всю ту организованную камарилью, которая фактически правит именем выродившегося недоросля-царя, но и ее агентов и сообщников. Мы вынуждены повести против них систематический террор по всей линии, сверху донизу, от крупных воротил до мелких сошек, от официальных представителей власти до неофициальных вербовщиков черных сотен…».