Гораздо больше, чем мнение внутри собственной партии, Хрущёва теперь заботил международный отклик на его действия, и суд дважды откладывался по инициативе Москвы — именно по тем соображениям, что международная обстановка была не совсем благоприятной для его проведения. Для того, чтобы продемонстрировать всему миру мощь СССР, теперь вполне хватало спутника, запуск которого в начале октября стал главной мировой сенсацией 1957 г. Проведение на этом фоне суда над Имре Надем, напротив, могло подпортить имидж «страны Советов» в глазах тех, кто восторгаясь техническими достижениями СССР, в той или иной мере был склонен распространить свои симпатии и на её политическую и экономическую систему. Ещё важнее, пожалуй, было то, что этот суд мог охладить решимость югославов к сближению с советским лагерем, причём в самый канун международного совещания компартий, намеченного на ноябрь 1957 г.33
Впрочем, опасения отпугнуть югославов были напрасными, или точнее: перенос процесса не мог повлиять на позицию СКЮ. Ознакомившись с проектом Декларации совещания компартий социалистических стран, югославские коммунисты его отвергли, увидев, что КПСС по-прежнему хочет диктовать зарубежным коммунистам свои правила игры. В отношениях двух компартий вновь наметилось охлаждение и проведение суда над Имре Надем могло теперь оказаться кстати — в случае, если бы в Кремле была избрана установка на дальнейшую эскалацию конфликта. В Москве в ноябре 1957 г. Я.Кадар встретился с лидерами многих компартий и убедился, что идея суда над И.Надем находит их поддержку как действенная мера во устрашение «ревизионизма». Однако и позже суд переносился — в феврале 1958 г. — и вновь по инициативе Москвы, опасавшейся, что процесс по делу И.Надя испортит впечатление от адресованной Западу советской программы мер по разоружению.
Янош Райнер ещё в работах 1990-х годов выдвинул следующую версию. По его мнению, Я.Кадар в конце зимы 1958 г. оказался в ситуации выбора. Он мог отложить процесс по делу И.Надя «до лучших времён», но мог провести суд, как это было запланировано, в феврале, смягчив при этом меры наказания обвиняемым, прежде всего отказавшись от вынесения смертных приговоров. В 2003 г. была опубликована краткая запись заседания Президиума ЦК КПСС от 5 февраля, подтверждающая это предположение. Суть советской позиции резюмировали всего три слова, зафиксированных ведшим записи зав. общим отделом ЦК В.Н.Малиным: «Проявить твёрдость и великодушие». Как явствует из этих слов, в Москве считали целесообразным, доведя дело до суда, до осуждения венгерских «ревизионистов», всё же пойти по пути смягчения приговоров. Коммунистический лидер Венгрии избрал другой путь, сознательно не воспользовавшись предоставившейся было возможностью компромиссного решения. Выбор Я.Кадара (ответственность за который всецело лежит на нём) был, в первую очередь, продиктован соотношением сил в руководстве собственной партии, и для того, чтобы понять мотивы его поведения, нужно лучше представлять себе этот расклад.
В первые месяцы существования правительства Я.Кадара его положение было предельно шатким, режим опирался почти исключительно на советскую военную помощь. В условиях, когда подавляющее большинство населения выступало за вывод советских войск, восстановление правительства Имре Надя, проведение свободных выборов, сохранение всех основных завоеваний революции, Я.Кадар, ставший орудием осуществления курса на её подавление, мог найти себе внутреннюю опору прежде всего в рядах венгерских сталинистов, ностальгировавших по режиму Ракоши. По сути дела, он выступал их заложником. Для того, чтобы расширить поле для политического манёвра, он должен был не только завоевать более широкую поддержку в обществе, но и укрепить доверие к себе Москвы. Как следует из записей заседаний Президиума ЦК КПСС от 4 и 6 ноября 1956 г., где Н.С.Хрущёв защищал главу нового венгерского правительства от нападок Молотова, отмежёвываясь одновременно от М.Ракоши, ставка на Я.Кадара была сделана серьёзная. Вместе с тем, последний не мог не понимать: если его политика не удовлетворит Москву, может реально встать вопрос о реставрации прежней власти. Ракоши, Герё и ряд других бывших лидеров в надежде на своё скорое возвращение в Венгрию и занятие ответственных должностей буквально бомбардировали ЦК КПСС письмами с резкой критикой «правых» ошибок Кадара. Вопрос об их возможном водворении на партийно-государственный олимп оставался до известной степени открытым вплоть до апреля 1957 г., когда Президиум ЦК КПСС принял решение об ограничении контактов М.Ракоши с Венгрией, сочтя, что его деятельность препятствует укреплению кадаровского режима.
В Москве были, в целом, удовлетворены ходом нормализации в Венгрии, и выбор в пользу Я.Кадара был сделан в это время окончательно и бесповоротно — это явилось первым его серьёзным тактическим успехом в отношениях с Кремлём. Но и после того, как М.Ракоши перешёл в СССР, по сути дела, на положение политического ссыльного, его потенциальные сторонники в руководстве ВСРП продолжали составлять значительную силу. Лишь отчасти ослабил их позиции пленум ЦК КПСС 1957 г., нанёсший удар по оппонентам Хрущёва в Президиуме ЦК, выступавших (прежде всего, Молотов и Ворошилов) за более активное приобщение людей Ракоши к власти в Венгрии. Проявив предельную жёсткость в деле Имре Надя (в общем не очень свойственную этому прагматическому политику), Кадар в 1958 г. окончательно выбил оружие у своих критиков слева — сторонников полной реставрации системы, решительно отвергнутой венгерским народом в октябре 1956 г. Необходимо также помнить, что Имре Надь до конца своей жизни был бы не только центром притяжения для оппозиции, но самим своим существованием напоминал бы о нелигитимности прихода Я.Кадара к власти и был в силу этого крайне неудобен для последнего34. Таким образом, советское предложение проявить великодушие не нашло поддержки венгерского лидера. Он предпочёл перенести процесс, но не переписывать уже разработанный сценарий, по которому Имре Надя предполагалось казнить (К этому можно добавить, что после триумфального для Я.Кадара визита Н.С. Хрущёва в Будапешт в апреле 1958 г. венгерский лидер мог позволить себе больше самостоятельности в принятии внутриполитических решений).
Момент для проведения процесса был выбран наиболее удобный с точки зрения интересов советских лидеров. Мирные инициативы СССР, заставившие Я.Кадара отложить судебный процесс, не нашли ожидаемой поддержки на Западе; ни сам суд, ни приговор по делу И.Надя уже никак не могли повлиять на их судьбу. С другой стороны, состояние советско-югославских отношений к маю 1958 г. достигает самой низкой в послесталинский период отметки. Это было связано с принятием в конце апреля на VII съезде Союза коммунистов Югославии новой программы партии, хоть и не ознаменовавшей собой поворота в политике СКЮ, но приведшей в систему многие положения югославской концепции самоуправления, неприемлемые для руководства СССР. К тому же, новая программа СКЮ в целом ряде пунктов вступала в противоречие с Декларацией Совещания компартий в ноябре 1957 г. В результате, Москвой была развязана довольно шумная пропагандистская антиюгославская кампания, пошедшая на убыль лишь через год, в 1959-м. В отличие от 1948 — 1949 гг., в ходе новой кампании критика лидеров Югославии удержалась на уровне обвинений в ревизионизме и национализме и не привела к разрыву дипломатических отношений — о «шпионах», «убийцах» и «фашистах» во главе этой страны речь уже не заходила. Даже учитывая желание «проучить» «ревизиониста» Тито, в Кремле не стали отказываться от задачи поддержания со стратегически важной Югославией нормальных партнёрских отношений, что заставляло воздерживаться от перегибов в критике. Таков был внешнеполитический фон, на котором 15 июня 1958 г. в ходе закрытого суда был вынесен смертный приговор Имре Надю и его соратникам П.Малетеру и М.Гимешу, на следующий день приведённый в исполнение. Г.Лошонци скончался в тюрьме за полгода до суда. Й.Силади был казнён ещё в апреле. Находившийся в США генерал Б.Кирай был приговорён к смертной казни заочно. Другие проходившие по делу И.Надя подсудимые получили различные сроки тюремного заключения (в начале 1960-х годов практически все они были амнистированы).
Расправа над Имре Надем и его соратниками, ставшая венцом целой серии судебных процессов по делам участников революции 1956 г., вызвала широкий резонанс во всём мире. Для многих была очевидна несостоятельность обвинений против бывшего венгерского премьера, главная «вина» которого заключалась в последовательном отстаивании курса на суверенитет собственной страны, вступавшего в слишком резкое противоречие со сложившейся ещё при Сталине практикой отношений внутри советского лагеря.
Как бы там ни было, июнь 1958 г. в известном смысле поставил точку в истории венгерской революции и подвёл черту под определённым периодом в развитии послевоенной Венгрии; политическая обстановка в стране к этому времени стабилизировалась и для дальнейшей консолидации режима необходима была смена тактики — задачи запугивания непокорных отходят на второй план, уступая место поискам путей наведения мостов с венгерской нацией. Показательно, что расправа над Имре Надем почти совпала по времени с публикацией первых документов, заложивших основы кадаровской либерально-прагматической модели социализма, которая отличалась, пожалуй, наибольшей гибкостью в сравнении с другими реально воплощёнными моделями.