Финальная фаза мирных переговоров
С приходом к власти большевики уже 26 октября 1917 провозглашают Декрет о мире, предлагавшем всем воюющим народам немедленно заключить «справедливый демократический мир без аннексий и контрибуций». 9 декабря 1917 года начинаются переговоры с Германией о немедленном мире, с 20 декабря российскую делегацию возглавляет наркоминдел Троцкий Л. Д.. Прибыв в Брест-Литовск, Троцкий начинает раздавать пропагандистские листовки среди германских солдат, охранявших железнодорожные пути.
Член германской делегации генерал Макс Гофман иронически описал состав советской делегации в таком ключе: «Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, тогдашним комиссаром финансов. Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня рядом с князем Хоенлое сидела террористка Бизенко [так в тексте], с другой стороны от нее — крестьянин, настоящее русское явление с длинными седыми локонами и заросшей, как лес, бородой. Он вызывал у персонала некую улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает он к обеду, отвечал: „Более крепкое“.»
Наркоминдел Троцкий, в свою очередь, ехидно комментирует уже самого Гофмана следующим образом: «Генерал Гоффманн … привнес свежую ноту в конференцию. Он показывал, что ему не симпатичны закулисные хитрости дипломатии, и несколько раз ставил свой солдатский сапог на стол переговоров. Мы сразу поняли, что единственная реальность, которую действительно следует воспринимать всерьез при этих бесполезных разговорах, это сапог Гоффманна».
Так как остальные воюющие державы проигнорировали большевистский Декрет о мире, речь шла о сепаратном мире России с Германией. Условия, выдвинутые немцами, были позорными для России, и включали в себя отторжение обширных национальных окраин на западе бывшей Российской империи, выплату репараций Германии и компенсаций лицам немецкой национальности, пострадавшим в ходе революционных событий. Кроме того, Германия фактически вела переговоры с Украиной отдельно, как с независимой державой. С точки зрения германской делегации, отторжение западных национальных окраин не считалось нарушением принципа «мира без аннексий», так как, по мнению немцев, народы западных национальных окраин бывшей Российской империи выбрали для себя государственную самостоятельность, в соответствии с принципом «самоопределение вплоть до полного отделения». Советская делегация с негодованием заявила, что «о каком мире без аннексий можно говорить, если от России отторгают чуть ли не 18 губерний».
На зиму 1917/1918 годов уже было очевидно, что бывшая царская армия к этому времени окончательно развалилась, полностью потеряла боеготовность, и была абсолютно неспособна остановить предполагаемое наступление немцев в случае ультиматума. Как утверждал Троцкий в своей работе «Моя жизнь», «когда я в первый раз проезжал через линию фронта на пути в Брест-Литовск, наши единомышленники в окопах не могли уже подготовить сколько-нибудь значительной манифестации протеста против чудовищных требований Германии: окопы были почти пусты». К февралю-марту 1918 года количество дезертиров в России доходит до 3 млн чел.
Очередной вспышке дезертирства способствует как стремление солдат успеть в свои деревни к разделу земли, так и развал снабжения армии. 2 декабря 1917 года по сообщениям с Западного фронта «длительное недоедание перешло в голод». На Северный фронт в декабре ежедневно прибывает 31 вагон муки при норме в 92, а на Западный — даже 8 при норме в 122. В декабре 1917 года начальник штаба пехотного корпуса Северного фронта полковник Беловский свидетельствовал, что «никакой армии нет; товарищи спят, едят, играют в карты, ничьих приказов и распоряжений не исполняют; средства связи брошены, телеграфные и телефонные линии свалились, и даже полки не соединены со штабом дивизии; орудия брошены на позициях, заплыли грязью, занесены снегом, тут же валяются снаряды со снятыми колпачками (перелиты в ложки, подстаканники и т. п.). Немцам все это отлично известно, так как они под видом покупок забираются в наш тыл верст на 35-40 от фронта».
Показательна Сводка сведений о настроении в частях Юго-Западного фронта с 1 по 8 ноября, содержащая[205] подобные пассажи:
Особая армия. 31-й корпус: отношение к боевой службе в 83-й дивизии переменное, в 130-й дивизии удовлетворительное, занятия и работы производятся мало. Отношение к офицерам в 83-й дивизии недоверчивое и враждебное, в 130-й — удовлетворительное. Части обеих дивизий ждут мира…Общее настроение в связи с событиями ухудшается. Боеспособность частей корпуса сомнительная, в последнее время все ухудшается…
39-й корпус. …Во всех дивизиях, кроме резервных частей и 53-й дивизии, занятия не ведутся. Работы в частях корпуса или вовсе не ведутся или выполняются плохо. Отношение к офицерам в большинстве частей недоверчивое и враждебное, удовлетворительное лишь в 498-м и 500-м полках и терпимое в 486-м, в 487-м и 488-м полках. Отношение к войне отрицательное, солдаты ждут мира….
1-й Туркестанский стрелковый корпус: отношение к боевой службе в 1-й Туркестанской дивизии безразличное, во 2-й дивизии неудовлетворительное, в 113-й пехотной дивизии боевая служба несется исправно….Отношение к офицерам в Туркестанских дивизиях недоверчивое и злобное, в 113-й дивизии удовлетворительное, отношение к войне всюду отрицательное, все ждут мира. 1-й Туркестанский полк, обставляясь мерами предосторожности, братается по всему фронту, выменивая у немцев сигары и ром…
34-й корпус. …3 ноября на объединённом собрании корпусных, дивизионных и полковых рад один из украинцев сказал следующее: «Россия теперь — разлагающийся труп, который своим трупным ядом может заразить Украину». На это группой делегатов неукраинцев была вынесена резолюция с протестом против такого определения.
3-й Кавказский корпус. Стремление к скорейшему заключению мира и пораженческое настроение парализует всю работу офицеров к подъему боевого значения частей. Плохая пища и недостаток обмундирования делают солдат безразличными даже к судьбе родины….
К моменту германского наступления в феврале 1918 года фронт фактически прекращает своё существование.
Наркоминдел Троцкий Л. Д. предлагает неожиданную формулу «ни мира, ни войны», состоявшую в искусственном затягивании переговоров в надежде на скорую революцию в самой Германии. На заседании ЦК РСДРП(б) большинство (9 голосов против 7) высказываются за предложение Троцкого. 27 января германская делегация официально потребовала от советской стороны немедленно прекратить затягивание переговоров, и дать ответ на свои условия мира. 28 января Троцкий оглашает на заседании делегаций декларацию, провозглашающую, в соответствии с решением большинства ЦК, формулу «войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем», на какое-то время сбившую немцев с толку. Эта формула, хотя и соответствовала мнению большинства ЦК, шла вразрез с требованием Ленина подписывать мир немедленно на германских условиях. Троцкий успевает передать Верховному Главнокомандующему Крыленко Н. В. распоряжение о демобилизации армии, которое Ленин отменяет уже через 6 часов. С другой стороны, позиция Троцкого уже 14 февраля была одобрена на заседании ВЦИК.
По выражению Покровского М. Н.
Он наивно воображал, что стоит только перенести цирк «Модерн» в Брест — и дело будет в шляпе. Что из его брестских речей до германского рабочего дойдет только то, что разрешит напечатать военная цензура Вильгельма II, это ускользнуло от его соображения.
В начале 1918 года многим предложения Троцкого казались правильными: экономическое положение Германии и Австро-Венгрии из-за затянувшейся войны было ненамного лучше российского. Уже к весне 1917 года германское правительство приблизилось к исчерпанию мобилизационных ресурсов, весьма ограниченных, в отличие от Антанты с её огромными колониальными владениями. Практически вся германская промышленность к 1917 году была переведена на военные рельсы, причём правительство было вынуждено вернуть с фронта 125 тыс. рабочих. Распространились разнообразные суррогаты («эрзац»), а уже зима 1916/1917 годов вошла в германскую историю, как «брюквенная зима», в ходе которой, по некоторым источникам, умерло от голода до 700 тыс. чел.
К зиме 1917/1918 годов положение Центральных держав стало ещё хуже. Нормы по карточкам составляли: неделю картофеля — 3 килограмма 300 граммов, хлеба — кило восемьсот, мяса — 240 граммов, жиров — 70-90 граммов[206]. Под влиянием нарастающего экономического и, в первую очередь, продовольственного, краха в Германии и Австро-Венгрии резко возросло забастовочное движение, в Австро-Венгрии прошла всеобщая забастовка, начали появляться первые Советы по российскому образцу. 15 января в Берлине в забастовках участвовало до полумиллиона рабочих. По выражению Троцкого, «не нужно ли попытаться поставить немецкий рабочий класс и немецкую армию перед испытанием: с одной стороны — рабочая революция, объявляющая войну прекращенной; с другой стороны — гогенцоллернское правительство, приказывающее на эту революцию наступать».[207]
Общая усталость от войны распространялась также и на державы Антанты: так, во французской армии отказались идти в наступление до ста полков. Мятеж был подавлен самыми жёсткими методами.
8 января 1918 года президент США Вудро Вильсон выступает с мирной инициативой, выдвинув Четырнадцать пунктов Вильсона.
Однако стратегия Троцкого провалилась; забастовочное движение в Германии в целом было подавлено к 9 февраля с помощью жёстких репрессий. На настроение немцев повлиял в том числе разгон большевиками Учредительного собрания, которое, как предполагалось, встанет на позиции «революционного оборончества». По заявлению главы советской делегации наркоминдела Троцкого, «разгон же Учредительного Собрания означал для немцев нашу очевидную готовность к прекращению войны какой угодно ценой. Тон Кюльмана [главы германской делегации статс-секретаря германского МИД Рихарда фон Кюльмана] стал заметно наглее»[208]. Сам Рихард Кюльман также высказался о Троцком без особой симпатии, отметив, что «не очень большие, острые и насквозь пронизывающие глаза за резкими стеклами очков смотрели на его визави сверлящим и критическим взглядом. Выражение его лица ясно указывало на то, что он [Троцкий] лучше бы завершил малосимпатичные для него переговоры парой гранат, швырнув их через зеленый стол, если бы это хоть как-то было согласовано с общей политической линией». Кроме того, фон Кюльман выражает сомнение, что Троцкий вообще собирался заключать какой-либо, выгодный или невыгодный для России, мирный договор: «иногда я спрашивал себя, прибыл ли он вообще с намерением заключить мир, или ему была нужна трибуна, с которой он мог бы пропагандировать большевистские взгляды».