После ноябрьского пленума Сталин не созывал новый пленум ЦК в течение восьми месяцев. На протяжении этого периода развертывался первый тур сплошной коллективизации с его авантюристическим началом и позорным завершением. Все документы, касавшиеся этой крупномасштабной политической кампании, разрабатывались и принимались узкой группой аппаратчиков без утверждения их полным составом Центрального Комитета.
Постановление ЦК от 5 января открыло серию обильных директив, направленных на форсирование коллективизации и раскулачивания. В передовой "Правды" под названием "Ликвидация кулачества как класса становится в порядок дня" содержался призыв "объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли"[3]. Претворением этой установки стали решения, разработанные образованной 15 января комиссией Политбюро под руководством Молотова: постановление ЦК от 30 января "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации", постановления ЦИК и СНК от 1 февраля "О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством" и "О воспрещении самовольного переселения кулацких хозяйств и распродажи ими имущества". Эти решения отменяли в районах сплошной коллективизации действие законов об аренде земли и применении наемного труда. За самовольное переселение кулацких хозяйств и распродажу ими своего имущества предусматривались жесткие репрессивные меры.
Местные власти были наделены чрезвычайными полномочиями "вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей)".Кулаки, разделялись на три категории. К первой категории был отнесен "контрреволюционный кулацкий актив", особенно кадры действующих повстанческих организаций, которые подлежали заключению в концлагеря или расстрелу по приговору "троек". "Изъятие первой категории", которое предполагалось закончить к началу развертывания кампании по выселению кулаков, должно было распространиться на 50-60 тыс. чел. Семьи лиц, заключенных в лагеря или приговоренных к высшей мере наказания, должны были выселяться в отдаленные районы страны вместе с семьями "второй категории", к которой были отнесены "крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступающие против коллективизации", "местные кулацкие авторитеты и весь кулацкий кадр, из которого формируется контрреволюционный актив". Только из Украины, Белоруссии, Казахстана, Сибири, Урала, Северного Кавказа, Средневолжского и Нижневолжского краев, Центрально-Черноземной области планировалось выслать 210 тысяч семей. Остальных кулаков предполагалось выселять в отводимые за пределами колхозных хозяйств поселки в районах, где они проживали .
Поскольку государство не располагало материальными ресурсами для обустройства создаваемых колхозов, в неделимые фонды последних передавалось конфискованное имущество кулацких хозяйств. Непроизводственное личное имущество раскулачиваемых распределялось среди бедноты, что способствовало разжиганию в ее среде низменных настроений и зачислению зажиточных середняков в списки на раскулачивание.
О горячке коллективизаторства, охватившей всю страну, свидетельствуют официальные данные, согласно которым к началу января 1930 года в колхозах числилось свыше 20 %, к началу марта - свыше 50 % крестьянских хозяйств.
Одним из способов, избираемым отчаявшимися крестьянами в качестве реакции на массовые насилия, стали антиколхозные вооруженные выступления. Об их характере и масштабах свидетельствуют данные, приводившиеся в "Рютинской платформе": в начале 1930 года в стране прошло более 500 крупных восстаний с тысячами участников в каждом; во многих случаях в этих восстаниях участвовали коммунисты и комсомольцы, порой ими руководили члены партии, а в одном случае - даже районный уполномоченный ГПУ. По данным современных советских историков, в январе-марте 1930 года прошло не менее 2200 массовых выступлений с участием почти 800 тысяч крестьян. Намного большим было число индивидуальных и групповых расправ над организаторами коллективизации и колхозными активистами.
Все это означало, что страна фактически вступила в новую гражданскую войну. Как признавалось в секретном письме ЦК от 2 апреля 1930 года, если бы процесс насильственной коллективизации (именовавшийся "искривлением партлинии") не был приостановлен, "добрая половина наших "низовых" работников была бы перебита крестьянами" в широкой волне повстанческих выступлений.
3. Индустриализация.
Тяжелые последствия исключительного напряжения, которое переживала страна, обнаружились уже в конце 1930 года. До этого времени хозяйственный год начинался в октябре. Оказавшись перед фактом невыполнения плановых заданий на 1929-30 хозяйственный год, правительство ввело так называемый особый квартал 1930 года (октябрь-декабрь), к концу которого предполагалось достичь показателей, намеченных планом на сентябрь.
Введение особого квартала не могло спасти от снижения темпов промышленного роста и ухудшения всех других экономических показателей, оказавшихся в 1931 году намного ниже плановых заданий. Главными причинами этого явились непрерывное увеличение вложений в тяжелую промышленность и начатых строек, несоответствие между огромными инвестициями в строительство предприятий и реальными возможностями поставок сырья и оборудования, отставание развития производственной инфраструктуры, прежде всего транспорта и энергетики, и тем более социальной инфраструктуры (жилье и социально-культурные учреждения,). Внутрипроизводственные накопления оказались намного ниже запланированных. С 1931 года промышленность, в которой всевозрастающую роль занимал сектор "А", стала нерентабельной и оставалась таковой до конца 30-х годов. Строительство многочисленных предприятий затягивалось. Невыносимые условия труда и существования рабочих порождали текучесть, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, снижение темпов роста производительности труда.
В речи "О задачах хозяйственников", произнесенной 4 февраля 1931 года, Сталин признал, что в 1930 году прирост промышленной продукции составил 25 % вместо 32 % по годовому плану. Тем не менее он по-прежнему призывал обеспечить в 1931 году 45 % прироста и добиться выполнения пятилетки за 4 года, а в основных, решающих отраслях промышленности - за 3 года.
Превращение пятилетки в четырехлетку Троцкий расценивал как легкомысленную авантюру, ставящую под удар основной план. Он предупреждал, что "не только задача "догнать и перегнать" не будет разрешена при самом счастливом выполнении пятилетки, но и сама пятилетка не может быть выполнена в четыре года при самом чудовищном напряжении. Более того, административный авантюризм руководства делает все менее вероятным выполнение плана и в пять лет".
Столь же определенно Троцкий выступал против выдвинутого Сталиным на XVI съезде тезиса о "вступлении страны в социализм". По поводу этого тезиса, повторявшегося в бесчисленных официальных статьях и речах, он писал: "Не чудовищно ли: страна не выходит из товарного голода, перебои снабжения на каждом шагу, детям не хватает молока - а официальные филистеры провозглашают: "страна вступила в период социализма". Разве можно более злостно компрометировать социализм? и Сказать рабочим-строителям, которые карабкаются по лесам с кирпичами и цементом, часто полуголодные и нередко срываются вниз, что они уже могут обосноваться в здании, - "вступили в социализм!" - значит издеваться над строителями и над социализмом".
Энтузиазм и самоотверженность миллионов людей в годы первой пятилетки - не выдумка сталинской пропаганды, а несомненная реальность того времени. Свидетельства атмосферы массового трудового воодушевления мы находим не только в художественной литературе 30-х годов, но и во многих "человеческих документах". Так, А. М. Исаев, будущий ведущий конструктор космических кораблей, отправившийся в конце 1930 года добровольцем на Магнитогорский комбинат, писал оттуда родителям: "Недавно нам в силу образовавшегося прорыва хотели поднести рогожное знамя (одна из форм моральных санкций, применявшихся в те годы на предприятиях и стройках - В. Р.). Так знайте, что многие горняки плакали на собрании и поклялись не допустить позора! Я никогда не думал, что рабочий (конечно, постоянный, а не сезонник) выглядит так, как он на самом деле выглядит. Если нужно, рабочий работает не 9, а 12-16 часов, а иногда и 36 часов подряд - только бы не пострадало производство! По всему строительству ежедневно совершаются тысячи случаев подлинного героизма».