Поскольку в прошлом религиозное восприятие мира было присуще большинству людей, к которым апеллировала церковь, провиденциалистская интерпретация предпосылок и обстоятельств «крещения Руси» казалась поборникам русского православия вполне достаточной, чтобы внушить этим людям благоговейное отношение, как к данному явлению, так и к его последствиям. Поэтому социально – политические аспекты процесса христианизации Древней Руси либо вообще не рассматривались дореволюционными богословами и церковными проповедниками, либо затрагивались попутно и сводились в конечном счете все к тому же «божию промышлению о мире».
Синтез богословской и социальной аргументации используется идеологима современного русского православия для того, что бы навязать советским людям – не только верующим, но и атеистам – следующие положения религиозно – апологетического характера, принципиально важные для церкви:
Истоки христианизации древнерусского общества восходят к апостольским временам (1 век н.э.),а поэтому «крещение Руси» должно рассматривать как конечные результат деятельности одного из непосредственных учеников Иисуса Христа, предпринятой ради утверждения на русское земле «истинной веры».
В новой религии, принесенной в нашу страну из Византии, были в равной степени заинтересованы как верхи, так и низы Киевской Руси, поэтому она была принята при всеобщей поддержке и повсеместном ликовании. Процесс крещения жителей городов и сел Древнерусской державы прошел гладко и безболезненно, не встретив сопротивления и не вызвав необходимости в принуждении;
Новая вера оказалась настолько созвучной духовным запросма наших предков, что христианизация Древней Руси заняла всего лишь несколько десятилетий.
«Путята крестил мечем, а Добрыня огнем»
О начальной фазе «крещения Руси» сохранилось очень мало сведений. Скупы на информацию летописи и другие древнерусские литературные памятники; к тому же содержащиеся в них данные противоречивы. Грух упоминают об этом событии византийские, арабские и армянские источники.
«Повесть временных лет» утверждает, что сам Владимир крестился в захваченной им Корсуни. А в труде монах Иакова «Память и похвала Владимиру» говорится, что город Корсунь был взят Владимиром на третий год после крещения. На этом основании многие исследователи и некоторые церковные историки считали Корсунскую версию начала христианизации Древней Руси недостоверной. Однако и сторонники и противники этой версии сходятся на том, что реальным началом «крещения Руси» следует считать не корсунское событие, то есть крещение самого князя, а обращение в новую веру киевлян. Предпринятое Владимиром уже после взятия Корсуни и возвращения этого города византийцам.
Не содержат древнерусские источники и скольконибудь детализированного описания самого процесса принятия христианства киевлянами. «Повесть временных лет» сообщает об этом моменте «крещения Руси» предельно кратко: отдав Корсунь византийцам, Владимир «вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы, - одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву извозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами… Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. П, притащив, кинули его в Днепр… затем послал Владимир по всему городу со словами: «Если не придет, кто завтра на реку – будь то богатый или бедный, или нищий, или раб - да будет мне враг». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы это князь наш и бояре». На следующий день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ»
«Новая религия сразу же была воспринята», крещение проводили , «применяя меры терпеливого убеждения», - вот типичные высказывания на эту тему, которые можно встретить на страницах официальных изданий Московской патриархии.
Между тем стоит лишь повнимательнее вчитаться в приведенные выше древнерусские тексты, и картина начала «крещения Руси» окажется совсем не такой идиллической, какой изображают ее на страницах современных изданий русской православной церкви. Как ни идеализировали авторы этих текстов процесс обращения в новую веру киевлян, они все же вынуждены были признать, что крещение жителей Киева не обошлось без угроз и принуждения со стороны княжеской власть. Не желавших креститься прямо заявляли, что и будут рассматривать как противников князя (если не придет, кто завтра на реку… да будет мне враг), а поэтому какая – то часть киевлян оказалась в водах днепровскиких отнюдь не по доброй воле – «не любовию, на страхом».
Архиепископ Макарий писал: «не все, принявшие тогда у нас святую веру, приняли ее по любви, некоторые только по страху к повелевшему; не все крестились охотно, некоторые – неохотно». «Нежелавших креститься, признавал Голубинский, - было весьма много как в Киеве, так и вообще по всей Руси»
Как уже отмечалось, потребность в новой религии первоначально ощущали лишь социальные верхи Киевской Руси. Владимиру и его ближайшем окружению она была нужна для укрепления великокняжеской власти. Формировавшееся сословие феодалов искало в ней оправдание своего привилегированного положения в древнерусском обществе и идеологическую узду для челяди и смердов. Купцам христианизация Руси сулила расширение и укрепление торговых связей с христианскими странами. Все они получали возможность с помощью новой веры насаждать в массах дух покорности, примирять угнетенных с тяготами подневольной жизни и тем самым удерживать народные массы от активных форм социального протеста. Ради таких перспектив можно было изменить многовековой традиции, порвать с языческим прошлым, отказаться от привычных форм духовной жизни.
В ином положении находились социальные низы древнего Киева. Ни смерды – крестьяне, ни ремесленники, ни бесправные холопы- рабы не получали от водимого христианства, давно переставшего быть религией обездоленных, ничего такого, что отвечало бы их социальным потребностям. Не адапритрования к условиям жизни приднепровских славян и потому не находившая отклика в их душах , государственная идеология Византийской империи воспринималась народными массами Киевской Руси как что – то глубоко чуждое им, принудительно навязываемое ради прихоти власть имущих. Поэтому они принимали новую религию неохотно, по принуждению, уступая не столько уговорам, сколько угрозам. Были среди киевлян и такие, кто протестовал против крещения простейшим и доступным им способом – убегал из Киева, надеясь в степной и лесной глуши сохранить прежнюю веру, близкую им, привычную и понятную.
Судя по летописным свидетельствам и житийным материалам, редко где насаждение христианства обходилось без насилия и принуждения с одной стороны и сопротивления – с другой. Вот лишь несколько фактов.
Вторым по величине и значению городом Киевской Руси в период княжения Владимира Святославовича был Новгород. Поэтому вслед за киевлянами предстояло креститься и новгородцам. Для этой цели в Новгород в 991 году был направлен епископ Иоаким Корсунянин, которого сопровождал новгородский воевода Добрыня – тот самый, который за 10 лет до этого устанавливал кумира над Волховом по повелению киевского князя. В помощи им была придана киевская дружина во главе с тысяцким князя Владимира Путятой.
Узнав о цели прибытия Добрыни с епископом, новгородцы порешили на вече не пускать в город этих миссионеров и не принимать новой религии. Понимая, что киевские дружинники прибыли с Добрыней не на прогулку, жители Новгорода взялись за оружие. Их действия направлял тысяцкий Угоняй и языческий жрец Богомил Соловей. Центром сопротивления стала Софийская сторона. Чтобы крестители не перебрались на нее с Торговой стороны, где они принудительно привели к новой вере несколько сот новгородцев, был разметан мост через Волхов. Путята с помощью военной хитрости проник со своим отрядом в центр Софийской стороны и захватил самого Угоняя и его соратников. Но восставшие новгородцы продолжали сопротивляться. Лишь после того, как тайком переправившийся через реку отряд Добрыни поджег дома участников восстания, сопротивление противников христианизации Новгородской земли было подавлено.
Конечно, восставшие новгородцы руководствовались в своих действиях не только религиозными мотивами, но и политическими соображениями – нежеланием попасть в полную зависимость от киевского князя. Именно последним обстоятельством объясняется участие в восстании многих представителей новгородской знати. И, тем не менее, неприятие новой веры было налицо, причем наиболее резко и открыть демонстрировал это непринятие простой новгородский люд, которому насаждавшееся христианство не несло ничего хорошего.
Когда по приказу Добрыни языческие идолы были повержены (деревянные предали огню, а каменные утопили в Волхове) и началась процедура принятия христианской веры, желающих креститься оказалось не так уж много. Воинам княжеской дружины пришлось перейти от уговоров к прямому принуждению и силой загонять упорствовавших новгородцев в реку.
Вся эта процедура принудительного обращения Новгорода в христианство дала новгородцам основание заявить, что их «Путата крестил мечом, а Добрыня огнем».