В Нижнем Новгороде призывы патриарха вызвали живой отклик. Во главе движения встал земский староста говядарь (мясник) Кузьма Минин Захарьев. Он сумел наладить сбор средств для организации ополчения, который был принудительным. Во главе военной организации ополчения встал воевода князь Дмитрий Пожарский, прославившийся героической обороной от поляков Введенского острожка на Лубянке. Постепенно к ополчению примыкали все новые и новые отряды служилых людей, которым давались деньги на снаряжение и выплачивалось жалование из собранных средств. Ополчение двинулось на Москву через поволжские города – Балахну, Городец, Кострому – и к концу марта 1612 г. вступило в Ярославль. На пути руководители ополчения рассылали грамоты с призывами участвовать в общеземском движении и посылали отдельные воинские отряды занимать города, приводить их под власть ополчения и защищать от польских и казачьих отрядов.
Первые отряды Второго ополчения были отправлены к столице в июле 1612 г. Они прибыли под Москву и встали табором отдельно от казаков Заруцкого и Трубецкого. В конце июля Заруцкий, понимая, что с приходом ополчения не он только лишиться своего влияния, но может лишиться и жизни, отступил из-под Москвы к Коломне, где находилась Марина Мнишек, а затем, ограбив город, двинулся к Рязанской земле и занял Михайлов. В это время к Москве выступили из Ярославля главные силы ополчения во главе с Пожарским. Пожарский торопился прийти в столицу, чтобы опередить гетмана К.Ходкевича, шедшего на выручку польскому гарнизону, осажденному в Кремле.
Польский гарнизон и все находившиеся в Кремле – деятели семибоярщины, их семьи, высшее духовенство, дьяки и другие – страдали от голода. Тем не менее, поляки ожесточенно сопротивлялись, делали вылазки и отвечали отказом на предложения о сдаче. 22 октября казаки выбили поляков из Китай-города. Наконец, доведенные до отчаяния, поляки вступили в переговоры, требуя сохранить им жизнь, что и было обещано. Сперва были выпущены из Кремля бояре – князь Федор Иванович Мстиславский, князь Иван Михайлович Воротынский, Иван Никитич Романов с племянником Михаилом Федоровичем и другие. На другой день сдались и поляки – полковник Струсь со своими людьми был ограблен казаками Трубецкого, а полковник Будило сдался отряду Пожарского, и дворяне не тронули ни одного поляка. 27 ноября ополчение торжественно, с крестами и иконами вошло в Кремль. Ужасная картина предстала взору русских людей – кремлевские церкви были осквернены и разграблены, образа рассечены, престолы выдраны; в чанах засолено человеческое мясо...
● В ноябре 1612 г. руководители Второго ополчения разослали по городам грамоты с призывом собираться на Земской собор «для царского обирания». Среди выборных были и служилые люди «по прибору» – стрельцы, пушкари, посадские люди и даже черносошные крестьяне. Избирательный Земской собор 1613 г. был наиболее многочисленным и представительным во всей соборной практике XVI—XVII вв.
Работа Собора началась с принятием знаменательного решения – «литовского и свийского короля и их детей, за их многие неправды, и иных никоторых земель людей на Московское государство не обирать... и Маринки (т.е. Марины Мнишек) с сыном не хотеть». Отведены были также кандидатуры «царевичей, которые служат в Московском государстве», т.е. сибирских Кучумовичей. Таким образом, Собор сразу определил круг кандидатов – «великие» роды Московского государства, т.е. крупное боярство. По различным источникам известны имена, называвшиеся на Соборе – князь Ф.И.Мстиславский, князь И.М.Воротынский, князь И.В.Голицын, князь Д.Т.Трубецкой, И.Н.Романов, князь И.Б.Черкасский, князь П.И.Пронский, Ф.И.Шереметев. Несомненно, были быстро отведены кандидатуры бояр, входивших в семибоярщину – И.Н.Романова и Ф.И.Шереметева. Наибольшие шансы были у кандидатов, входивших в ополчение – кн. Д.Т.Трубецкого, кн. И.Б.Черкассого и кн. П.И.Пронского.
Агитация за Трубецкого шла весьма успешно, однако, и его кандидатура не смогла набрать необходимого количества голосов на Соборе. Борьба развернулась по второму кругу и возникли новые имена: стольник М.Ф.Романов, князь Д.М.Черкасский, князь И.И.Шуйский, вспомнили и о шведском королевиче Карле-Филиппе. Наконец, благодаря решительной поддержке казаков одержала верх кандидатура Михаила Федоровича Романова, достоинствами которого были его родство с прежней династией (племянник царя Федора Ивановича) и незапятнанность в изменах и усобицах Смуты.
Историки сходятся в оценке еще одного качества Михаила Романова, четко проявившегося в его управлении государством – стремление к примирению общества на консервативных началах, возвращавших Россию XVII в. к социально-политическому облику Московского государства XVI в. «Все сошлось на тихом, “нейтральном” царе», – писал Л.Н.Гумилев. «Романовы устроили всех. – писал В.Б.Кобрин – Таково свойство посредственности. Быть может, для консолидации страны, восстановления общественного согласия страна нуждалась не в ярких личностях, а в людях, способных спокойно и настойчиво вести консервативную политику». Перед царем Михаилом Федоровичем встали задачи преодоления последствий Смуты и осмысления ее итогов. Началась эпоха Романовых [4].
На выходе из страшной Смуты Россия практически не понесла потерь. Потери — и тяжелейшие — были во время самой Смуты. Однако после победы ополчения Минина и Пожарского «внутреннее» кровопролитие очень быстро пошло на убыль: не было масштабного террора против «изменников» и «воров», многолетнего сведения счетов и вообще всего, чем обычно заканчиваются гражданские войны. Объяснить это можно лишь тем, что тогда у России, при всей катастрофичности ее положения, все же существовал стержень, державший весь строй жизни. Этот стержень — православие. Не учитывая этого, трудно понять, например, почему Дмитрий Пожарский не позволил казакам разорвать бояр (а среди них были и Романовы), которые выходили из Кремля, где они сидели с поляками в осаде.
В итоге после Смуты казнено было меньше десяти человек. А замарано в той или иной степени было подавляющее большинство тогдашней московской элиты. Но даже до 1630-х годов те, кто приглашал на царство Владислава, кто готов был принять и Сигизмунда, занимали разные ответственные должности в государстве. Как сумела Русь простить это, не совершать пересчет вин и грехов?.. Это — один из самых чудесных моментов нашей истории и главный показатель очищения и выздоровления народа. Ведь война продолжалась еще долго, в 1618 году Владислав и Сагайдачный снова подходили к Москве... Но Смута кончилась. Самому существованию государства уже ничто не угрожало.
Сказать, что последствия Смуты были тяжелейшими для поступательного развития страны, будет, пожалуй, слабо. Здесь положены иные определения — катастрофические из их числа. О непосредственных международных следствиях сказано, но учтем: после Смуты место России в системе европейских политических и экономических связей стало во многом иным[5]. Геополитические основы сохранялись, да силы и военный потенциал страны были совсем другими. Южная граница, к примеру, была просто распахнута. Учтем и такое обстоятельство: долгие годы насилий и грабежей, олицетворявшихся во многом с действиями иноземных войск, не могли не усилить ксенофобии в русском обществе. Если объективное развитие интенсифицировало взаимосвязи России с европейскими государствами, то горький опыт Смуты во многом влиял на способы и формы контактов. Обособление по конфессиональным мотивам также усилилось и притом весьма чувствительно. В сношениях с рядом государств (прежде всего с Империей и ее союзниками) наступил вообще длительный перерыв. В Европе, расколовшейся в канун Тридцатилетней войны на два лагеря, Россия естественным ходом событий была вовлечена в антигабсбургскую коалицию. Но в рамках этого лагеря она оказалась на его периферии. Потребовалась половина столетия, чтобы преодолеть самые негативные последствия Смуты в международном положении России, но только при Петре 1 был решен балтийский вопрос.
В экономическом плане Смута была долговременным, мощным откатом назад и деревни, и города. Мерзость запустения — это словосочетание было буквально приложимо к огромным областям страны. Минимально необходимые средства извлекались из податного люда (и не только из него) тяжелейшими экстраординарными платежами. Ряд сборов стал вноситься в натуре. То, что было сналогами, с поступ лениями в казну, с хозяйством вообще в середине XVI в могло почитаться в конце Смуты недостижимым идеалом. В целом, более или менее реальное восстановление аграрного производства произошло в середине — третьей четвеоти XVII в.
В круговерти гражданской войны, в толще социальных конфликтов и политических противоречий угадываются контуры явлений, коррелирующих с тенденцией некрепостнического развития. Вольное казачество в качестве военного сословия с традиционным обеспечением в виде кормлений — явление, не нуждающееся в крепостном режиме. И наоборот, начавшаяся трансформация верстанных казаков в помещиков — путь к развитию с крепостнической ориентацией. Фактическая отмена любых запретов на переходы крестьян — реалии социальных неустройств Смуты. Но когда стали преодолевать первые и самые тяжкие экономические ее следствия, первое, за что ухватилось правительство в 20-е годы, — восстановление сроков сыска крестьян и принципиального запрета права их перехода. Если в процессе гражданской войны некоторые тенденции и явления некрепостнического свойства проявились резче и сильнее, то экономические и социальные результаты Смуты усилили факторы крепостнического порядка. Только две группы событий не были обременены, пожалуй, интенсивной крепостнической ориентацией. Смута подтолкнула процессы внешней колонизации, особенно промысловой. В общем балансе несомненно возрастание хозяйственного и социального значения черносошного севера; но ему сколько-нибудь развитые формы крепостничества были просто не по плечу.