Определив пени и порядок суда в делах о нарушении собственности, закон определяет те случаи, в которых нарушение права собственности не бывает преступно, не подлежит наказанию. Этих исключительных случаев было два. Во-первых, когда раб ударил свободного человека, то обиженный мог безнаказанно убить его. Мало того, если ударивший раб укрывался в доме господина своего, то последний должен был выдать его обиженному или заплатить 12 гривен; но и затем обиженный, встретив где-нибудь оскорбившего его раба, мог убить его и не платить пени (ст. 16 Ак. сп.). Здесь обида, полученная от раба, оценивается в 12 гривен, одинаково с обидой от свободного человека, очевидно потому, что вину его принимает на себя господин, следовательно, и обида перестает быть обидой от раба. Но отсюда нельзя заключать, что обида от раба приравнивалась к обиде от свободного человека. Обиженный имел право убить раба даже тогда, когда он получил от господина законное вознаграждение за обиду. Следовательно, без вмешательства господина раб платил за обиду жизнью, а не пеней, и, следовательно, обида от раба считалась наравне с обидой от свободного человека. Второй случай состоял в том, что если кто, взяв с позволения хозяина оружие или платье, испортил бы его, то по закону Ярослава пени он не платил, а должен был отдать только цену вещи (ст. 17 Ак. сп.).
Эти узаконения показывают, что Русская Правда составлена по исконным русским обычаям, основанным на общинном начале, хотя и не без влияния Судного закона. С другой стороны, те же узаконения свидетельствуют, что памятник этот есть именно та судно-льготная грамота, которую Ярослав дал новгородцам в благодарность за усердную помощь в войнах его со Святополком, ибо во всей грамоте нет упоминания не только о судных пошлинах князю, но и каком-либо участии князя в судных делах, — мы видим, что суд по всем делам принадлежал обществу, миру, а не князю. Конечно, это была привилегия только новгородцев, а не общий порядок суда на Руси, ибо по летописям мы знаем, что князья были призваны судить и рядить и это право всегда за ними оставалось.
Постепенное развитие русского общества имело своим неизбежным следствием осознание несоответствия Правды Ярослава новым потребностям общества, что вызвало через 17 лет после смерти Ярослава необходимость в пополнении Правды его сыновьями. С этой целью они собрались в Киеве в 1072 с избранными мужами: Коснячком, Перенегом, Никифором, Чудином и Микулой — и составили новую Правду для всей Руси. Новая Правда ограничивалась тоже одними уголовными постановлениями. Правду сыновей Ярослава можно разделить на три отдела. Первый, состоящий из 11 статей, заключает в себе узаконения о преступлениях против лица; второй, состоящий из 13 статей, заключает в себе узаконения по делам о нарушении прав собственности; третий — из 2 статей — говорит о суде и судебных пошлинах.
В первом отделе основным началом служит полная отмена мести и замена ее денежными выкупами. В 1-й статье Правды прямо сказано: «Сынове Ярослава отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати». В первых трех статьях в этом отделе Правды определено, кому когда платить виру или не платить. 1-я статья указывает, когда убийца платит виру сам, без участия общины. По закону сыновей Ярослава это назначается в том случае, когда убийство учинено в обиду, т. е. с намерением ограбить и вообще с дурным умыслом. В Правде это выражалось так: «Оже кто убиет огнищанина в обиду, то виру платити 80 гривен, а людем не надобе». Здесь мы видим замечательное движение вперед русского законодательства под влиянием Судного закона. Надо заметить вообще, что византийское законодательство вносило новые начала в русскую жизнь. В Ярославовой Правде закон обращал внимание на один внешний факт, намерение же преступника совершенно не бралось в расчет; напротив, в Правде сыновей Ярослава рассматривается и сам мотив преступления, принимается во внимание не только факт, но и воля преступника, который, в случае если совершил преступление с умыслом, отвечал за преступление один, без пособия общины. 2-я статья определяет, когда виру платило общество. Это имело место в трех случаях: 1) когда убийство было совершено в разбое; 2) когда убийцы не было налицо; 3) когда его не находили: «А оже убьют огнищанина в разбой, или убийца не ищут, то вирное платити в ней же верви голова лежит». Под разбоем тогда понималось не то, что теперь, т. е. нападение на человека с целью ограбить называлось тогда грабежом, а под разбоем подразумевалась драка, возникшая вследствие ссоры, нечто вроде западной дуэли. Чтобы отомстить за невыносимое оскорбление, в то время существовал такой обычай: оскорбленный, набрав ватагу своих приятелей, приезжал в дом обидевшего, бил и колотил что попадалось под руку, и если в этом случае совершалось убийство, то оно считалось совершенным в разбое. Очевидно, убийство было не из желания ограбить, часто невзначай. Других два случая, когда виру платила община, были, если убийцы нет налицо или он неизвестен, если общество не знает или не хочет выдать убийцу, считая его хорошим человеком. Эти узаконения свидетельствуют, что Русская земля в то время была разделена на общины, называвшиеся вервями, члены которых были связаны круговой порукой, так что в случае совершения преступления одним из ее членов виру платила вся община. Община могла даже отказать в выдаче убийцы. Вервь платила виру лишь за тех, кто был связан круговой порукой. Вирное устройство было исконным на Руси и поэтому не составляло учреждения Русской Правды; указания на него мы имеем еще в договорах Олега и Игоря. Так, в договоре Олега сказано, что нанесший кому-либо личное оскорбление, если не в состоянии был заплатить виру, должен был поклясться в том, что ему некому помочь. 3-я статья говорит о разряде убийств, за которые никто не платит, или о тех случаях, если убийство не считалось преступлением. К этому разряду относится убийство вора во время кражи. За это убийство ни сам виновник, ни общество не отвечали. В законе сказано: «Оже убьють у которыя татьбы, то убит и в пса место». Впрочем, и здесь закон, желая ограничить произвол хозяина, считает убийство не преступным лишь в том случае, когда вор защищался, а если вор позволил себя связать, то убить его нельзя. Закон говорит, что если хозяин успел связать вора, то, продержав его до утра, должен был вести его на княжеский двор, а если посторонние засвидетельствуют, что хозяин убил связанного вора, то также убийство считалось в обиду и убийца платил виру сам, без помощи общины. Разрешив эти общие вопросы, когда кому платить виру, обратимся к тем статьям Правды сыновей Ярослава, в которых определяется само количество выкупа, или головщины, идущих не князю, а потерпевшему. Этих статей четыре; в них говорится, что за убийство огнищанина, княжеских тиуна и старшего стадного конюха — по 80 гривен, за убийство княжеских отроков, конюхов и поваров — 40 гривен, за убийство сельского княжеского старосты, рабы-кормилицы и раба-кормильца — 12 гривен, а за убийство княжеского рядовича — смерда и холопа — по 5 гривен. Здесь закон ясно говорит только о княжеских людях, а не о земских, и выставленный в этих статьях платеж относится не к вирам, а к головщинам, т. е. к выкупам за голову, потому что здесь показан платеж и за холопа, и за раба, а по общему смыслу всего древнего законодательства вира платилась только за свободных людей, но не за рабов. Раб тогда считался вещью, а не лицом, и потому за его голову не полагалось виры, а платилось только вознаграждение хозяину и особая пошлина князю, называвшаяся продажей.
Относительно личных оскорблений Правда сыновей Ярослава представляет три статьи. В 1-й говорится, что окровавленный или с синяками человек не обязан представлять свидетелей; во 2-й — что за побои смерда без княжеского позволения платятся за обиду три гривны; в 3-й говорится, что за побои огнищанина, тиуна или княжеского мечника платятся за обиду 12 гривен. Здесь закон опять говорит об одних княжеских людях, а не о земцах; следовательно, по отношению к земцам узаконения Правды Ярославовой остались в прежней силе. В такой же силе остались постановления Ярославовой Правды относительно различия побоев разного рода. Сыновья Ярослава не упоминают о них в своей Правде именно потому, что подробности эти остались неизменны. Сыновья Ярослава говорят в своей Правде лишь о том, в чем были сделаны изменения. В Правде сказано: «А ино все, яко же Ярослав судил, такоже и сынове его уставиша».