В начале 90-х годов американский историк С. Ляндерс обнаружил в российских архивах документы, подтверждающие, что в 1917 году члены Заграничного бюро ЦК получали денежные субсидии от швейцарского социалиста Карла Моора; позже выяснилось, что швейцарец был германским агентом. Однако субсидии составили всего 113 926 швейцарских крон (или 32 837 долларов)[93], да и те были использованы за рубежом для организации 3-й циммервальдской конференции[94]. Пока это единственное документальное подтверждение получения большевиками «немецких денег»[95].
Что же касается А. Л. Парвуса[96], то на его счетах вообще трудно отделить немецкие деньги от ненемецких, поскольку к 1915 году он и сам уже был миллионером[97]; и если бы его причастность к финансированию РСДРП(б) была доказана, пришлось бы ещё специально доказывать, что при этом использовались именно немецкие деньги, а не личные накопления Парвуса.
Серьёзных историков больше интересует другой вопрос: какую роль в событиях 1917 года могла играть финансовая помощь (или иное покровительство) с той или с другой стороны?[92][93][98].
Сотрудничество большевиков с германским Генштабом призван доказать «пломбированный вагон», в котором группа большевиков во главе с Лениным проехала через Германию. Но месяц спустя тем же маршрутом, благодаря посредничеству Р. Гримма, от которого отказался Ленин, проследовали ещё два «пломбированных вагона», с меньшевиками и эсерами[99], — но не всем партиям предполагаемое покровительство кайзера помогло победить.
Запутанные финансовые дела большевистской «Правды» позволяют утверждать или предполагать, что ей оказывали помощь заинтересованные немцы; но несмотря ни на какое финансирование «Правда» оставалась «маленькой газетой» (Д. Рид рассказывает, как в ночь переворота большевики захватили типографию «Русской воли» и впервые отпечатали свою газету в большом формате[100]), которую после Июльских дней постоянно закрывали и вынуждали менять название; десятки больших газет вели антибольшевистскую пропаганду, — почему маленькая «Правда» оказалась сильнее?
То же относится и ко всей большевистской пропаганде, которую, как предполагается, финансировали немцы: большевики (и их союзники-интернационалисты) своей антивоенной агитацией разложили армию, — но гораздо большее число партий, располагавших несоизмеримо большими возможностями и средствами, в это время агитировали за «войну до победного конца», взывали к патриотическим чувствам, обвиняли в предательстве рабочих с их требованием 8-часового рабочего дня, — почему большевики выиграли столь неравный бой?
А. Ф. Керенский на связях большевиков с германским Генштабом настаивал и в 1917 году, и десятилетия спустя; в июле 1917 г. при его участии было составлено коммюнике, в котором «Ленин и его сподвижники» обвинялись в создании специальной организации «с целью поддержки враждебных действий воюющих с Россией стран»[101]; но 24 октября, в последний раз выступая в Предпарламенте и вполне сознавая свою обречённость, заочно полемизировал с большевиками не как с германскими агентами, а как с пролетарскими революционерами: «Организаторы восстания не содействуют пролетариату Германии, а содействуют правящим классам Германии, открывают фронт русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей… Для Временного правительства безразличны мотивы, безразлично, сознательно или бессознательно это, но, во всяком случае, в сознании своей ответственности я с этой кафедры квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству…»[92]
3. Вооружённое восстание в Петрограде
18 октября совещание представителей полков по предложению Троцкого приняло резолюцию о неподчинении гарнизона Временному правительству; исполняться могли только те приказы штаба военного округа, которые подтверждены солдатской секцией Петроградского совета[102].
Ещё раньше, 9 (22) октября 1917 г., правые социалисты внесли в Петроградский совет предложение создать Комитет революционной обороны для защиты столицы от опасно приблизившихся немцев; по замыслу инициаторов, Комитет должен был привлечь и организовать рабочих для активного участия в обороне Петрограда, — большевики увидели в этом предложении возможность легализации рабочей красной гвардии и её столь же легального вооружения и обучения для грядущего восстания. 16 (29) октября пленум Петроградского совета одобрил создание этого органа, но уже как Военно-революционного комитета.
«Курс на вооружённое восстание» был принят большевиками ещё на VI съезде, в начале августа, но в то время загнанная в подполье партия не могла даже готовиться к восстанию: сочувствовашие большевикам рабочие были разоружены, их военные организации были разгромлены, революционные полки Петроградского гарнизона расформированы. Возможность вновь вооружиться представилась лишь в дни Корниловского мятежа, но после его ликвидации казалось, что открылась новая страница мирного развития революции. Лишь в 20-х числах сентября, после того, как большевики возглавили Петроградский и Московский советы, и после провала Демократического совещания, Ленин вновь заговорил о восстании, и только 10 (23) октября Центральный комитет принятой резолюцией поставил восстание в повестку дня. 16 (29) октября расширенное заседание ЦК, с участием представителей районов, подтвердило принятое решение.
Получив большинство в Петроградском совете, левые социалисты фактически восстановили в городе доиюльское двоевластие, и на протяжении двух недель две власти открыто мерялись силами: правительство приказывало полкам выступить на фронт, — Совет назначал проверку приказа и, установив, что продиктован он не стратегическими, а политическими мотивами, приказывал полкам остаться в городе; командующий ВО запрещал выдавать рабочим оружие из арсеналов Петрограда и окрестностей, — Совет выписывал ордер, и оружие выдавалось; в ответ правительство попыталось вооружить своих сторонников винтовками из арсенала Петропавловский крепости, — явился представитель Совета, и выдача оружия прекратилась; 21 октября совещание представителей полков в принятой резолюции признало Петроградский совет единственной властью[102][103].
Военно-революционный комитет назначал своих комиссаров во все важные в стратегическом отношении учреждения и фактически брал их под свой контроль. Наконец, 24 октября Керенский в очередной раз закрыл не впервые переименованную «Правду» и отдал приказ об аресте Комитета; но типографию «Правды» Совет легко отбил, а исполнить приказ об аресте оказалось некому.
Оппоненты большевиков — правые социалисты и кадеты — «назначали» восстание сначала на 17-е, затем на 20-е, затем на 22 октября (объявленное Днём Петроградского совета), правительство неустанно к нему готовилось[104], но произошедший в ночь с 24-го на 25 октября переворот для всех явился неожиданностью, — потому что представляли его совершенно иначе: ожидали повторения Июльских дней, вооружённых демонстраций полков гарнизона, только на сей раз с выраженным намерением арестовать правительство и захватить власть. Но никаких демонстраций не было, да и гарнизон почти не был задействован; отряды рабочей красной гвардии и матросов Балтийского флота просто завершали давно начатую Петроградским советом работу по превращению двоевластия в единовластие Совета: сводили разведённые Керенским мосты, разоружая выставленные правительством караулы, брали под свой контроль вокзалы, электростанцию, телефонную станцию, телеграф и т. д., и т. д., и всё это без единого выстрела, спокойно и методично, — не спавшие в ту ночь члены Временного правительства во главе с Керенским долго не могли понять, что происходит, о действиях ВРК узнавали по «вторичным признакам»: в какой-то момент в Зимнем дворце отключили телефоны, потом — свет…
Попытка небольшого отряда юнкеров во главе с народным социалистом В. Б. Станкевичем отбить телефонную станцию закончилась неудачей, и утром 25 октября (7 ноября) под контролем Временного правительства оставался лишь Зимний дворец, окружённый отрядами красной гвардии. Силы защитников Временного правительства составляли примерно 200 ударниц женского батальона смерти, 2—3 роты юнкеров и 40 инвалидов Георгиевских кавалеров, возглавляемых капитаном на протезах[105].
В 10 часов утра Военно-революционный комитет выпустил воззвание «К гражданам России!». «Государственная власть, — сообщалось в нём, — перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона. Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства — это дело обеспечено»[106].
В 21:00 холостой выстрел из Петропавловской крепости подал сигнал к началу штурма Зимнего дворца. В 2 часа ночи 26 октября (8 ноября) вооружёнными рабочими, солдатами петроградского гарнизона и матросами Балтийского флота во главе с Владимиром Антоновым-Овсеенко был взят Зимний дворец и арестовано Временное правительство (см. также Штурм Зимнего дворца).