Выше уже шла речь о том, что для современных историков является большой проблемой найти адекватное объяснение факту изменения отношения евреев к истории. В этой связи мы уже на новом уровне вернемся к версии, предложенной в свое время р.А.-И. Куком[115]. Согласно его концепции, поскольку еврейский народ только в Эрец-Исраэль способен в союзе со Всевышним оказывать преобразующее воздействие на этот мир, то ослабление национального единства в период второго Храма и начало эпохи галута в период создания Талмуда приводило к тому, что еврейский народ переставал ощущать себя субъектом исторического творчества. Изучение Торы, а не ее реализация становилось в новых условиях главной задачей еврейства. И лишь приход Мессии должен был изменить сложившуюся ситуацию.
Важнейшим условием и одновременно признаком наступления мессианской эпохи считалось возвращение народа Израиля в Святую Землю, восстановление государства, возрождение еврейской жизни во всей ее полноте. Но самое главное, что предполагало наступление новых времен, это радикальное изменение реального мира, особенно ярко описанное в 11 Главе пророка Исайи. Поскольку ничего из предсказанного пророком на рубеже эр не произошло, постольку стало неизбежным расхождение между христианством и иудаизмом в их отношении к личности Иисуса.
На протяжении еще многих веков евреи продолжали ждать своего Мессию, полагая главными признаками его появления реальные изменения окружающего мира. Были моменты, когда "нервы не выдерживали", и лжемессии увлекали за собой массы людей, обрекая еврейский народ на все новые страдания. Но проходили годы, старые раны заживали, и в сознании евреев вновь утверждался оптимистический взгляд на будущее.
Подводя промежуточный итог всему выше сказанному, отметим, что оптимизм и готовность к переменам представляли собой два важнейших фактора выживания еврейского народа в тех условиях, в которых он оказывался на протяжении всего традиционного периода его истории. Эти основополагающие черты еврейской ментальности, составляющие фундамент еврейского национального самосознания, не могут быть адекватным образом восприняты вне контекста их тесного переплетения с еврейской "идеей истории". Укорененность многих доминант еврейского сознания в религиозно-исторических представлениях, возможно, одна из наиболее ярких отличительных черт еврейского национального характера.
О том, насколько это положение релевантно по отношению к новейшему периоду еврейской истории речь у нас подробно пойдет ниже. Пока же отметим тот факт, что за последние две тысячи лет еврейское общество претерпело немало изменений. Но все они, за исключением тех, что произошли за XIX-XX вв., уже не имели столь всеобъемлющего характера. Тем не менее, из приведенного выше краткого очерка еврейской истории видно, что модернизация, влекущая за собой значительную трансформацию самих основ еврейской цивилизации, не есть нечто абсолютно не свойственное еврейской традиции, что, в свою очередь, не могло не сказаться на историческом сознании ее представителей. В нем она выступала в качестве естественного и необходимого явления, периодически переживаемого еврейским народом и осознававшегося им как акт божественного вмешательства в жизнь людей, целью которого всегда было вести их по пути истории ко все новым вершинам богопознания.
В заключении к данному параграфу скажу несколько слов о том, что представляло собой еврейское общество накануне, как теперь становится понятно, очередной модернизации, которая, однако, имела не только всеобъемлющий по своим масштабам, но и принципиально иной по самой своей сути характер.
К концу XVIII в. численность мирового еврейства достигала 2,5 млн. человек. И большая его часть проживала в Европе[116]. На протяжении почти восемнадцати столетий отношение к евреям со стороны европейцев определялось основами христианской теологии, согласно которой евреи несли наказание за грех отвержения Христа и его распятие. Особое раздражение постоянно вызывал тот факт, что евреи так и не раскаялись в содеянном и не признали божественной природы Спасителя. Тем не менее, евреев терпели опять же в соответствии с доктриной, сформулированной еще Блаженным Августином, согласно которой их ни в коем случае не следует истреблять, а, напротив, активно использовать их в качестве примера зловерия до тех пор, пока они сами не раскаются и не обратятся. Униженное положение евреев служило постоянным доказательством верности христианского учения, а те экономические выгоды, которые европейцы из этого извлекали, лишь способствовали консервации данной ситуации[117].
Достигнутое равновесие поддерживалось и самим еврейским обществом. Не вызывает никакого сомнения тот факт, что на протяжении многих веков галутного существования идея возрождения еврейской жизни в Земле Израиля, связанная с наступлением Мессианской эпохи, занимала огромное место в традиционной еврейской системе ценностей. Но с другой стороны, достоверно известно и то, что данный фактор заметным образом не влиял на практическую сторону жизни евреев диаспоры. «На протяжении многих столетий три раза в день евреи молились за пришествие Мессии, которое изменит весь существующий мир и перенесет их на Сион, в Иерусалим, но жить туда не переезжали. Они ежегодно соблюдали траур в день Тиша бе-Ав, оплакивая разрушение Храма, и не закладывали последний кирпич у входа в свой дом как символ постоянного напоминания о покинутом Сионе, но не делали попытки вернуться туда даже в моменты тяжких испытаний, предпочитая менять одну диаспору на другую. Верно, что какой-то скудный ручеек уезжающих в Палестину евреев все же не пересыхал. Время от времени вспыхивали даже мессианские движения, зажигавшие тысячи людей… Но они неизменно угасали прежде, чем пламя успевало разгореться, запала хватало ненадолго. Однако при этом вера в возвращение в Сион не только не иссякала, но и не теряла своего постоянного привычного накала»[118]. Получается, что на протяжении почти двух тысяч лет в сознании евреев боролось две прямо противоположные идеи: идея покорности судьбе (точнее Божественному Провидению) за грехи иудеев[119] пославшему им тяжелые испытания и страстная жажда освобождения, геулы, ведущей к исправлению мира в целом. Обе идеи "примирялись" через утвердившуюся установку на пассивное ожидание чудесного Избавления, сопровождавшееся упорной борьбой за сохранение внутренней автономии, являющейся основным условием поддержания национально-религиозной самобытности. Именно такую автономию и гарантировало евреям европейское общество вплоть до периода модернизации[120]. Концепция же, примиряющая между собой мессианские чаяния с пассивным отношением к окружающей действительности, станет в последующую эпоху одним из основных пунктов религиозно-исторических представлений евреев, который будет подвергнут решительному переосмыслению.
1.2. Модернизация еврейской традиции. Социальные, идеологические и организационные предпосылки становления нового религиозного историзма
В XVIII в. в Европе развитие либерализма, укрепление централизованных национальных государств и ускоренные темпы экономического роста привели к принципиальному изменению социально-политической ситуации, что не могло не отразиться и на жизни еврейских общин. Основы еврейского автономного существования начинают разрушаться под воздействием нескольких факторов. Первый и, наверное, главный из них заключался в сломе традиционалистской корпоративной социальной системы, на месте которой формировалась новая система единых централизованных национальных государств. Корпоративный плюрализм повсеместно стал вытесняться национальным универсализмом. В результате быстро обнаружилась несовместимость еврейской обособленности со стремительно нарождающимся в Европе гражданским обществом. Причем, что важно отметить, само гражданство на новом этапе стало синонимом национальности. С другой стороны, развитие либеральной политической мысли, сопровождавшееся кризисом традиционной христианской идеологии, вело к пересмотру европейцами их антиеврейских предубеждений и формированию у них более терпимого отношения к противоречиям, возникающим на основании религиозных расхождений. То, что культурная и общественная жизнь утратила религиозный характер, автоматически снимало для евреев ограничение на участие в ней. Немаловажную роль в этом сыграла идеология Просвещения. Просветители провозгласили благо государства в сочетании с суверенитетом отдельной личности высшими ценностями. И европейское право на уровне законодательств отдельных государств закрепило данное положение в качестве юридической нормы. В результате всех этих преобразований, по крайней мере де юре, элиминировалась разница между евреями и неевреями.
Так было положено начало процессу еврейской эмансипации, первым наиболее ярким актом которой стало принятие Национальным собранием революционной Франции декретов, отменяющих дискриминацию по факту вероисповеданя. Тем самым евреям было предоставлено право доступа в запретные для них ранее сферы экономики, политики, науки, культуры. Перед ними были открыты двери школ и университетов, они получили право свободного проживания в любых городах, в том числе и в столицах. На них более не накладывались никакие ограничения в занятиях, праве владения собственностью и участия в гражданском управлении. В результате за весь период XIX столетия облик европейского еврейства изменился до неузнаваемости. Если в конце XVIII в. оно находилось "на задворках" европейского общества, то к началу века XX многие его представители занимали уже ведущие позиции в самых важных областях духовной и материальной жизни европейских стран. Из периферийной общины евреи стали весомой частью авангарда интеллектуальной, политической, финансовой и научной элиты европейского общества[121]. От страны к стране картина, конечно, могла отличаться: на Западе изменения происходили более интенсивно, чем в Восточной Европе, но в целом ситуация была универсальной.