На переломе старого и нового появляется Михаил Ломоносов, «истинный основатель новой русской литературы и новой русской культуры... отец новой русской цивилизации», как называет его историк литературы. Он добавляет: «У Ломоносова было две страсти, патриотизм и любовь к науке»50, — завершая портрет первого великого русского ученого. Если бы Ломоносова не было, его невозможно было бы придумать: так великолепно символизирует он обе русские культуры, их взаимоотношения. Сын рыбака, родившийся в Холмогорах, на берегу Белого моря, Михаил Ломоносов (1711— 1765), рано научившийся славянской грамоте, уходит пешком (как гласит легенда) в Москву зимой 1731 г., поступает в греко-латино-славянскую Академию. Учится, не получая помощи из дома. В 1736 г. в числе 12 лучших студентов командируется в Германию, где в Марбурге у знаменитого Христиана Вольфа изучает философию, физику и химию, а затем учится горному делу. Из Германии в 1739 г. он присылает в Петербург «Оду на победу над турками и татарами и на взятие Хотина». Содержанием оды было восхваление замечательной победы русского воинства и прославление императрицы Анны. Ода не заслуживала бы особого внимания, если бы не была первым русским стихотворением, написанным по законам нового стихосложения, ставшего классическим.
Выдающийся ученый, проявлявший интерес к многочисленным наукам, поэт, автор первой русской грамматики, историк, Михаил Ломоносов был страстным патриотом. Прожив несколько лет в Германии, получив там образование, женившись на немке, Ломоносов вернулся на родину борцом с «немецким засилием» в Академии наук, с немецким влиянием в только рождавшейся русской науке и культуре. Немногочисленные русские ученые, работавшие в Академии наук, имели основания быть недовольными обилием иностранцев в единственном научном учреждении России. Раздражало то, что среди чужеземцев, принятых на службу в Академию, было немало невежд, считавших свое иностранное происхождение лучшим из дипломов. Еще живое возмущение недавним всесилием «немецких» фаворитов двух Анн дополнительно питало патриотизм Михаила Ломоносова.
Национализм как доктрина был изобретен в Европе в начале XIX в. XVIII век, в особенности в Германии, хорошо знает понятие — отечество. Ломоносов несомненно был знаком с новыми идеями. В 1772 г. Гете рецензирует книгу «О любви к отечеству». В 1779 г. Фридрих II пишет «Письма о любви к отечеству». И в России уходит в прошлое представление о том, что только вера, религия определяют связь людей, говорящих на одном языке и живущих на определенной территории (в государстве).
Патриотизм, любовь к отечеству Михаила Ломоносова вырабатывается в борьбе с иностранцами, в противостоянии иноземцам. Он твердо убежден, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать». Не менее твердо он был уверен, что необходимо защищать отечественную историю от посягательств чужеземцев. Русское прошлое представляется великому ученому такой же нерушимой ценностью, какой представлялась вера Аввакума. Беспощадно критиковал Ломоносов результаты многолетнего изучения Сибири Герхардом Фридрихом Миллером, исследования, сделанные Миллером в русской истории. Немецкое происхождение члена российской Академии наук было, по мнению Ломоносова, причиной того, что Миллер позволил себе написать, будто Ермак до похода в Сибирь разбойничал, что «Нестор ошибся». Особенно возмущался Ломоносов «норманнской теорией» Миллера, полагавшего, что первые русские князья были варягами. Не ограничиваясь научной критикой, русский ученый написал жалобу императрице Елизавете. В первом русском научном журнале его основатель — Герхард Фридрих Миллер — признал ошибочными свои взгляды на Нестора, объяснив их недостаточным знанием русского языка.
Новое содержание трудно укладывалось в прокрустово ложе старых форм. Значение первого великого русского ученого, сыгравшего важную роль в создании Московского университета (1755), выходило далеко за пределы борьбы с немецкими учеными в Академии наук. Но его борьба отражала дух времени, была составной частью набиравшего силу русского патриотизма. «Немецкая» наука была необходима, но наплыв немцев был опасен. В оде Елизавете, написанной по поводу победы над шведами в войне 1741—1742 гг., Ломоносов пишет: «Стокгольм... целуй Елисаветин меч», он хочет, чтобы «Россов целый свет страшился. Чрез нас предел наш стал широк на север, запад и восток»51, но не хочет принять неизбежность присутствия иностранцев в России. Патриотизм Михаила Ломоносова носит агрессивно-оборонительный характер, определяющий его роль движущей силы елизаветинского времени — эпохи распространения просвещения.
Развитие просвещения в елизаветинскую эпоху шло толчками, не имело ни плана, подобного тому, какой воодушевлял Петра, ни лихорадочной поспешности, свойственной деятельности первого императора. Распространение строго утилитарных знаний, которые Петр считал необходимым дать своим подданным, строителям задуманного им государства, пугало меньше, чем появившийся после его смерти интерес к знаниям, не имевшим прямого практического значения. Страхи были разного характера. Василий Татищев, утверждавший пользу «светских наук», возражал в частности тем, кто утверждал, что «в государстве чем народ простее, тем покорнее и к правлению способнее, а от бунтов и смятений безопаснее», а следовательно, науки распространять не полезно. Татищев указывал, что в России, как и в Турции, бунтовала безграмотная «подлость», что обучение наукам полезно для государства.
Первый русский научный центр — Академия наук — делился на три класса. Первый — астрономия и география, второй — физика, включавшая физику, химию, ботанику, геологию, третий — физико-математический, включавший машиностроение, архитектуру, земледелие.
Академия наук была одновременно университетом, готовящим специалистов: географы и астрономы учили прежде всего мореплавателей, способных описывать земли, открывать неизвестные страны и подчинять их российской державе; ученые, работавшие во втором классе, готовили знатоков рудного дела, геологов и ботаников, которые могут принести пользу государству, отыскивая новые минералы и растения; в третьем классе обучали будущих строителей каналов, инженеров и т.д.
Правительство рассматривало Академию наук прежде всего с утилитарной точки зрения. Московский университет, основанный в 1755 г. стараниями Ивана Шувалова, предназначался для наук, которые имели иной профиль, сегодня мы сказали бы — гуманитарный. Университет состоял из трех факультетов, юридического (право и политика), медицинского (анатомия, фармацевтика, натуральная история), философского (логика, метафизика, красноречие, история — универсальная и российская). Лекции читались по-латыни или по-русски — в зависимости от возможностей профессора. Студенты, представители всех сословий, кроме крепостных, принимались после сдачи вступительного экзамена. Дворянин мог обучать своего крепостного, но предварительно его освободив. Образование давали также сухопутный кадетский корпус и морская академия. Академия художеств, составлявшая первоначально часть Академии наук, превратилась в самостоятельное учреждение в 1757г.
В 1708 г. русский читатель получил первую светскую книгу, напечатанную «новоизобретенными амстердамскими литерами», т.е. гражданским шрифтом. Петр I, настоявший на введении нового шрифта, сам указывал, что печатать: указы и переводные учебники по фортификациии, артиллерии, инженерному делу, архитектуре и т.д. Число читателей этой литературы было очень невелико. К тому же царь лично наблюдал, чтобы переводилось только дело, а не разговоры. Имелись трудности с переводчиками: «которые умели языки — художеств не имели, а которые умели художества, языку не имели». В результате случалось, что перевод был совершено непонятен. Любители светской литературы продолжали читать рукописные книги. Читатели духовной литературы пользовались книгами, печатавшимися в синодальной типографии, — это были церковно-служебные книги и буквари.
Положение изменилось к середине века. В 1748 г. Елизавета предлагает Академии «стараться переводить и печатать на русском языке книги гражданские различного содержания, в которых бы польза и забава соединены были с пристойным к светскому житию нравоучением». Академия «постаралась» и предложила всем желающим переводить книги с иностранных языков, обещая в виде гонорара по 100 экземпляров переведенной книги. На призыв откликнулись студенты гимназий и университетов. Издательская деятельность оживилась настолько, что пришлось открыть вторую типографию.
В петровскую эпоху появляется оригинальная русская беллетристика и поэзия. У истоков современной русской поэзии — сатиры князя Антиоха Кантемира (1709—1744), сына молдавского господаря, перешедшего на русскую службу, последние восемь лет жизни проведшего на посту посла в Париже, и сочинения Василия Тредьяковского (1703—1768), сына бедного священника, получившего образование за границей, — в Париже. По возвращении из столицы Франции Тредьяковский был назначен секретарем Академии. За ними пришел Михаил Ломоносов, сделавший значительный шаг вперед в развитии русского литературного языка.
Жанр, в котором работали первые русские поэты — сатира, ода, панегирик, исключал — в значительной степени — лирику, которая стала важнейшим элементом прозы. В конце XVII в. значительную популярность у русского читателя приобретает рыцарский роман, приходивший через Польшу. Все меньшую роль играет в этой литературе мораль, все большую — сложная интрига, в которой рыцарские похождения героя тесно переплетаются с романтическими приключениями. Павел Милюков, обычно не склонный к лирическим излияниям, резюмирует: «Введение любовного элемента было первым завоеванием, сделанным литературой у жизни, и первым приобретением, заимствованным жизнью у литературы»52. Герой первых русских оригинальных повестей, как правило, русский, отправленный учиться за границу. Матрос Василий или храбрый кавалер Александр, приехав в чужую страну, влюбляется в прекрасную девицу, нередко в принцессу, страдает от любви, пишет любовные стихи. После многочисленных приключений он либо соединяется с предметом страсти, либо трагически погибает.