Мы подробно остановились на разборе содержания записки Данилова, ибо она дает довольно наглядное представление о работе стратегической мысли Ставки верховного главнокомандующего. Как видно из сказанного, автор записки предлагал совещанию 16 (29) ноября следующее: 1) на левом берегу Вислы Северо-Западному фронту обороняться, а Юго-Западному — развивать наступление на ченстохов-краковском направлении; 2) на правом фланге общего стратегического фронта силами 10-й армии овладеть Восточной Пруссией, на левом — обеспечить прочное удержание Карпатских проходов и Галиции; 3) образовать на млавском направлении особую группу войск, с тем чтобы ее наступлением на Сольдау содействовать операции 10-й армии в Восточной Пруссии и одновременно прикрыть весьма важный в стратегическом отношении район Варшава, Новогеоргиевск, Зегрж, Нижний Нарев. Итак, намечался переход к обороне лишь левобережным крылом Северо-Западного фронта и Галицийской группой Юго-Западного фронта. На остальных участках предусматривались наступательные действия.
В труде «Потеря нами Галиции» М. Д. Бонч-Бруевич крайне отрицательно отозвался о записке Ю. Н. Данилова, хотя и заметил, что критика содержавшихся в ней предположений не входила в его намерения. Главным недостатком документа он считает то, что в нем не дана суммарная оценка обстановки, не сформулированы основная стратегическая задача всей войны и ее ближайшая задача с расчетом сил, времени и расстояния, из которого вытекали бы как следствие задачи каждого фронта. По мнению автора, верховное главнокомандование вообще не имело представления о ближайшей задаче великой войны и ее даже будто бы «не пыталось отыскивать»[128]. Думается, что Бонч-Бруевич глубоко неправ. Записка Данилова — не оперативный план, а всего лишь набросок предварительных соображений Ставки, материал к совещанию, где должны были приниматься окончательные стратегические решения. В ней нельзя искать того, что хотелось бы найти ее критику. И все же объективный анализ документа показывает, что Ставка достаточно ясно изложила и свой взгляд на обстановку и вполне определенно высказалась об очередной стратегической задаче, и достаточно четко определила ближайшие задачи фронтов. Другое дело, в какой мере взгляды верховного главнокомандования отвечали действительному положению вещей.
Общая оценка стратегической обстановки на русском фронте, как нам кажется, в записке Данилова дана правильно. Ее автор верно указал на то, что нужно было сделать, прежде чем приступать к проведению операции по глубокому вторжению в пределы Германии. Однако совершенно очевидно, допускалась переоценка возможностей фронтов при постановке им ближайших задач. В частности, вряд ли был смысл продолжать наступление 10-й армии в Восточную Пруссию. Тут нельзя не согласиться с рассуждениями М. Д. Бонч-Бруевича. Он замечает, например, что идея овладеть Восточной Пруссией, ясная и целесообразная с точки зрения обеспечения правого фланга и тыла армий левого берега Вислы в то время, когда они разовьют свое наступление в глубь Германии, — быстро расплылась в неопределенный план решить эту задачу только одной 10-й армией. По образному выражению автора, вполне правильная идея, промелькнув «как мгновенный блеск молнии», «погасла в кромешной тьме своей незаконченности»[129]. 10-я армия уже наткнулась на укрепления Мазурских озер, преодолеть которые не имела сил. Содействие Млавской группы признавалось весьма проблематичным, поскольку все внимание этой группы было бы отвлечено на выполнение поставленной ей совершенно конкретной задачи — обеспечить удержание определенного района. Бонч-Бруевич делает вывод: «Совершенно очевидно, что для овладения Восточной Пруссией следовало предложить разработанный оперативный план, в котором действия 10-й армии являлись бы лишь одним из звеньев этой довольно сложной операции»[130]. Вызывает также сомнение оправданность намерения развивать наступление на Ченстохов и Краков. Вероятно, наиболее целесообразным было бы решение о временном переходе к стратегической обороне на всем русском фронте. Это вполне отвечало бы общей обстановке и тем выводам из нее, которые сделал сам генерал Данилов.
Совещание в Седлеце открылось 16 (29) ноября, как и намечалось. Оно длилось весь вечер и ночь на 17 (30) ноября. Протокола совещания в делах Бонч-Бруевичем не было найдено[131]. Не удалось его обнаружить и нам. Но о том, что происходило в Седлеце и какие решения там были приняты, довольно отчетливое представление дают доклад великого князя Николая Николаевича Николаю II от 17 (30) ноября 1914 г.[132] и директива верховного главнокомандующего № 6045 от 17 (30) ноября 1914 г.[133] Генерал Рузский, оценивая обстановку на левом берегу Вислы, с полной определенностью высказал мысль, что положение его войск на линии Илов, Шадек, Щерцов флангом к Варшаве является крайне опасным. Противник на всех участках фронта упорно держался, делая попытки прорвать расположение русских атаками на Лович и стремясь охватить их левый фланг. Он подтягивал новые силы в виде свежих частей и укомплектований. В то же время боевой состав войск Северо-Западного фронта был крайне ослаблен потерями, понесенными в ноябрьских боях. Имелись дивизии, в которых насчитывалось всего 15 офицеров и менее 2 тыс. унтер-офицеров и солдат. Пополнения подходили крайне медленно. Недостаточным был и приток огнестрельных припасов[134]. Эти неблагоприятные условия, как утверждал Рузский, препятствовали ему «с должной устойчивостью занимать нынешний фронт впредь до приведения армий в полную боевую готовность»[135]. Генерал Иванов, со своей стороны, доложил, что армии его фронта испытывают аналогичные трудности и, хотя они продолжали «одерживать частные успехи над австрийцами, однако рассчитывать на полную победу над ними в течение ближайших дней невозможно»[136].
Верховный главнокомандующий, выслушав доклады о состоянии дел на обоих фронтах и обсудив совместно с главнокомандующими сложившуюся обстановку, принял решение начать отвод армий Северо-Западного фронта, развернутых на левом берегу Вислы, на линию Илов, Петроков. Он полагал, что такая мера «сократит протяжение фронта этих армий и улучшит их стратегическое положение»[137]. Соответственно следовало отвести и армии Юго-Западного фронта, но сделать это нужно было постепенно, начиная с правого фланга, чтобы указанный маневр «не имел сразу характера общего отхода»[138]. На совещании было признано целесообразным произвести перемену в руководстве 1-й армией, поскольку плохое управление войсками этой армии тяжело отразилось «на общем течении Лодзинской операции»[139]. Вместо генерала Ренненкампфа была утверждена кандидатура командира 5-го корпуса генерала А. И. Литвинова, предложенная Рузским. Вслед за тем возникла необходимость заменить Шейдемана на посту командующего 2-й армией. На эту должность 20 ноября (3 декабря) был назначен командир 20-го корпуса генерал Смирнов[140].
Директива верховного главнокомандующего, отданная после совещания, содержала следующие требования: 1)сделать все необходимые распоряжения для того, чтобы в ночь на 18 ноября (1 декабря) возможно было начать отвод армий обоих фронтов, находившихся на левом берегу Вислы, на линию Илов, Томашов, р. Нида и далее к р. Висла для занятия на ее левом берегу заранее подготовленных позиций на путях к Варшаве и Ивангороду; 2) по мере отхода к р. Висле главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта надлежало образовать в районе Варшавы сильный резерв для парирования возможного удара немцев со стороны района Млавы; 3) 10-й армии энергично продолжать выполнение возложенных на нее задач; 4) на обязанности Юго-Западного фронта лежало удержание Восточной Галиции; 5) пределом отхода на правом берегу Вислы устанавливалась река Сан с непременным сохранением в своих руках расположенных на ней переправ; 6) при отходе армиям Юго-Западного фронта сообразовать свое движение с движением армий Северо-Западного фронта. Директива предписывала командующим армиями фронтов принять меры для облегчения намеченного отхода. Установленная между фронтами разграничительная линия проходила по р. Пилице и далее шла на Щерцов, Петроков, Велюнь.
Ставка, видимо, очень неохотно согласилась с настойчивыми предложениями главнокомандующих, особенно генерала Рузского, об отходе армий обоих фронтов к Висле и Сану, Поэтому директива не носила окончательного характера. Последний пункт ее гласил, что распоряжение о приведении в исполнение указаний верховного главнокомандующего «последует дополнительно по получении сведений о положении дел за 16 ноября»[141]. В Ставке как бы надеялись, что все еще может поправиться к лучшему. Вновь поступившая информация о ходе действий давала как будто бы известные основания думать, что отвода армий, возможно, не потребуется. Но этим надеждам не суждено было сбыться.