Глава 2. Начало реформ.
Две основные задачи составляли содержание внутренней политики России с начала XIX столетия: это уравнение сословий перед законом и введение их в совместную дружную государственную деятельность. Это были основные задачи эпохи, но они осложнялись другими стремлениями, которые были необходимой подготовкой к их разрешению либо неизбежно вытекали из их разрешения. Уравнение сословий перед законом, естественно, изменяло самые основания законодательства; таким образом, возникала потребность в кодификации с целью привести в согласие различные узаконения, прежние и новые.
Далее, перестройка государственного порядка на правовых уравнительных началах требовала подъема образовательного уровня народа, а между тем осторожное, частичное ведение этой перестройки вызывало двойное недовольство в обществе: одни были недовольны тем, что разрушается старое; другие были недовольны тем, что слишком медленно вводится новое. Отсюда представлялась правительству необходимость руководить общественным мнением, сдерживать его справа и слева, направлять, воспитывать умы.
Наконец, ряд войн и внутренних реформ, изменяя вместе с внешним, международным положением государства и внутренний, социальный склад общества, колебал государственное хозяйство, расстраивал финансы, заставлял напрягать платежные силы народа и поднимать государственное благоустройство, понижал народное благосостояние. Александр I вступил на престол 12 марта 1801 г. Его вступление на престол возбудило в русском, преимущественно дворянском, обществе самый шумный восторг; предшествующее царствование для этого общества было строгим великим постом. Карамзин говорит, что слух о воцарении нового императора был принят как весть искупления. Продолжительное напряжение нервов от страха разрешалось обильными слезами умиления: люди на улицах и в домах плакали от радости; при встрече знакомые и незнакомые поздравляли друг друга и обнимались, точно в день Светлого воскресения[1].
Александр вступил на престол на 24-м году жизни в 1801 году. От бабушки новый император перенял тягу к роскоши, от деда — увлечение военными делами, от отца — скрытность. Император любил пофилософствовать, порассуждать, помечтать. Его фразы всегда были звонкими, но пустыми. Александр говорил: «Даровать России свободу и предохранить ее от поползновений, деспотизма и тирании — вот мое единственное желание»[2]. Александр отнюдь не был неопытным, не установившимся в своих воззрениях молодым человеком. Он умел не столько выбирать людей, сколько использовать их способности. В достижении поставленной цели он проявлял упорство, как никто.
Нельзя не признать, что положение Александра в начале правления было не из легких, тем не менее, он сумел удержаться на престоле и проявил немало такта, ловкости и лукавства в отношениях ко многим людям, окружавшим его. А.С.Пушкин заметил в своих записках, что император «был окружен убийцами своего отца» и что он должен был терпеть их и прощать им[3].
Александр I решил перестроить, как он выражался, «безобразное здание Российской империи»[4]. В 1801 г., один за другим, последовал ряд указов, отменявших стеснительные, реакционные и карательные меры Павла.
13-15 марта. Повелено возвратить на службу и восстановить в прежних правах всех, незаконно, без суда « отрешенных».
15 марта. Прощено почти по тысячи человек, проходивших по делам в Тайной канцелярии. На дверях каземата Петропавловской крепости какой-то шутник сделал надпись: «Свободно от постоя».
22 марта. Указ о свободном пропуске едущих в Россию и отъезжающих из нее.
31 марта. Разрешено ввозить из-за границы книги и ноты, открывать частные типографии.
8 апреля. Указ об уничтожении виселиц, установленных в городах при публичных местах.
23 апреля. Священники диаконы освобождены от телесных наказаний.
27 сентября. Повелено уничтожить пытки так, чтобы «самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной».
В указах, как и в частных беседах, император выражал основное правило, которым он будет руководиться: на место личного произвола деятельно водворять строгую законность. Император не раз указывал на главный недостаток, которым страдал русский государственный порядок; этот недостаток он называл «произволом нашего правления»[5].
Для устранения этого недостатка он указывал на необходимость коренных, т. е. основных, законов, которых почти еще не было в России.
В таком направлении велись преобразовательные опыты первых лет. С первых дней нового царствования императора окружили люди, которых он призвал помогать ему в преобразовательных работах.
Еще в середине 90-х годов вокруг Александра сложился небольшой кружок единомышленников. Это были, во-первых, В. П. Кочубей — племянник екатерининского канцлера графа А. А. Безбородко, во-вторых, князь А. А. Чарторыйский — богатый польский вельможа на русской службе, затем граф А. С. Строганов — сын одного из самых богатых и знатных людей того времени и, наконец, Н. Н. Новосильцев — двоюродный брат Строганова. В этом кружке «молодых друзей» обсуждались пороки Павловского царствования и строились планы на будущее.
Следует, однако, заметить, что жизненный опыт Александра и членов его кружка был очень различен. Так, Строганов и Кочубей были свидетелями событий в революционной Франции. Первый находился там в самом начале революции со своим гувернером Жильбером Роммом, посещал заседания Национального собрания, стал якобинцем и был силой возвращен домой в 1790 г. Второй попал во Францию уже в 1791—1792 гг. после нескольких лет жизни за границей и, в частности, в Англии, где он изучал английскую государственную систему. По возвращении в Россию Кочубей получил назначение послом в Константинополь, где провел еще пять лет. С образовательными целями побывал в Англии и князь Адам Чарторыйский, у которого имелся также опыт совсем иного рода: он сражался против России во время второго раздела Польши. Самым старшим из участников этого кружка был Н. Н. Новосильцев — ко времени воцарения Александра в 1801 г. ему уже исполнилось 40 лет. Что же касается Александра, его жизненный опыт ограничивался лишь знанием петербургского двора и негативным восприятием царствования сперва бабки, а затем и отца. В беседах с членами кружка Александр восхищался революционной Францией и выражал наивную веру в возможность создания «истинной монархии» путем преобразований сверху. «Молодые друзья» были настроены более скептически и реалистично, но не разочаровывали великого князя, надеясь извлечь из своего положения определенные выгоды.
Эти люди составили Негласный или тайный, комитет. Задачей этого комитета было помогать императору «в систематической работе над реформою бесформенного здания управления империей» — так выражена была эта задача в одной записи. Положено было предварительно изучить настоящее положение империи, потом преобразовать отдельные части администрации и эти отдельные реформы завершить «уложением установленным на основании истинного народного духа»[6]. Начали с центрального управления.
Екатерина оставила незавершенным здание центрального управления; создав сложный и стройный порядок местной администрации и суда, она не дала правильных центральных учреждений с точно распределенными ведомствами. Внук продолжал работу бабки, но выведенная им вершина правительственного здания по духу и строю своему вышла непохожей на корпус, не соответствовала своему фундаменту.
Собиравшийся по личному усмотрению императрицы Екатерины Государственный совет 30 марта 1801 г. заменен был постоянным учреждением, получившим название «Непременного совета», для рассмотрения и обсуждения государственных дел и постановлений. Он был организован на скорую руку, состоял из 12 высших сановников без разделения на департаменты.
В самом факте создания подобного Совета ничего принципиально нового не было: острая необходимость в таком органе ощущалась всеми императорами и императрицами после Петра I. Сперва в царствование Екатерины I и Петра II существовал Верховный тайный совет, при Анне Иоанновне — Кабинет министров, при Елизавете Петровне — Конференция при высочайшем дворе, при Екатерине II — Императорский совет. Однако значение всех этих органов было различным и, что важно, их юридический статус и права не закреплялись обычно в законах. Иначе обстояло дело с Непременным советом. Хотя верховная власть в стране продолжала полностью оставаться в руках государя, и за ним сохранялось право издавать законы без согласования с Советом, члены Совета получали возможность следить за деятельностью монарха и подавать представления, т. е. по существу опротестовывать те действия или указы императора, с которыми они были не согласны. Как верно заметил историк М. М. Сафонов, «реальная же роль Совета в управлении страной должна была определиться в зависимости от того, как на практике сложатся взаимоотношения членов Совета и монарха» (Сафонов М. М. Указ. соч. С. 82).
Первоначально Совет состоял из 12 человек, преимущественно руководителей важнейших государственных учреждений. Это были генерал-прокурор Сената, министр коммерции, государственный казначей, главы Военной и Адмиралтейств-коллегий, военный губернатор Петербурга. Помимо них в Совет вошли доверенные лица императора и главнейшие участники заговора против Павла. В основном все это были люди, сделавшие карьеры еще в предыдущие царствования, представители высшей аристократии и бюрократии — те, от кого поначалу Александр I зависел в наибольшей степени. Однако такой состав Совета давал надежду избавиться от этой зависимости, потому что екатерининские вельможи оказались там, рядом с павловскими, а они не могли не соревноваться между собой за влияние на императора. Довольно быстро государь научился использовать эту ситуацию в своих интересах. Один из мемуаристов вспоминал, как однажды Александр спросил у него, обратил ли он внимание на выражение лиц только что вышедших из его кабинета членов Совета А. А. Беклешова и Д. П. Трощинского: «Не правда ли, что они похожи были на вареных раков? —продолжал император. — Они, без сомнения, по опытности своей, в Делах знающие более всех прочих государственных чиновников, но между ними есть зависть; я приметил это, потому что когда один из них объясняет какое-либо дело, кажется, нельзя лучше; лишь только оное коснется для приведения в исполнение до другого, тот совершенно опровергает мнение первого, тоже на самых ясных, кажется, доказательствах. По неопытности моей в делах я находился в большом затруднении... Я приказал, чтобы... они приходили с докладом ко мне оба вместе, и позволяю спорить при себе, сколько им угодно, а из сего извлекаю для себя пользу». (Цит. по: Записки графа Е. Ф. Комаровского. М., 1990. С. 73.)