Всемирная история том 3. Новая история. Оскар Йегер 2002 (стр. 9 из 155)
Возвращение Лютера. 1522 г.
Был только один человек, который мог спасти от этой религиозной анархии: всей душой стремились к нему люди, слабые волей, с нетерпением ожидали его возвращения. Надо сказать, что и Лютер не праздно провел время своего уединения. Он принялся за перевод Нового Завета, и стал выпускать его частями, а остальные готовить к выпуску. Вскоре одному из курфюрстов, Альбрехту Майнцскому, пришлось убедиться в том, что Лютер – жив и здоров. Этот еще молодой, легкомысленный и не отличавшийся нравственными качествами правитель, да притом еще стесненный в денежных средствах, решил вновь позволить продажу индульгенций.
Альбрехт Бранденбургский, архиепископ и курфюрст Майнцский. Гравюра Альбрехта Дюрера
Тогда, не стесняясь никакими рамками дворянских и светских обычаев, Лютер отправил ему гневное и суровое послание, в котором высказал ему прямо: «Жив еще Бог, и достаточно всемогущ, чтобы противустать кардиналу Майнцскому, хотя бы его поддерживали и четыре императора. Его-то, этого Бога, и прошу вас, господин курфюрст, не испытывать и не пренебрегать Его Всемогуществом».
Монах Лютер к этому времени уже представлял собой силу, с которой приходилось считаться даже самым могущественным германским князьям... Курфюрст тотчас повиновался и прекратил продажу индульгенций.
Лютер во время его пребывания в Вартбурге, где он временно жил под именем «Иёрга».
Копия с гравюры на дерене работы Луки Кранаха, 1522 г. «Изображение Мартина Лютера в том виде, в каком он возвратился из Патмоса в Виттенберг. в год от Р X. 1522».
С возрастающим нетерпением и недовольством следил Лютер за тем, что происходило в Виттенберге. При своей религиозной непосредственности и сильно развитой фантазии, он видел во всем происходившем «властвование сатаны, который, как волк хищный, ворвался в овчарню».
Ничто в жизни (так неоднократно говаривал он впоследствии) не оскорбляло его в такой степени, как эти виттенбергские безобразия, и так как он проникнут был глубоким сознанием своего нравственного долга, то он уж не дозволил более никому себя отговаривать и вновь затем выступил пред лицом своей паствы. Будучи уже на пути в Виттенберг, он письмом известил о своем намерении курфюрста, и это письмо проникнуто энергией и твердостью духа. «Да будет вашей милости, г. курфюрст, ведомо, что я иду в Виттенберг и предаюсь в покровительство власти, гораздо высшей, нежели власть курфюрста, ибо в этом деле не может ни помочь, ни решить никакой меч. Здесь только Богу одному надлежит действовать, помимо всяких человеческих забот и вмешательства».
Отказываясь от покровительства и защиты своего курфюрста, Лютер пишет ему: «Так как я вашей милости покровительство отклонил, то вы и не понесете на себе никакой ответственности, в случае, если бы я был заточен или даже убит».
Восемь проповедей Лютера
В четверг, 6 марта, он вернулся в Виттенберг, а в воскресенье взошел на проповедническую кафедру и проповедовал с нее ежедневно, в течение 8 дней. Целью проповедей его было желание внушить всем верующим истинное понятие о свободе, воле и совести. Он очень хорошо понимал, что эти насильственно вводимые новшества и произошли главным образом от того чисто внешнего и обрядового понимания религии, которое преобладало в католицизме, и он очень верно настаивал на том, что действительное и притом прочное улучшение нравственное может быть достигнуто только внутренним переворотом, который должен быть произведен словом и верой. И вот, что он говорит своим слушателям: «Проповедовать – желаю, и высказываться – желаю, и писать – также желаю; но принуждать, насильно что-либо навязывать – никому и ничего не хочу. Берите же с меня пример. Я был против индульгенций и против всех папистов, но не прибегал к насилию. Я действовал только словом Божьим, от него проповедовал и писал, и кроме того ничего не делал. И вот во время сна и покоя моего, в то время когда я виттенбергское пиво пил со своими друзьями, вот что слово наделало. Оно всемогуще, оно овладевает сердцами, а если они в его власти, то дело затем уже должно совершиться само собою». Едва ли когда-нибудь до этого или после этого приходилось кому бы то ни было на немецком языке выражать свои мысли сильнее и выразительнее, нежели Лютер говорил в течение своей восьмидневной проповеди. Действие его слов было изумительно: волны смуты улеглись, мрачные туманы рассеялись, фантасты и фанатики спешили удалиться, пугаясь силы этой проповеди. Однако нельзя не заметить, что это «иконоборство» (как стали впоследствии называть все эти смуты) все же имело своим последствием внесение в жизнь первых зачатков нового, евангелического культа. Частные мессы были отменены, литургия стала совершаться на немецком языке, Святые Дары предлагались в двух видах. Явилась необходимость создать новый церковный строй, и новые задачи потребовали разумных решений со стороны правительства. В высшей степени важным было то, что Лютер в том же году уже мог выпустить в свет перевод Нового Завета (в сентябре 1522 г.) – это истинное знамение новой веры.
Адриан VI. 1522 г.
Со времени Вормсского сейма религиозный вопрос стал государственным вопросом, но нисколько не подвинулся к разрешению своему.
В декабре 1521 г. Лев X скончался и в январе 1522 года замещен был Адрианом VI. Новый папа был родом из Утрехт, занимал профессорскую кафедру в Лёвене, был учителем Карла V и некоторое время даже наместником его в Кастилии. Это был человек в высшей степени достойный и почтенный, принявший на себя весьма неохотно тяготу папской власти, но вместе с тем относившийся весьма серьезно к своему духовному призванию и пастырской обязанности Он был весьма расположен к реформам в Церкви, и даже готов был начать их с реформ в самой папской курии, ибо, по его воззрениям, испорченность шла «от главы к членам» и новейшая ересь была лишь карой за прегрешения прелатов. Но в то же время он был правоверным доминиканцем и желал реформы только на древнецерковной основе, и потому настаивал на выполнении положений Вормсского эдикта.
Папа Адриан VI. Гравюра работы Даниила Гопфера
Сейм в Нюренберге. 1522 г.
Соответственно тому и даны были им надлежащие указания его легату Кьерегати, отправленному на сейм, созванный в Нюренберге в 1522 году. Однако легат нашел положение дел неблагоприятным для выполнения данных ему инструкций. Правительство Германской империи не нашло возможности привести Вормсский эдикт в исполнение и вынесло на сейм жалобу, в которой было 100 пунктов различных обвинений от лица германской нации против римской курии; разбор всего религиозного вопроса был передан комиссии, в которой влиятельнейшим членом был Иоганн Шварценберг, гофмейстер епископа Богемского, решительный сторонник нового евангелического учения. Таким образом проект ответа легату, который предстояло выработать комиссии, составлен был в совершенно оппозиционном смысле. Обещания преобразований в строе церковном, последовавшие со стороны папы, были приняты к сведению, но в то же время положительно было указано на невыполнимость Вормсского эдикта, при этом папе напоминали о конкордатах его с германской нацией, требовали созыва собора, как с его стороны, так и со стороны императора, и притом по возможности в скором времени, в удобном месте и с тем, чтобы на нем могли присутствовать и миряне, которые пользовались бы правом голоса. А тем временем, и это требование было важнейшим, проповедь должна была основываться только на Евангелии и общепризнанных книгах Святого Писания. Горячие споры поднялись на сейме из-за этого последнего пункта, ибо все прочее вполне соответствовало общему настроению и встречало возражение только со стороны духовных лиц. Приверженцы церковной старины находили, что такое указание для проповедников слишком неопределенно, и предполагали дальнейшею нормою для них творения четырех великих учителей Церкви: Иеронима, Августина, Амвросия и Григория. Но и у противной стороны были свои доводы наготове: разве, мол, Святой Павел менее определенен и менее назидателен, чем Григорий? Река не может быть в течении своем светлее, нежели у источника... И в конце концов, пришли к результату, который более склонялся на сторону заключения комиссии: «Одно только Евангелие, в изложении утвержденном и признанном Церковью», впредь до разрешения вопроса на соборе, должно было служить богословам-проповедникам нормой.
Распространение движения
В сущности, это решение, принятое рейхстагом и опубликованное во всеобщее сведение в качестве императорского эдикта, узаконило то новое учение, которое было осуждено Вормсским эдиктом, и потому оно стало распространяться с поразительной быстротой. В особенности быстро распространялось оно во владениях августинского ордена[4], так как виновником движения был августинец. Точно так же на сторону нового учения перешли многие из францисканцев, которые еще исстари (как было о том упомянуто) имели некоторую наклонность к оппозиции.
Из других орденов монашеских также произошли многие знаменитые вожди Реформации. Многие монахи из «нищенствующих» орденов покинули монашескую рясу, иные из бывших монахов и переженились, и Лютера склоняли к тому же. Хотя он и отвергал безбрачие, как весьма вредное и неестественное состояние человека, однако же еще несколько лет сряду вел прежний монашеский образ жизни. Новое учение проповедовалось повсеместно, в церквях и под открытым небом, и на Севере Германии – в Шлезвиге, и на Юге – в Цюрихе, где тамошний священник Гульдрих Цвингли стал реформатором на том же основании, на каком и Лютер. Где не было духовенства или оно отказывалось стать во главе движения, там миряне заступали их места; но и из числа высших представителей духовенства некоторые склонились на сторону нового учения (напр., епископы: Базельский, Мерзебургский, Аугсбургский), и один из них, Поленц фон Замланд, открыто объявил себя сторонником Лютера. Наряду с религиозным чувством сильно возбуждено было и национальное, и, с этой стороны, уже в течение нескольких лет подряд хорошим дополнением деятельности Лютера служили сочинения Ульриха фон Гуттена, горячего патриота, весьма далекого от всяких политических соображений.