Разумеется предпочли бы мы увидеть стенограммы тех процессов, услышать загробно драматические голоса тех первых подсудимых и тех первых адвокатов, когда еще никто не мог предвидеть, в каком неумолимом череду будет все это проглатываться - и с этими ревтрибунальцами вместе.
Однако, объясняет Крыленко, издать стенограммы "было неудобно по ряду технических соображений", <стр. 4> удобно же только его обвинительные речи да приговоры трибуналов, уже тогда вполне совпадавшие с требованиями обвинителя.
Мол, архивы московского и верховного ревтрибуналов оказались (к 1923 году) "далеко не в таком порядке... По ряду дел стенограмма... оказалась настолько невразумительно записанной, что приходилось либо вымарывать целые страницы, либо восстанавливать текст по памяти" (!) А "ряд крупнейших процессов" (в том числе - по мятежу левых эсеров, по делу адмирала Щастного) "прошел вовсе без стенограммы". <стр. 4-5>
Странно. Осуждение левых эсеров была не мелочь - после Февраля и Октября это был третий исходный узел нашей истории, переход к однопартийной системе в государстве. И расстреляли немало. А стенограмма не велась.
А "военный заговор" 1919 года "ликвидирован ВЧК в порядке внесудебной расправы", <Крыленко "За пять лет..." стр. 7> так тем более "доказано его наличие". <стр. 44> (Там всего арестовано было больше 1000 человек <Лацис - "Два года...", стр. 46> - так неужто на всех суды заводить?)
Вот и рассказывай ладком да порядком о судебных процессах тех лет...
Но важные принципы мы все-таки узнаем. Например, сообщает нам верховный обвинитель, что ВЦИК имеет право вмешиваться в любое судебное дело. "ВЦИК милует и казнит по своему усмотрению неограниченно" <Крыленко, стр. 13> (курсив наш. - А. С.) Например, приговор к 6 месяцам заменял на 10 лет (и, как понимает читатель, для этого весь ВЦИК не собирался на пленум, а поправлял приговор, скажем, Свердлов в кабинете). Все это, объясняет Крыленко, "выгодно отличает нашу систему от фальшивой теории разделения властей", <стр. 14.> теории о независимости судебной власти. (Верно, говорил и Свердлов: "Это хорошо, что у нас законодательная и исполнительная власть не разделены, как на Западе, глухой стеной. Все проблемы можно быстро решать. "Особенно по телефону.)
Еще откровеннее и точнее в своих речах, прозвеневших на тех трибуналах, Крыленко формулирует общие задачи советского суда, когда суд был "одновеременно и творцом права (разрядка Крыленко) и орудием политики" <стр. 3> (разрядка моя. - А.С.)
Творцом права - потому что 4 года не было никаких кодексов: царские отбросили, своих не составили. "И пусть мне не говорят, что наш уголовный суд должен действовать, опираясь исключительно на существующие писанные нормы. Мы живем в процессе Революции..." <стр. 408> "Трибунал - это не тот суд, в котором должны возродиться юридические тонкости и хитросплетение... Мы творим новое право и новые этические нормы" <стр. 22, курсив мой.> - Сколько бы здесь ни говорили о вековечном законе права, справедливости и так далее - мы знаем... как дорого они нам обошлись". <стр. 505>
(Да если ВАШИ сроки сравнивать с НАШИМИ, так может не так и дорого? Может с вековечной справедливостью - поуютнее?..)
Потому не нужны юридические тонкости, что не приходится выяснять - виновен подсудимый или невиновен: понятие виновности, это старое буржуазное понятие, вытравлено теперь. <стр. 318.>
Итак, мы услышали от т. Крыленки, что трибунал - это не тот суд! В другой раз мы услышим от него, что трибунал - это вообще не суд: "Трибунал есть орган классовой борьбы рабочих, направленный против их врагов" и должен действовать "с точки зрения интересов революции.., имея в виду наиболее желательные для рабочих и крестьянских масс результаты" <стр. 73> (курсив всюду мой. - А. С.)
Люди не есть люди, а "определенные носители определенных идей" <стр. 83> Каковы бы ни были индивидуальные качества <подсудимого>, к нему может быть применим только один метод оценки: это - оценка с точки зрения классовой целесообразности." <Крыленко, стр. 79>
То есть, ты можешь существовать только если это целесообразно для рабочего класса. А "если эта целесообразность потребует, чтобы карающий меч обрушился на головы подсудимых, то никакие... убеждения словом не помогут" <стр. 81> (ну, там доводы адвокатов и т. д.) "В нашем революционном суде мы руководствуемся не статьями и не степенью смягчающих обстоятельств; в Трибунале мы должны исходить из соображений целесообразности." <стр. 524>
В те годы многие вот так: жили-жили, вдруг узнали, что существование их НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО.
Следует понимать: не то ложится тяжестью на подсудимого, что он уже сделал, а то, что он СМОЖЕТ сделать, если его теперь же не расстреляют. "Мы охраняем себя не только от прошлого, но и от будущего". <стр. 82.>
Ясны и всеобщи декларации товарища Крыленко. Уже во всем рельефе они надвигают на нас весь тот судебный период. Через весенние испарения вдруг прорезается осенняя прозрачность. И может быть - не надо дальше? не надо перелистывать процесс за процессом? Вот эти декларации и будут непреклонно применены.
Только, зажмурившись, представить судебный залик, еще не украшенный золотом. Истолюбивых трибунальцев в простеньких френчах, худощавых, с еще не разъеденными ряжками. А на обвинительной власти (так любит называть себя Крыленко) пиджачок гражданский распахнут и в воротном вырезе виден уголок тельняшки.
По-русски верховный обвинитель изъясняется так: "мне интересен вопрос факта!"; "конкретизуйте момент тенденции!"; " мы оперируем в плоскости анализа объективной истины". Иногда, глядишь, блеснет и латинской пословицей (правда, из процесса в процесс одна и та же пословица, через несколько лет появляется другая). Ну да ведь и то сказать - за всей революционной беготней два факультета кончил. Что к нему располагает - выражается о подсудимых от души: "профессиональные мерзавцы!" И нисколько не лицемерит. Вот не нравится ему улыбка подсудимой, он ей и выляпывает грозно, еще до всякого приговора: "А вам, гражданка Иванова, с вашей усмешкой, мы найдем цену и найдем возможность сделать так, чтобы вы не смеялись больше никогда!" <стр. 296>
Так что пустимся?..
а) Дело "Русских Ведомостей". Этот суд, из самых первых и ранних, - суд над словом. 24 марта 1918 года эта известная "профессорская" газета напечатала статью Савинкова "С дороги". Охотнее схватили бы самого Савинкова, но дорога проклятая, где его искать? Так закрыли газету и приволокли на скамью подсудимых престарелого редактора П. В. Егорова, предложили ему объяснить: как посмел? ведь 4 месяца уже Новой Эры, пора привыкнуть!
Егоров наивно оправдывается, что статья - "видного политического деятеля, мнения которого имеют общий интерес, независимо от того, разделяются ли редакцией". Далее: он не увидел клеветы в утверждении Савинкова "не забудем что Ленин, Натансон и Кo приехали в Россию через Берлин, т.е. что немецкие власти оказали им содействие при возвращении на родину" - потому что на самом деле так и было, воюющая кайзеровская Германия помогла т. Ленину вернуться.
Восклицает Крыленко, что он и не будет вести обвинения по клевете (почему же?..), газету судят за попытку воздействия на умы! (А разве смеет газета иметь такую цель?!)
Не ставится в обвинение газете и фраза Савинкова: "надо быть безумцем-преступником, чтобы серьезно утверждать, что международный пролетариат нас поддержит" - потому что он ведь нас еще поддержит...
За попытку же воздействия на умы приговор: газету, издаваемую с 1864 г., перенесшую все немыслимые реакции - Лорис-Меликова, Победоносцева, Столыпина, Кассо и кого там еще, - ныне закрыть навсегда! А редактору Егорову... стыдно сказать, как в какой-то Греции... три месяца одиночки. (Не так стыдно, если подумать: ведь это только 18-й год! ведь если выживет старик - опять же посадят, и сколько раз еще посадят!)
Как ни странно, но в те громовые годы так же ласково давались и брались взятки, как отвеку на Руси, как довеку в Союзе. И даже и особенно неслись даяния в судебные органы. И, робеем добавить, - в ЧК. Красно переплетенные с золотым тиснением тома истории молчат, но старые люди, очевидцы вспоминают, что, в отличие от сталинского времени, судьба арестованных политических в первые годы революции сильно зависела от взяток: их нестеснительно брали и по ним честно выпускали. И вот Крыленко, отобрав лишь дюжину дел за пятилетие, сообщает нам о двух таких процессах. Увы, и московский и Верховный трибуналы продирались к совершенству непрямым путем, грязли в неприличии.
б) Дело трех следователей московского ревтрибунала. (апрель 1918 г.)
В марте 18 г. был арестован Беридзе, спекулянт золотыми слитками. Жена его, как это было принято, стала искать путей выкупить мужа. Ей удалось найти цепочку знакомства к одному из следователей, тот привлек еще двоих, на тайной встрече они потребовали с нее 250 тысяч, после торговли скинули до 60 тысяч, из них половину вперед, а действовать через адвоката Грина. Все обошлось бы безвестно, как проходили гладко сотни сделок, и не попало бы дело в крыленковскую летопись, и в нашу (и на заседание Совнаркома даже!), если бы жена не стала жаться с деньгами, не привезла бы Грину только 15 тысяч аванса вместо тридцати, а главное по женской суетливости не перерешила бы за ночь, что адвокат не солиден, и утром не бросилась бы к новому - присяжному поверенному Якулову. Не сказано, кто именно, но видимо Якулов и решил защемить следователей.