В этом процессе интересно, что все свидетели, начиная со злополучной жены, стараются давать показания в пользу подсудимых и смазывать обвинение (что невозможно на процессе политическом!). Крыленко объясняет так: это из обывательских соображений, они чувствуют себя чужими нашему Революционному Трибуналу. (Мы же осмелимся обывательски предположить: а не научились ли свидетели боятся за полгода диктатуры пролетариата? Ведь большая дерзость нужна - топить следователей ревтрибунала. А - что потом с тобой?..)
Интересна и аргументация обвинителя. Ведь месяц назад подсудимые были его сподвижники, соратники, помощники, это были люди, безраздельно преданные интересам Революции, а один из них, Лейст, был даже "суровым обвинителем, способным метать громы и молнии на всякого, кто посягнет на основы", - и что ж теперь о них говорить? откуда искать порочащее? (ибо взятка сама по себе порочит недостаточно). А понятно, откуда: прошлое! анкета!
"Если присмотреться" к этому Лейсту, то "найдутся чрезвычайно любопытные сведения". Мы заинтригованы: это давний авантюрист? Нет, но - сын профессора Московского университета! А профессор-то не простой, а такой, что за двадцать лет уцелел черезо все реакции из-за безразличия к политической деятельности! (Да ведь несмотря на реакцию и у Крыленки тоже экстерном принимали...) Удивляться ли, что сын его - двурушник?
А Подгайский - тот сын судейского чиновника, безусловно - черносотенца, иначе как бы отец двадцать лет служил царю? А сынишка тоже готовился к судебной деятельности. Но случилась революция - и шнырнул в ревтрибунал. Еще вчера это рисовалось благородно, но теперь это отвратительно!
Гнуснее же их обоих, конечно, - Гугель. Он был издателем - и что же предлагал рабочим и крестьянам в качестве умственной пищи? - он "питал широкие массы недоброкачественной литературой", не Марксом, а книгами буржуазных профессоров с мировыми именами (тех профессоров мы тоже вскоре встретим на скамье подсудимых).
Гневается и диву дается Крыленко - что за людишки пролезли в трибунал? (Недоумеваем и мы: из кого ж состоят рабоче-крестьянские трибуналы? почему пролетариат поручил разить своих врагов именно такой публике?)
А уж адвокат Грин, "свой человек" в следственной комиссии, который кого угодно может освободить - это "типичный представитель той разновидности человеческой породы, которую Маркс назвал пиявками капиталистического строя" и куда входят кроме всех адвокатов еще все жандармы, священники и... нотариусы...
Кажется, не пожалел сил Крыленко, требуя беспощадного жестокого приговора без внимания к "индивидуальным оттенкам вины", - но какая-то вязкость, какое-то оцепенение охватило вечно-бодрый трибунал, и еле промямлил он: следователям по шести месяцев тюрьмы, а с адвоката - денежный штраф. (Лишь пользуясь правом ВЦИК "казнить неограниченно", Крыленко добился там, в Метрополе, чтобы следователям врезали по 10 лет, а пьявке-адвокату - 5 с полной конфискацией. Крыленко прогремел бдительностью и чуть-чуть не получил своего Трибуна.)
Мы сознаем, что как среди революционных масс тогда, так и среди наших читателей сегодня этот несчастный процесс не мог не подорвать веры в святость трибунала. И с тем большей робостью переходим к следующему процессу, касательно к учреждению, еще более возвышенному.
в) Дело Косырева. (15 февраля 1919 г.) Ф. М. Косырев и дружки его Либерт, Роттенберг и Соловьев прежде служили в комиссии снабжения Восточного фронта (еще против войск Учредительного Собрания, до Колчака). Установлено, что там они находили способы получать зараз от 70 тысяч до 1 миллиона рублей, разъезжали на рысаках, кутили с сестрами милосердия. Их Комиссия приобрела себе дом, автомобиль, их артельщик кутил в "Яре". (Мы не привыкли представлять таким 1918 год, но так свидетельствует ревтрибунал.)
Впрочем, не в этом состоит дело: никого из них за Восточный фронт не судили и даже все простили. Но диво! - едва лишь была расформирована их комиссия по снабжению, как все четверо с добавлением еще Назаренко, бывшего сибирского бродяги, дружка Косырева по уголовной каторге, были приглашены составить... Контрольно-Ревизионную Коллегию ВЧК!
Вот что это была за Коллегия: она имела полномочия проверять закономерность действий всех остальных органов ВЧК, кроме только Президиума ВЧК!!! <стр. 507> Немаловато! - вторая власть в ВЧК после Президиума! - в следующем ряду за Дзержинским-Урицким-Петерсом-Лацисом-Менжинским-Ягодой!
Образ жизни сотоварищей при этом остался прежний, они нисколько не возгордились, не занеслись: с каким-то Максимычем, Ленькой, Рафаильским и Мариупольским, "не имеющими никакого отношения к коммунистической организации", они на частных квартирах и в гостинице Савой устраивают "роскошную обстановку... там царят карты (в банке по тысяче рублей), выпивка и дамы". Косырев же обзаводится богатой обстановкой (70 тысяч), да не брезгует тащить из ВЧК столовые серебряные ложки, серебряные чашки (а в ВЧК они откуда?..), да даже и просто стаканы. "Вот куда, а не в идейную сторону... направляется его внимание, вот что берет он для себя от революционного движения". (Отрекаясь теперь от полученных взяток, этот ведущий чекист не смаргивает солгать, что у него... лежит 200 тыс. рублей наследства в Чикагском банке!.. Такую ситуацию он, видимо, реально представляет наряду с мировой революцией!)
Как же правильно использовать свое надчеловеческое право кого угодно арестовать и кого угодно освободить? Очевидно, надо намечать ту рыбку, у которой икра золотая, а такой в 1918 г. было немало в сетях. (Ведь революцию делали слишком впопыхах, всего не доглядели, и сколько же драгоценных камней, ожерелий, браслетов, колец, серег успели попрятать буржуазные дамочки.) А потом искать контакты с родственниками арестованных через кого-то подставного.
Такие фигуры тоже проходят перед нами на процессе. Вот 22-х летняя Успенская, она окончила петербургскую гимназию, а на высшие курсы не попала, тут - власть Советов, и весной 18-го года Успенская явилась в ВЧК предложить свои услуги в качестве осведомительницы. По наружности она подходила, ее взяли.
Само стукачество (тогда - сексотство) Крыленко комментирует так, что для себя "Мы в этом ничего зазорного не видим, мы это считаем своим долгом;... не самый факт работы позорит; раз человек признает что эта работа необходима в интересах революции - он должен идти." <Крыленко, стр. 513, курсив мой.> Но, увы, Успенская, оказывается, не имеет политического кредо! - вот что ужасно. Она так и отвечает: "я согласилась, чтобы мне платили определенные проценты" по раскрытым делам и еще "пополам делиться" с кем-то, кого Трибунал обходит, велит не называть. Своими словами Крыленко так выражает: "Успенская "не проходила по личному составу ВЧК и работала поштучно." <стр. 507> Ну да впрочем, по-человечески ее понимая, объясняет нам обвинитель: она привыкла не считать денег, что такое ей несчастные 500 рублей зарплаты в ВСНХ, когда одно вымогательство (посодействовать купцу, чтоб сняли пломбы с его магазина) дает ей пять тысяч рублей, другое - с Мещерской-Гревс, жены арестованного - 17 тысяч. Впрочем, Успенская недолго оставалась простой сексоткой, с помощью крупных чекистов она через несколько месяцев была уже коммунисткой и следователем.
Однако, никак мы не доберемся до сути дела. Этой Мещерской-Гревс Успенская устроила свидание на частной квартире с неким Годелюком, закадычным другом Косырева, чтобы договориться о цене выкупа мужа (потребовала с нее... 600 тысяч рублей!) Но к несчастью каким-то необъясненным на суде путем это тайное свидание стало известно опять-таки присяжному поверенному Якулову - тому самому, который уже завалил следователей-взяточников и, видимо, имел классовую ненависть ко всей системе пролетарского судо- и бессудо-производства. Якулов донес в московский ревтрибунал, <Чтобы утишить возмущение читателя: этого Якулова, пьявистого змея, к моменту суда над Косыревым уже посадили под стражу, нашли ему дело. Свидетельствовать его приводили под конвоем, а вскоре, надо надеяться, расстреляли. (И теперь мы удивляемся: как дошло до беззакония? Почему никто не боролся?)> а председатель трибунала (помня ли гнев СНК по поводу следователей?) тоже совершил классовую ошибку: вместо того, чтобы просто предупредить товарища Дзержинского и все уладить по-семейному, - посадил за занавеску стенографистку. Итак, застенографированы были все ссылки Годелюка на Косырева, на Соловьева, на других комиссаров, все его рассказы, кто в ВЧК сколько тысяч берет, и под стенограмму же получил Годелюк 12 тысяч авансу, а Мещерский выдал пропуска для прохода в ВЧК, уже выписанные Контрольно-Ревизионной Комиссией, Либертом и Роттенбергом (там, в ЧК, торг должен был состояться). И тут - был накрыт! И в растерянности дал показания! (А Мещерская успела побывать и в Контрольно-Ревизионной Комиссии, и уже затребовано туда для проверки дело ее мужа.)
Но позвольте! Но ведь такое разоблачение пятнает небесные одежды ЧК! Да в уме ли этот председатель московского ревтрибунала? Да своим ли делом он занимается?
А таков был, оказывается, момент - момент, вовсе скрытый от нас в складках нашей величественной Истории! Оказывается, первый год работы ЧК произвел несколько отталкивающее впечатление даже на партию пролетариата, еще к тому не привыкшую. Всего только первый год, первый шаг славного пути был пройден ВЧК, а уже, как не совсем внятно пишет Крыленко, возник "спор между судом и его функциями - и внесудебными функциями ЧК... спор, разделявший в то время партию и рабочие районы на два лагеря". <Крыленко, стр. 14> Потому-то дело Косырева и могло возникнуть (а до той поры всем сходило), и могло подняться даже до всегосударственного уровня.