Отмечается также привлечение на полевые работы до 250 тыс. беженцев[12].
2.3. Влияние войны на продовольственную ситуацию
За время войны было мобилизовано 2 760 000 лошадей, что, однако, сильно не изменило общей численности лошадей в стране. Если по довоенной переписи 1912 года в России насчитывалось 32,8 млн лошадей, то по сельскохозяйственной переписи 1916 г. — 33,5 млн.[13] Благодаря увеличившемуся доходу сельского населения, быстро развивалось животноводство, так что несмотря на огромные потребности армии, число коров за время войны уменьшилось на 5 %, в то время как число свиней выросло.[9]
Урожай зерновых хлебов в 1916 году дал 444 миллиона пудов излишка и, кроме того, запасы прошлых лет исчислялись до 500 миллионов пудов. Мясного скота, а также картофеля и овощей в стране было достаточно, не хватало лишь жиров и сахара. Однако эти запасы находились в отдалённых областях империи, откуда при нехватке подвижного состава на железных дорогах их нелегко было вывезти.[14]
Исследователь Нефёдов С. А. оценивает хлебный баланс в 1914—1917 следующим образом (без учёта оккупированных территорий)[10]:
| Статья | 1914/15 | 1915/16 | 1916/17 |
| Посевная площадь (млн. дес.) | 85,7 | 82,4 | 75,9 |
| Высев (млн. пуд) | 728 | 700 | 645 |
| Сбор(млн. пуд) | 4660 | 4800 | 3968 |
| Чистый остаток(млн. пуд) | 3932 | 4100 | 3323 |
| Потребление армии (млн. пуд) | 317 | 598 | 486 |
| Вывоз(млн. пуд) | 33 | 42 | 3 |
| Винокурение(млн. пуд) | 22 | 10 | 10 |
| Остаток(млн. пуд) | 3560 | 3449 | 2824 |
| Население (млн.) | 162,0 | 141,4 | 143,6 |
| Армия (млн.) | 6,5 | 11,6 | 14,7 |
| Беженцы (млн.) | 0,0 | 10,0 | 10,0 |
| Потребители в тылу (млн.) | 155,5 | 139,8 | 138,9 |
| Душевое потребление в тылу (пуд.) | 22,9 | 24,7 | 20,3 |
Таким образом, падение производства продовольствия имело место, не настолько значительным, чтобы само по себе привести к голоду. Кроме того, благодаря большому урожаю 1915 года, самому большому за десятилетие, душевое потребление в тылу в 1915 году даже превзошло довоенное. Также падение производства было частично компенсировано запретом на винокурение и на экспорт хлеба.
Вместе с тем следует отметить, что сокращение посевных площадей отразилось на разных типах хозяйств неравномерно. Если составлявшие большинство экономики крестьянские общины сократили посевные площади незначительно, то частновладельческие хозяйства, принадлежавшие помещиками и богатым купцам, и ориентированные в первую очередь на производство хлеба на рынок, пережили нехватку рабочих рук гораздо более болезненно, и сократили посевные площади, в среднем, в два раза. Это привело к тому, что при общем незначительном падении производства его товарность снизилась гораздо сильнее[15][16].
Отмечается также резкое ухудшение ситуации с удобрениями в связи с прекращением импорта и остановкой отечественных заводов[12]. Ухудшение качества обработки земли вследствие нехватки рабочих рук приводит к падению средней урожайности с 50 пудов на десятину в 1913 году до 45 пудов в 1917[12].
Экономист Н. Д. Кондратьев оценивал хлебный баланс за годы войны следующим образом: «если брать баланс не за каждый год, а вообще за время войны и по всем хлебам, говорить о недостатке хлебов в России за рассматриваемое время не приходится и нельзя: их более чем достаточно».[17]
Шигалин Г. И. характеризует хлебные поставки за годы войны следующим образом:
В первый год войны продовольственные заготовки, несмотря на хаотичность их организации, прошли более или менее удачно. Задание по заготовке 231,5 млн пудов хлеба, предназначенного исключительно для удовлетворения нужд армии, было выполнено.
Во второй год войны продовольственные заготовки начались в условиях хорошего урожая. Нужно было заготовить 343 млн пудов хлеба, в том числе 92 % для нужд армии. Однако, несмотря на хороший урожай, хлеб поступал на рынок крайне слабо. Поэтому реквизиции оказались более частым явлением в тех районах, где заготовками ведали военные власти.
Третий год войны был наиболее трудным в продовольственном отношении. Сельскохозяйственное производство продолжало сокращаться, обмен между городом и деревней совершенно нарушился, бумажно-денежная эмиссия систематически возрастала, а курс рубля неуклонно понижался. В этих условиях рыночные цены на продукты питания неизбежно повышались, и соответственно увеличивался разрыв между твердыми и вольными, то есть спекулятивными, ценами. Биржи свободно печатали бюллетени вольных цен, хотя государственная заготовка хлеба проходила крайне медленно.
Поэтому в декабре 1916 г. правительство в лице нового министра земледелия (он же председатель особого совещания по продовольствию) Риттиха вынуждено было пойти на крайнюю меру — на введение обязательной поставки хлеба в казну по твердой цене согласно разверстке. Разверстку хлеба в количестве 772 млн пудов предполагалось произвести подворно. Но в результате неудовлетворительного учета и сопротивления … разверстка ощутительных результатов не дала.
— [12]
Исследователь Нефёдов С. А. более подробно оценивает запасы «главных хлебов» (учтённых запасов в элеваторах и на складах) в млн. пудов в 1916 году следующим образом[18]:
Таким образом, при том, что хлеб в целом в стране был[12], на склады он не пошёл, оставшись в деревнях. Запасы в 65 млн пудов, оставшиеся от 1915 года, не только не были восполнены, но, наоборот, резко уменьшились. В условиях военной гиперинфляции сельские производители начинают массово придерживать хлеб, ожидая ещё большего повышения цен[12]; осенью 1916 года появляются слухи о будущем десятикратном повышении цен на хлеб[5]. Ситуацию дополнительно усугубляет тот факт, что урожай 1916 года был несколько меньше урожая 1915 года.
Флоринский М. Т. так комментирует ситуацию с продовольствием:
Показательно, что к числу лиц, предупреждавших царя об опасности военной гиперинфляции и перебоев с продовольственным снабжением относился даже Распутин. Ещё в октябре 1915 года царица пишет Николаю II: «Наш Друг целых два часа только об этом и говорил. Суть вот в чем: ты должен приказать, чтобы пропускались вагоны с мукой, маслом и сахаром. Он все это видел в сновидении — все города, железные дороги и т. д. Он хочет, чтобы я поговорила об этом очень серьезно… Он советует пропускать в течении трёх суток лишь составы, груженые мукой, маслом и сахаром. Это важнее даже, чем мясо и боеприпасы».
2.4. Проект продразвёрстки
Для того чтобы придать снабжению городов более стройную организацию, русское правительство в конце 1916 года начало переход к продразвёрстке по твёрдым ценам. Планировалось закупить до 772 млн пудов хлеба для снабжения армии, военных заводов и больших городов. Эта программа началась в декабре 1916 года и была завершена уже Временным правительством к июлю 1917 года, причём полным провалом — удалось собрать только 170 млн пудов. Выполнение программы в декабре 1916 — феврале 1917, при власти царского правительства, также было сорвано; закупки, в среднем, составили 20-30 % от плана[5]. В октябре 1916 года план по закупкам выполнен на 35 %, в ноябре 1916 года — на 38 %, декабре 52 %, в январе и феврале 1917 года план по снабжению гражданского городского населения был выполнен на 20 и 30 % соответственно.[5].
В декабре 1916 года царское правительство попыталось конфисковать хлеб из сельских «запасных магазинов», где крестьянские общины хранили запас на случай голода, но эта мера была отменена после вспышки столкновений с полицией[5].
В декабре 1916 нормы солдат на фронте были уменьшены с трёх фунтов хлеба в день до двух, в прифронтовой полосе — полтора фунта, обвалилось снабжение кавалерии и конной артиллерии овсом.[5] В октябре 1916 г. армия (без Кавказского фронта) недополучила 45 % продовольственных грузов, в ноябре — 46,3 %, в декабре — 67,1 %, в январе 1917 г. — 50,4 %, в феврале — 57,7 %.[12]
Царское правительство столкнулось со сложностями даже при распределении норм продразвёстки на местах. В феврале 1917 года Родзянко М. В. сообщает Николаю II, что «Предполагалось разверстать 772 млн пуд. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. [Родзянко перечисляет административно-территориальное деление сверху вниз] Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки»[20]. На последнем заседании Думы 25 февраля 1917 года основной проводник развёрстки, последний царский министр земледелия Риттих А. А. предложил возложить развёрстку на местах на соответствующие органы земского самоуправления[21].
Введение продразвёрстки сопровождалось протестами против «твёрдых цен», которые деревня посчитала заниженными. 18 февраля 1917 года депутат Госдумы Шульгин В. В. так комментирует сложившуюся ситуацию:
Из огромной задачи, что было осуществлено у нас? Только одна мера — введение твердых цен на хлеб; гора военного социализма родила мышь, и даже не мышь, а зловредную хлебную крысу. Господа, кто истинные виновники этих несчастных твердых цен, сейчас судить трудно. В твердых ценах повинны мы все, потому что ведь некоторые из нас, даже многие из нас — аграрии, а аграрии — это известно, что за порода людей. Рабочие, приказчики, люди свободных профессий могут быть и патриотами и разумными, и честными, и совестливыми. Но аграрии — нет, ни в коем случае. Аграриям что нужно? Полтинник на пуд — и больше ничего.[22]
2.5. Другие воюющие державы
С аналогичными процессами пришлось столкнуться, в большей или меньшей степени, всем воюющим державам. Так, посевные площади в Германии сократились к 1917 году на 16 %, Франции — на 30 %, Британии — наоборот, увеличились на 12,8 %[23]. Троцкий Л. Д. в своей работе «Моя жизнь» упоминает, что во время своего возвращения в Россию весной 1917 года через Канаду и Швецию в Швеции его сильнее всего удивили хлебные карточки, с которыми ему никогда ранее сталкиваться не приходилось.