Что же побудило Владимира двинуться с войском в Крым?
Соглашение с Василием II об оказании военной помощи при условии отправки принцессы Анны в Киев было заключено уже в конце 987 г. Поэтому можно предполагать, что к лету 988 г. Владимир надеялся получить обещанную невесту. Но год прошел, а Анна не приехала. В такой ситуации к осени 988 г. у великого князя киевского и должен был сложиться план похода на Херсонес.[3]
Ясно, что Василий и Константин, оказавшись уже летом 987 г. в критической ситуации, должны были отовсюду стягивать к Константинополю сохранявшие им верность войска. Конечно, в Херсоне должен был оставаться необходимый для его обороны гарнизон, однако активные боевые действия он вести явно не мог.
Поэтому, несмотря на мощные укрепления Херсона, исход операции был предрешен. Корсунь должен был либо открыть ворота, либо быть взят штурмом, либо сдаться ввиду длительной осады и блокады с моря.
Как бы там ни было, но в середине лета город открыл перед князем свои ворота. После этого Василию и Константину был направлен ультиматум. В нем правитель Руси требовал присылки Анны, лишь на таком условии обязуясь возвратить им занятые византийские владения, в противном же случае угрожал походом на Константинополь: «Се град ваш славный я взял, а слыша, что вы сестру имеете деву, прошу, чтоб за меня отдали и тем мир вечный утвердили. Ежели сего не учините, то имею намерение идти и ко Царюграду, и, может, то же учиню, что и сему». Как продолжает далее летописец, «цари хотели мира» и боялись, что князь действительно двинется к их столице, но «страх имели сестру отдавать, ведая его неумеренное женолюбие и множество имеемых жен и детей». Поэтому можно понять Анну, умолявшую братьев не отдавать ее за Владимира.
В конце концов Анне предстояло оказаться в роли жертвы. Ведь ее ценой Византия надеялась обеспечить себе мир на севере и вновь заполучить Херсон.
Патриарх и братья, как о том сообщает летопись, увещевали Анну согласиться. Первый обещал ей загробное блаженство и честь великую за содействие распространения веры христовой. Василий Константин мотивировали необходимость этой акции тем, что в противном случае в предстоящей войне погибнут тысячи ее сограждан, что она призвана оградить страну от разорения и прочих бедствий. Все это выглядит весьма правдоподобно, как, впрочем, и то, условием брака Владимиру было объявлено его крещение. Как отмечалось, формальное причисление великого князя к «стаду христову» состоялось, очевидно, двумя годами ранее. Однако в Константинополе могли либо не знать об этом, либо не считать крещение действительным без санкции патриарха.
Крещение правителя Руси как «частного лица» при сохранении им пяти прежних жен и восьмисот ( если верить летописцу) содержавшихся в Вышгороде, Белгороде и Берестове наложниц, а также языческих идолов перед его дворцом не могло устроить братьев порфирородной принцессы. Поэтому Анна как христианка и женщина, тем более царевна должна была в качестве условия потребовать изменения образа жизни князя, в частности - удаления его прежних жен. Не исключено, что она считала его крещение действительным лишь если оно было бы совершено греческими священниками у нее на глазах. Владимиру же это могло казаться вопросом не стоящим проволочек, и он дал согласие. Откладывать поездку Анна более не могла. Как повествует летопись, она в сопровождении вельмож и духовных лиц «с плачем великим отправилась через море».[4]
Согласно «Повести временных лет» Владимира крестил в Херсоне местный епископ. Он же и обвенчал его с Анной. Добившись цели «царям греческим за вено Корсунь возвратя», великий князь с супругой и ее многочисленной свитой, взяв «Анастасия корсунянина, и попы корсунския с мосчами святого Климента и обою учеников его, також сосуды церковныя и иконы на благословение себе», отправился в обратный путь. К осени 989 г. корабли прибыли в киевский порт на Почайне. Теперь следовало официально ввести новую веру как государственную религию.
ВВЕДЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА НА РУСИ
По возвращении в Киев Владимир, как сообщает летопись, повелел креститься языческой части знати и опрокинуть идолов: одних изрубить, а других сжечь. Перуна князь приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву узвозу (современному Андреевскому спуску) к стекавшему в Днепр ручью. Двенадцать мужей должны были колотить его «жезлами, не яко чувственного для оскорбления, но на поругание зловерия, паче же для посрамятся нехотясчие креститися и познают, яко сии боги, на них же так твердо надеюсчися, отмилости просили, узрят, яко ни себе сами помосчи и от сокрушения избавиться не могут». Затем столь величественно почитавшегося ранее бога столкнули в Днепр и, отталкивая от берега, сопроводили аж до Порогов, где он был вынесен на песчаную отмель одного из островов. По другой версии, идол Перуна был прибит волнами к берегу ниже по течению Днепра - там, где в 1070 г. при загородной резиденции великого князя Всеволода Ярославича был основан Выдубецкий монастырь.
Далее Владимир развернул широкую христианскую пропаганду. Многие киевляне все же не хотели креститься. Одни, как пишет летописец, «размышляя, отлагали день за день; инии же закоснелые сердцем ни слышати учения хотели. Тогда Владимир послал по всему граду, глаголя: «Заутра всяк изидет на реку Почайну креститися; а ежели кто от некресченых заутра на рек не явится, богат или нищ, вельможа или раб, тот за противника повелению моему причтется». Слышавшие же сие, люди мнози с радостию шли, разсуждая междо собою, ежели бы сие не было добро, то б князь и бояра сего не приняли. Инии же нуждою последовали, окаменелыя же сердцем, яко аспиды, глуха затыкаюсче уши своя, уходили в пустыни и леса». У Почайной сошлося бесчисленное множество народа, мужей, жен и детей, люди входили в воду, «стояли иные до шеи, другие до персей, иные по колени», а священники, стоя на берегу, читали молитвы и осеняли их крестами.[5]
В источниках нет упоминаний о сопротивлении языческих кругов Киева акту крещения. Очевидно, этого и не было из-за достаточно широкого распространения христианства в столице Руси уже на протяжении предшествующих десятилетий. Да и княжеская администрация в городе обладала достаточной силой принуждения. Кроме того, переориентация Владимира и его ближайших сподвижников во главе с Добрыней на христианство, произошедшая как минимум за два года до возвращения из Корсуня, давно не для кого не была секретом. Предвидя грядущие перемены, большинство убежденных язычников, и прежде всего само жречество, должны были заблаговременно покинуть Киев. Очевидно, то же произошло и в близлежащих, уже в значительной мере христианизированных городах Среднего Поднепровья: Чернигове, Переяславе, Родне, Белгороде, Вышгороде, Любече и др. О крещении жителей этих городов в летописях ничего определенного не сообщается. Можно лишь предполагать, что там крещение проведено в тоже время, что и в столице, без существенных инцидентов. Объявленное Владимиром государственной религией христианство, вероятно, утвердилось в среднеднепровских городах уже к 990 г. Однако даже формально некрещеными остались еще как минимум девять десятых территории Древнерусского государства.
Крестить оставшихся в язычестве жителей Киева и близлежащих городов можно было и не прибегая к силе, при помощи своих же русских христиан, болгарских проповедников и греческих священников, прибывших преимущественно из Корсуня. К восприятию новой религии в этом районе лучше, чем где-либо в пределах Древнерусского государства были подготовлены и крестьянские массы, общавшиеся с принимавшими христианство ремесленниками, торговцами, дружинниками, представителями постепенно феодализировавшейся общинной верхушки.
Иначе обстояло дело на Севере, в лесной зоне, где все еще сохранявшиеся местные княжеские династии, тесно связанная с жречеством родовая знать, влиятельные купеческие и промысловые круги важнейших торговых городов (Новгорода, Смоленска, Полоцка, Пскова, Ладоги) справедливо усматривали в принятии христианства акцию по ликвидации местного самоуправления и автономии. Однако и в Киеве, очевидно, хорошо понимали, что централизованному государству, над оформлением и укреплением которого теперь совместно трудились и бывшие лидеры языческой партии во главе с Владимиром и Добрыней, и прохристиански настроенная со времен Ольги столичная знать, должна соответствовать и единая религиозная идеология. За насаждение христианства на Севере с 991 г. великий князь и его дядя-наставник принимаются столь же решительно, как десятью годами ранее пытались бороться с этим вероучением на Юге.
Можно только догадываться, с каким возмущением должны были воспринимать новгородцы и прочие северяне поступавшие к ним из приднепровских городов известия о низвержении кумиров, насильственном крещении сторонников отеческой веры и разворачивавшемся массовом строительстве церквей. Им было тем более обидно, что инициаторами всех этих акций оказались Владимир, Добрыня и другие, которым они, северяне, обеспечили победу в борьбе с Ярополком. Бесспорно, наиболее активным элементом среди язычников Северной Руси должны были быть волхвы, как местные, так и бежавшие на Север из среднеднепровских городов в 989 -991 гг.
Культу Перуна, всецело связанному с князьями и военной прослойкой, смертельный удар был нанесен самим отказом от него высшей государственной знати во главе с Владимиром. Однако почитание Велеса, традиционного антипода громовержца, вошло в плоть и кровь горожан Русского Севера, связанных с торговлей, промыслами, ремеслами и почти не затронутыми влиянием христианской идеологии. Служители Велеса, волхвы, не могли не развернуть активной антихристианской пропаганды, грозя отступникам местью родительских богов, духов предков и прочих сил, от которых зависят их жизнь и благополучие. Однако жречество в конкретной ситуации начала 90-х годов Х в. не имело централизованной организации, было разрозненно по городам и деревням, лесам и топям русского Севера, а потому ни идейно, ни политически не могло противостоять православной церкви, опиравшейся на военно-административный аппарат.