Полупервобытные, стихийные, концептуально неоформленные верования столкнулись с теологически продуманной и за столетия приспособленной к духовным запросам различных слоев классового общества доктриной христианства. Аморфная масса волхвов, кудесников и заклинателей не могла устоять перед иерархически организованным, действующим по строгой программе механизмом православной церкви. Буйная, мятежная, но не имеющая политически опытных лидеров, как и общих, для всех слоев целей и идеалов, масса горожан уступала централизованному, проводящему в жизнь четко поставленную задачу военно-административному аппарату Древнерусского государства. Ясно, что в такой ситуации исход борьбы за введение христианства в качестве официальной религии в крупнейших северных городах был предрешен.
По прибытии из Константинополя в Киев митрополита, других церковных иерархов и клира, скорее всего, еще летом 991 г. с целью крещения новгородцев Владимир послал на север Иоакима-корсунянина. Сопровождало его войско во главе с новгородским посадником Добрыней и тысяцким Путятой.«Сии шедши по земли с вельможи и вои владимировы, учаху люд и крестяху всюду стами и тысячами, колико где прилучися, асче люди невернии вельми о том скорбяху и роптаху, но отрицатися ради не смяху». Судя по всему, эти слова из летописи Иоакима, относятся к деятельности направленных к приильменским словенам сил по мере их продвижения вверх по Днепру и далее - вниз по Ловати. Их путь должен был проходить через Полоцк или Смоленск, однако в источниках о крещении этих городов ничего не сообщается. Очевидно, со сколько-нибудь бурными событиями введение христианства в земле кривичей связано не было. В Новгороде местные волхвы и посадское население настроены были более решительно.
Княжескому войску удалось войти в город, однако новгородцы взялись за оружие. В ходе вспыхнувших уличных боев восставшие разгромили усадьбу Добрыни, убили его жену и некоторых домочадцев, а «церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху». Однако, столкнувшись с решительным противодействием дружинников, восставшие оставили Торговую сторону и, разобрав мост, укрепились на другой половине города. Вскоре княжеским воеводам удалось добиться решительных успехов: Путята с отборным отрядом переправился через Волхов, захватил городского тысяцкого и его ближайших сподвижников. Тем временем Добрыня пошел на крайние меры: поджег кварталы наиболее активных участников сопротивления. Восстание было подавлено и овдовевший воспитатель великого князя срубил им же воздвигнутый десятью годами ранее идолов. Люди плакали, глядя на это, а посадник укорял их: «Что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут; кую пользу вы от них чаять можете?».
За низвержением кумиров последовало крещение: «Идоша мнози, а нехотясчих креститися воини влачаху и крестяху, мужи выше моста, а жены ниже моста». Если в Киеве достаточно было одних угроз, то здесь приходилось постоянно прибегать к военной силе. Как потом с сарказмом говорили новгородцы, «Путята крестил мечем, а Добрыня огнем».
С неменьшими трудностями вводилось христианство и в других северных землях. Так, источники сообщают, что первые два епископа, направленные в Ростов, - Федор и Илларион практически ничего не добились. Третий, очевидно, русский по происхождению, Леонтий, постриженник Печерского монастыря, оставил надежду переубедить взрослых и стал учить детей, но едва не был убит их возмущенными родителями. Только Исайе, уже в те годы, когда на северо-востоке Руси правил молодой Владимир Мономах, удалось добиться определенных успехов. Не менее болезненно прививалось христианство и в Муромской земле, проникая туда через Чернигов и северские города. В 1096 г. здесь уже был небольшой монастырь, но массы открыто придерживались язычества. Еще труднее обстояло дело с крещением вятичей, упорно отстаивавших свою самостоятельность на протяжении двух веков и вплоть до конца ХI в. имевших собственную княжескую династию. Владимиру Мономаху пришлось совершить на них три похода, прежде чем власть местной родо-племенной аристократии была заменена подчинявшейся великому князю через черниговского наместника русской администрацией. Лишь с того времени, с первой четверти XII в., христианство начинает проникать в их земли. Однако известно, что и в середине указанного столетия вятичи убили проповедовавшего среди них печерского монаха Кукшу.
Важнейшим источником, на основании которого мыможем судить о процессе распространения христианства на Руси до нашествия орд Батыя, являются археологические материалы. В последние годы А.П.Моцей собраны и проанализированы археологические данные, свидетельствующие о том, что христианство вплоть до XII в. почти не проникало в быт и культуру основной массы населения Древнерусского государства за пределами Среднего Поднепровья.
В настоящее время на территории бывшей Южной Руси выявлены остатки 69 каменных церковных сооружений X-XIII вв. Это составляет 42% всех исследованных памятников монументального культового зодчества древнерусского времени. Почти половина этих храмов сосредоточена в Киеве. Причем в столице Руси и соседнем Переяславе каменных церквей X-XI вв. были почти столько же, сколько и возведенных в XII-XIII вв. Совершенно иная картина прослеживается в других землях (Новгородской, Черниговско-Северской, Галицко-Волынской, Полоцкой и т.д.), где в важнейших городских центрах выявлено, как правило, не более одного каменного собора XI в. В последующие же полтора столетия, вплоть до ордынского нашествия, число культовых сооружений резко возрастает. Это, по мнению А.П.Моци, красноречиво свидетельствует о том, что на протяжении XII в. позиции церкви заметно усиливаются также и в отдельных от Среднего Поднепровья землях. Очевидно, этот качественный перелом, подготовленный церковно-просветительской деятельностью Ярослава Мудрого и его сподвижников, в частности митрополита Иллариона, не в последнюю очередь был обусловлен и предпринятыми Владимиром Мономахом и его сыном Мстиславом в первой трети XII в. энергичными мерами по консолидации Древнерусского государства.
Киев и ближайшие к нему города составляли не только политический центр христианизации, но и являлись на протяжении X-XI вв. средоточием основной массы жителей Руси, искренне воспринявших новое учение. Об этом свидетельствуют находки символов христианского культа того времени: нательные крестики, образки, иконки и т. п.
Таким образом, согласно археологическим данным и письменным древнерусским источникам во времена князя Владимира христианство в полной мере утвердилось в самом Киеве и ближайших к нему городах Среднего Поднепровья. Оно было насильственно введено в Новгороде и, по всей видимости, в нескольких других городах лесной зоны - в тех политико-административных центрах, куда великий князь в качестве наместников направлял своих многочисленных сыновей, большинство из которых погибло во вспыхнувших сразу после его смерти усобицах. В Киеве и ряде других городов (Новгороде, Чернигове, Переяславе, Белгороде, Вышгороде, Турове, Полоцке и др.) на государственные средства начали сооружаться церкви, среди которых убранством своим выделялась прославленная Десятинная церковь.
По-видимому, еще до вокняжения Ярослава под Киевом появляются первые монастыри, как и возникают столь характерные для средневекового христианства ереси. Под 1004 г. летописец констатирует: «митрополит Леонтий посади в темницу чернеца Андреяна Скопца. Той бо вельми изучен бысть писания, многи книги чита и впаде в ересь, укоряше церковь и все уставы, епископы и презвитеры, иконы и посты: но помале времени исправися». К сожалению, нам ничего больше не известно о жизни и взглядах этого первого на Руси еретика, выступившего с критикой официального православия всего через пятнадцать лет после его окончательного утверждения в Киеве.
Несмотря на все успехи еще и во времена Ярослава Мудрого, языческие массы составляли большинство населения Киевской Руси. Выдающийся мыслитель и литератор середины XI в. киевский митрополит Илларион в «Слове о законе и благодати» называет христианскую общину на Руси того времени «малым стадом». Фактически язычниками оставались и многие насильственно крещенные люди. Они лишь номинально считались христианами, тайком поклоняясь старым богам. О них говориться в «Повести временных лет»: «Словом называемся христианами, а на деле живем точно поганые».
На основании сохранившихся письменных источников можно даже предполагать, что волхвы, застигнутые поначалу врасплох и утратившие во времена правления Владимира и Ярослава почти все свои позиции в основных городах, во второй половине XI в. пытались организовать по всей Руси что-то вроде широкого общенародного антихристианского движения. Возможно, в то время у них уже сложилось подобие организации, их «теоретики» пытались разработать некое, способное идейно противостоять христианству языческое вероучение.
Как сообщает летопись, в 1071 г. в Киеве появился волхв и начал проповедовать народу, что на пятое лето Днепр потечет вспять, а земли будут «переступать» со своих мест на чужие, в частности греческая земля станет на место русской, а русская на место греческой. Однако вскоре языческий пророк «в едину ношь бысть без вести». Очевидно, он был либо схвачен и заточен, либо попросту убит городскими властями. Никаких особых последствий в городе его выступление не имело.
Гораздо драматичнее развернулись несколькими годами позже события в Новгороде. Между 1074 и 1078 гг. некий волхв открыто выступил против христианства и убеждал, что предвидит будущее и может пройти при всех по Волхову как по суше. Его слова нашли отклик среди горожан, которые хотели убить епископа. Когда новгородский иерарх в богослужебных одеяниях с крестом в руках вышел на площадь и сказал: «кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, а кто верует (во Христа), пусть идет ко кресту», то на его сторону встали только князь и дружина, а весь народ перешел к волхву. В столь сложной ситуации разгоревшегося восстания князь Глеб Святославич проявил решительность и коварство. Спрятав под полу своего платья топор, он пошел к волхву и перед собравшимися горожанами завел с ним беседу. «Знаешь ли, что будет завтра поутру и во весь день до вечера?» - спросил он. «Все знаю», - ответил волхв. «А знаешь ли, что будет сегодня?» «Сотворю великое чудо», - сказал князю самоуверенный прорицатель. При этих словах Глеб выхватил оружие и одним ударом убил волхва. Народ в страхе и недоумении тотчас же разбежался. Как видим, почти столетие спустя религиозная ориентация различных социальных сил в Новгороде осталась той же, что и во времена Владимира: за епископом стояла военная сила и сам князь, тогда как на стороне волхва оказались все новгородцы.[6]