Учитывая, что истечение исковой давности не влияет на судьбу регулятивного субъективного материального гражданского права, а влечет лишь прекращение охранительного права на защиту, можно утверждать, что регулятивное право после истечения исковой давности сохраняется в неизменном виде, однако не может быть защищено в судебном порядке. В связи с этим возникает вопрос о целесообразности признания существования таких прав, ведь, несмотря на отсутствие в настоящее время в законе общего запрета или ограничения по распоряжению субъектами гражданского оборота принадлежащими им задавненными правами, в силу невозможности их защиты в принудительном порядке такие права становятся экономически неликвидными, невостребованными в гражданском обороте, а потому «мертвыми», не способными каким-либо образом повлиять на имущественное положение их обладателя.
В отношении обязательственных прав, принадлежащих юридическим лицам, вопрос об их дальнейшей судьбе (после установления невозможности принудительной защиты) решен законодательством о бухгалтерском учете: согласно п.п. 77–78 Положения по ведению бухгалтерского учета и бухгалтерской отчетности в РФ, утв. Приказом Минфина России от 29.07.98 г. №34н[89] и п. 123 Инструкции по бухгалтерскому учету в бюджетных учреждениях, утв. Приказом Минфина России от 30.12.99 г. №107н[90] дебиторская и кредиторская задолженность, по которой истек срок исковой давности, списывается по каждому обязательству отдельно на основании данных проведенной инвентаризации, письменного обоснования и приказа (распоряжения) руководителя организации. Таким образом, с момента списания указанной задолженности в установленном порядке, соответствующее «неликвидное» регулятивное субъективное материальное гражданское право прекращается.
В отношении обязательственных прав физических лиц, а также вещных прав как физических, так и юридических лиц закон никаких указаний не содержит. Между тем, урегулирование вопроса о судьбе задавненных прав и имущества представляется весьма важным не только с экономической точки зрения (для установления определенности имущественного положения гражданина или организации, а также связанных с ними третьих лиц), но имеет существенное правовое значение, поскольку позволяет достичь цели института исковой давности (упорядочения гражданского оборота, внесения ясности в правоотношения его субъектов, в которых всегда заинтересованы как участники оборота, так и государство).[91]
В любом случае, при отсутствии в советском законодательстве института приобретения права собственности по давности владения, проблема определения судьбы задавненного имущества требовала решения, поскольку для содержания любого имущества требуется вложение средств заинтересованного в нем лица, ибо с течением времени повышается риск не только утраты экономической ценности, но и превращения имущества в общественно опасное.
В советский период введение приобретательной давности представлялось чуть ли не единственным выходом для решения вопроса о судьбе задавненного имущества. Оказалось, однако, что проблему этот институт не решил. Учитывая, что согласно п. 4 ст. 234 ГК приобретательная давность начинает течь не ранее истечения исковой, в период беститульного владения права фактического владельца против невладеющего собственника, утратившего право на иск, никак не защищены, поскольку пунктом 2 указанной статьи защита предоставлена владеющему несобственнику только против третьих лиц, не являющихся собственниками имущества. Таким образом, задавненное имущество, находящееся в добросовестном (давностном) владении до истечения срока, установленного ст. 234 ГК РФ, и вынесения судебного решения о признании права собственности в силу приобретательной давности находится в неопределенном правовом положении: имеется невладеющий собственник, который в любой момент, возвратив имущество внесудебным путем, может восстановить свое право, и есть владеющий несобственник, право владения которого признается законом.
Положение еще более усугубилось в отношении недвижимости с момента введения государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним. Такого основания, как истечение срока приобретательной давности для внесения изменений в единый государственный реестр прав закон не предусматривает. Это означает, что оформление прав фактического владельца неминуемо потребует соблюдения судебной процедуры и вынесения положительного судебного решения даже по истечении срока приобретательной давности. При этом до вынесения решения о признании права собственности на основании приобретательной давности, которому должно предшествовать признание недействительной государственной регистрации права невладеющего собственника на соответствующее имущество, собственник, располагая правоустанавливающими и правоподтверждающими документами, может совершать сделки по отчуждению имущества третьим лицам. Основания для признания этих сделок недействительными как совершенных неуправомоченными лицами отсутствуют. Приобретатели по таким сделкам являются законными и добросовестными владельцами с момента передачи вещи по передаточному акту, и становятся собственниками с момента государственной регистрации перехода права собственности в учреждении юстиции. Поэтому права давностного владельца имущества никак не защищены, а те улучшения, которые произведены им в период фактического владения имуществом, не подлежат компенсации. Такое положение вещей едва ли можно считать справедливым. В связи с этим в литературе обоснованно предлагается введение владельческой (посессорной) защиты в ее классическом варианте, а не в том виде, как этот институт закреплен в ст. 234 ГК РФ[92].
Однако институт владельческой защиты нельзя признать универсальным средством определения юридической судьбы всех (абсолютных и относительных) задавненных регулятивных субъективных материальных гражданских прав: он позволяет решить только проблему установления прав на имущество, в виндикации которого собственнику отказано, но не способствует установлению определенности в правах на бездокументарные ценные бумаги и иные имущественные права, денежные средства и другие объекты обязательственных отношений, не подлежащие виндикации.
Можно предложить следующий вариант решения рассматриваемого вопроса. Ориентируясь на категорию интереса, лежащего в основе всякого регулятивного субъективного материального гражданского права, прекращение существования задавненного права необходимо поставить в зависимость от утраты интереса, выработав критерии утраты интереса (например, отсутствие попыток реализации права его обладателем в течение определенного времени, сопряженное с непризнанием обязанности правонарушителем). При этом механизм утраты права может быть реализован путем установления особого рода пресекательного срока. Если иск предъявлен по истечении срока, суд должен отказать в его удовлетворении в связи с отсутствием регулятивного субъективного материального гражданского права, и соответственно, права на его защиту. Течение данного срока начинается с момента истечения исковой давности. Для этого необходимо статью 206 ГК РФ изложить в следующей редакции: «Статья 206. Исполнение обязанности по истечении исковой давности. Обязанное лицо, исполнившее обязанность по истечении исковой давности, но не позднее трех лет со дня ее истечения, не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения указанное лицо и не знало об истечении давности».
Предлагаемый порядок определения судьбы задавненных прав позволит: во-первых, обеспечить определенность во всех гражданско-правовых отношениях (вещных и обязательственных) с участием любых субъектов гражданского оборота; во-вторых – установить конкретные сроки прекращения соответствующих прав, и, следовательно, точно определять состав наследственной массы, квалифицировать сделки, совершаемые с теми или иными задавненными правами и имуществом (включая сделки по формированию уставного (складочного) капитала (фонда) юридических лиц), с точки зрения их соответствия закону и т.д.
Логическим следствием прекращения правопритязания как материально-правового последствия пропуска исковой давности по основному требованию является истечение давности по всем дополнительным требованиям (ст. 207 ГК РФ). В Постановлении Пленумов №15/18 (п.п. 24–25) обоснованно обращено внимание судов на то, что к дополнительным требованиям относятся требования об уплате как договорных, так и законных процентов, а также упущенной выгоды (ст. ст. 809, 395, 1107 ГК РФ). Судебная практика применения ст. 207 ГК РФ является достаточно единообразной[93]. В литературе же имеется другое мнение, согласно которому проценты, уплачиваемые за пользование заемными и кредитными средствами (п. 1 ст. 809, п. 1 ст. 819, п. 2 ст. 823 ГК РФ) признаются самостоятельными требованиями, к которым положения ст. 207 ГК РФ применяться не должны[94]. С данной точкой зрения трудно согласиться, т. к. основанием возникновения дополнительного требования является основное, и если допустить, что при погашении права на защиту основного права требования право на защиту дополнительного остается в силе, то проценты подлежат начислению и взысканию в течение неопределенно длительного времени. С одной стороны, применение такой трактовки указанных положений ГК РФ на практике привело бы к повышению договорной дисциплины (должники вынуждены были бы погашать основной долг во избежание нарастания «снежного кома» процентов), однако, с другой стороны, было бы сведено на нет значение института исковой давности как способа освобождения участников оборота от застарелых требований, способствующего, в конечном счете, сохранению платежеспособности предприятий, обеспечению устойчивости экономической системы в целом, что, несомненно, имеет не только частно – правовое, но и важное публично-правовое значение.