21 сентября 1931 года В.Р.Менжинский утвердил обвинительное заключение по делу «Центрального Комитета контрреволюционной вредительской организации «Трудовая Крестьянская Партия». К моменту составления обвинительного заключения Коллегией ОГПУ уже были осуждены: по делу Московской областной организации ТКП — 68 человек; по делу Ленинградской областной организации — 106; по делу Северо-Кавказской организации — 120; по делу Нижегородской Краевой организации — 24; по делу Областной организации в Центрально-Черноземной области — 132; по делу Западной областной организации — 174; по делу Средне-Волжской организации — 107; по делу Западно-Сибирской организации — 35; по делу Крымской организации — 26; по делу Украинской организации — 143; по делу Уральской областной организации — 26; по делу Ивановской областной организации — 96; по делу Нижне-Волжской организации — 56. Всего на периферии, по неполным данным, было арестовано в связи с делом ТКП 1296 человек.
Название «Трудовая крестьянская партия» было изобретено следствием для того, чтобы связать обвиняемых с организацией «Крестьянская Россия», созданной в 20-х годах в Праге эсером С.С.Масловым, с которым Н.Д.Кондратьев был довольно близко знаком. В декабре 1927 года «Крестьянская Россия» получила наименование «Трудовой крестьянской партии».
Согласно обвинительному заключению, лица, проходящие по делу, были признаны виновными в том, что входили в состав нелегальной «Трудовой крестьянской партии», ставившей своей целью свержение Советской власти и создание буржуазно-демократической республики. Им также вменялось в вину проведение вредительства в различных отраслях сельского хозяйства, связь с руководителями контрреволюционных организаций, вербовка в контрреволюционную организацию специалистов сельского хозяйства, а также преступная связь с иностранными гражданами.
Обвиняемые по делу ТКП так и не были выведены на открытый процесс. 26 января 1932 года состоялось заседание коллегии ОГПУ, которая вынесла постановление заключить в концлагерь: сроком на 8 лет — профессора Тимирязевской сельскохозяйственной академии, директора Конъюнктурного института Н.Д.Кондратьева; профессора Тимирязевской академии, члена Президиума Земплана Наркомзема РСФСР Н.П.Макарова; профессора Московского планово-экономического института, начальника валютного управления, члена Коллегии Наркомфина СССР Л.Н.Юровского; сроком на 5 лет — профессора Тимирязевской академии, члена Коллегии Института крупного хозяйства и консультанта правления Зернотреста А.В.Чаянова; профессора Тимирязевской академии, редактора журнала «Вестник сельского хозяйства» А.Г.Дояренко; профессора Тимирязевской академии и МГУ А.А.Рыбникова; сроком на 3 года с заменой этого наказания высылкой на тот же срок — профессора Тимирязевской академии, научного сотрудника Госплана СССР Л.Н.Литошенко; профессора Тимирязевской академии, заведующего опытным отделом Наркомзема РСФСР С.К.Чаянова; профессора МГУ и Института промышленности и труда Л.Б.Кафенгауза; сроком на 3 года с заменой этого наказания ограничением в месте жительства на тот же срок — старшего экономиста Наркомзема РСФСР А.В.Тейтеля; доцента Московского планового института и консультанта Наркомфина СССР И.Н.Леонтьева; сроком на 3 года с последующим освобождением от наказания — профессора Тимирязевской академии и редактора журнала «Агропром» А.О.Фабриканта.
За арестованных по делу ТКП ходатайствовал академик Н.И.Вавилов. Это обстоятельство, в частности, послужило в 1941 году основанием для обвинения в том, что он «является одним из руководителей антисоветской организации, именовавшейся «Трудовая крестьянская партия».
В 1937-38 гг. многие из осужденных по делу ТКП были вновь арестованы и приговорены к расстрелу (А.В.Чаянов, А.В.Тейтель — в 1937; А.А.Рыбников, Н.Д.Кондратьев, Л.Н.Юровский — в 1938; Л.Н.Литошенко скончался в лагере в 1943 году).
Массовые репрессии. «Большой террор» и московские процессы.
За период с сентября 1936 по ноябрь 1938 года, когда органы НКВД возглавлял Николай Ежов, разразились беспрецедентные репрессии, затронувшие все слои населения: от руководителей Политбюро до простых советских граждан, которых арестовывали на улицах только для того, чтобы обеспечить «квоту подлежащих подавлению контрреволюционных элементов».
В течение 1935–1936 годов на повестке дня стоял вопрос о дальнейшей судьбе насильно выселенных раскулаченных. Несмотря на запрет покидать место, к которому они были приписаны, о чем им постоянно напоминали, спецпоселенцы все чаще и чаще появлялись среди свободных трудящихся. В докладе, датируемом августом 1936 года, Рудольф Берман, начальник ГУЛАГа, писал: «Многие спецпереселенцы, работавшие на протяжении нескольких лет в смешанных бригадах с вольнонаемными рабочими, пользуются «довольно свободным режимом». Становится все сложнее их вернуть на место жительства. Они приобрели специальность, администрация предприятия не намерена их отпустить, они ухитрились добыть паспорт, женились на вольнонаемных, имеют свое хозяйство...».
Многочисленные спецпоселенцы, приписанные к месту жительства возле больших промышленных предприятий, имели тенденцию растворяться в местном рабочем классе; были и такие, кто старался убежать подальше. Большое число беглецов без документов присоединялось к бандам «социальных отщепенцев» и хулиганов, все чаще встречавшихся вблизи городов. Проверка, произведенная осенью 1936 года в некоторых комендатурах, обнаружила нетерпимую, с точки зрения властей, ситуацию: так, в районе Архангельска на месте осталось только 37 000 поселенцев из 89 700, которым следовало бы здесь жить.
Навязчивая идея о «кулаке-саботажнике, просочившемся на предприятие», и «кулаке-бандите, бродящем вокруг города», поясняет, почему именно эта категория в первую очередь должна была стать искупительной жертвой в большой операции, проведенной Сталиным с начала июля 1937 года.
2 июля 1937 года Политбюро направило местным властям телеграмму с приказом «немедленно арестовать всех бывших кулаков и уголовников, расстрелять наиболее враждебно настроенных из них после рассмотрения их дела тройкой [комиссией, состоящей из трех членов: первого секретаря районного комитета партии, прокурора и регионального руководителя НКВД] и выслать менее активные, но от этого не менее враждебные элементы. Центральный комитет предлагает представить ему в пятидневный срок состав троек, а также число тех, кто подлежит расстрелу и выселению».
В последующие недели Центр получил собранные местными властями данные, на базе которых Ежов подготовил приказ № 00447 от 30 июля 1937 года и представил его в тот же день на Политбюро. В рамках предполагаемой операции 259 450 человек должны были быть арестованы, из них 72 950 человек расстреляны. Эти цифры были не окончательными, так как ряд регионов еще не прислал свои «соображения». Как и при раскулачивании, во всех районах были получены из Центра квоты для каждой из двух категорий (1-я категория – расстрел; 2-я категория – заключение на срок от 8 до 10 лет). [10]
Заметим также, что элементы, на которые была направлена эта операция, относились к разнообразным социальным и общественно-политическим группам: рядом с раскулаченными и уголовными элементами фигурировали «элементы социально опасные», члены антисоветских партий, бывшие «царские чиновники», «белогвардейцы» и т.д. Эти ярлыки навешивали на любого подозрительного, принадлежал ли он к партии, был ли выходцем из интеллигенции или из народа. Что касается списков подозрительных, компетентные службы ОГПУ, потом НКВД имели достаточно времени, чтобы подготовить их и при необходимости пускать в ход.
Приказ от 30 июля 1937 года давал местным руководителям право запросить в Москве разрешение на составление дополнительных списков. Семьи приговоренных к лагерным работам или расстрелянных также могли быть арестованы сверх положенной квоты.
С конца августа Политбюро было буквально завалено просьбами о повышении квот. С 28 августа по 15 декабря 1937 года оно утвердило различные предложения по дополнительному увеличению квот в общем до 22 500 человек на расстрел, 1б 800 – на заключение в лагеря. 31 января 1938 года оно приняло по предложению НКВД квоту на 57 200 человек, из которых следовало казнить 48 000. Все операции должны были быть закончены к 15 марта 1938 года. Но на и этот раз местные власти, которые были с предыдущего года несколько раз подвергнуты чистке и обновлены, сочли уместным продемонстрировать свое рвение. С 1 февраля по 29 августа 1938 года Политбюро утвердило дополнительные цифры на 90 000 человек.
Таким образом, операция, которая должна была длиться четыре месяца, растянулась более чем на год и коснулась 200 000 человек сверх тех квот, которые были оговорены вначале. Всякий подозреваемый в «плохом» социальном происхождении был потенциальной жертвой. Уязвимы были также все те, кто жил в приграничной зоне или в той или иной степени имел контакты с иностранцами, были ли они военнопленными или родом из семей, эмигрировавших из СССР. Такие люди, а также радиолюбители, филателисты, эсперантисты имели шанс попасть под обвинение в шпионаже. С 6 августа по 21 декабря 1937 года по крайней мере 10 операций того же типа, что проводились по приказу НКВД № 00447, были запущены Политбюро и исполнителем его воли НКВД с целью «ликвидировать» национальность за национальностью как «шпионские и диверсионные группы»: немцев, поляков, японцев, румын, финнов, литовцев, эстонцев, латышей, греков, турок. За 15 месяцев с августа 1937 по ноябрь 1938 года в ходе операций, направленных против «шпионов», многие сотни тысяч были арестованы.