Иногда можно было видеть, как он сидит в углу, попыхивая трубкой и не шелохнувшись, слушает взволнованного рассказчика час, а то и два часа, лишь порой прерывая свое молчание парой вопросов. Это одно из его качеств, которое демонстрировало отсутствие эгоизма».
О высокой требовательности Сталина к себе и в личной жизни свидетельствовали многие. Дейчер отмечал, что «личная жизнь Сталина была безупречной и не вызывала подозрений». Его личный секретарь, сбежавший за границу, Бажанов писал: «У этого страстного политика нет других пороков. Он не любит ни денег, ни удовольствий, ни спорт, ни женщин. Женщины, кроме его жены, не существуют».
Хотя положение Сталина не позволяло ему уделять много времени семье и воспитанию детей, как это почти всегда случалось у крупных государственных деятелей, он был примерным семьянином и как умел старался выполнять родительские обязанности и после самоубийства Надежды Аллилуевой в 1932 году. Доброе и нежное отношение Сталина к детям не мешало ему проявлять строгость в отношении своих чад, особенно когда он видел, что они как должное воспринимают блага, положенные их семье. В июне 1938 года он направил письмо В.В. Мартышину, преподавателю летной школы, в которой обучался его сын Василий. Сталин сожалел, что его сына «избаловали всякие «кумы» и «кумушки», то и дело подчеркивающие, что он «сын Сталина». Он дал преподавателю «совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника насчет «самоубийства». Будете иметь в этом мою поддержку».
Его племянник Владимир Аллилуев вспоминал, как возмущался Сталин, когда, навещая своих родственников, обнаружил, что шоколадные конфеты в коробке покрыты плесенью. «Тогда досталось всем – детям за то, что «зажрались» и не едят даже такие конфеты, взрослым – за то, что плохо занимаются детьми и гноят продукты, которых в стране еще не изобилие». Сталин считал, что его дети и дети его родственников не должны осознавать себя «особыми» в силу положения своих родителей.
Образ жизни Сталина отвечал расхожим представлениям о пролетарском вожде, в отличие, например, от Троцкого, любившего устраивать в Кремле шумные вечеринки, которые венчались коллективными выездами на охоту в Подмосковье. Дейчер писал, что Сталин и Аллилуева «жили в небольшой квартире в доме, который был предназначен для прислуги в Кремле… Печать обыденности и даже аскетизма лежала на личной жизни генерального секретаря, и это обстоятельство производило благоприятное впечатление на партию, члены которой руководствовались пуританскими нравами и поэтому были озабочены первыми признаками коррупции и распущенности в Кремле».
То, что такой стиль поведения супругов сохранился и после того, как Сталин стал первым вождем партии и страны, подтверждает переписка между Надеждой Аллилуевой и Сталиным. Так, в сентябре 1929 года Аллилуева, которая в это время обучалась в Промакадемии, писала из Кремля: «Иосиф, пришли мне, если можешь, руб. 50, мне выдадут деньги только 15/ IX в Промакадемии, а сейчас я сижу без копейки. Если пришлешь, будет хорошо. Надя». Через десять дней Сталин отвечает ей из Сочи: «Забыл прислать тебе деньги. Посылаю их (120 р.) с отъезжающим сегодня товарищем, не дожидаясь очередного фельдъегеря. Целую. Твой Иосиф». Поскольку речь идет о сумме, составлявшей около месячной заработной платы квалифицированного рабочего, совершенно ясно, что у супругов не было никаких денежных накоплений. И судя по всему, супруга Сталина даже не помышляла о том, чтобы приобретать что-либо в «кредит».
Из переписки понятно, что во многих случаях супруги привыкли обходиться без посторонней помощи. Так, находясь в Сочи, Сталин просил не обслуживающих его секретарей, а Аллилуеву, чтобы та подыскала ему самоучитель английского языка, учебник по металлургии и учебник по электротехнике, а та, не обращаясь ни к кому за помощью, сама искала эти книги. При этом Сталин посылал свои письма жене обычной почтой. Однажды письмо Сталина из Сочи пропало, и розыск его ни к чему не привел.
Разумеется, материальное положение супругов было несравнимо лучше, чем рядовых советских граждан. И все же многие стороны жизни семьи не отличались от жизни большинства москвичей. Из писем Аллилуевой следует, что члены семьи Сталина пользовались общественным транспортом, а не персональными машинами для перемещения по Москве, как и остальные жители столицы. Аллилуева делилась со Сталиным впечатлениями от своих поездок в московском трамвае. Она сообщала Сталину и о возникших в конце 1929 года очередях за молоком, и о настроениях людей осенью 1930 года, о строительстве в Москве и состоянии московских улиц. Писала она Сталину в Сочи и о том, что, несмотря на минусовую температуру в начале октября 1930 года, московские власти распорядились не топить дома до 15 октября и ей, как и остальным студентам Промакадемии, приходилось сидеть на занятиях в пальто.
После гибели Аллилуевой Сталин не изменил образ жизни. Он, как и прежде, обходился минимумом обслуги. Охранник М. Старостин вспоминал: «Я работал при Сталине с 1937 по 1953 год… Заявляю, что у Сталина никогда не было денщика». А. Рыбин свидетельствует: «Сталин обычно не утруждал других, обслуживая себя сам. Брился безопасной бритвой, усы подстригал ножницами». Он упомянул лишь Матрену Бутузову, которая «ведала на ближней даче посудой в шкафу, следила за обувью Сталина, гладила его китель и убирала кабинет. Сталин очень уважал ее за трудолюбие и даже подарил ей свой портрет с надписью».
Маршал Жуков вспоминал: «Как известно, Й.В. Сталин вел весьма скромный образ жизни. Питание было простое – из русской кухни, иногда готовились грузинские блюда. Никаких излишеств в обстановке, одежде и быту у И.В. Сталина не было». Подобное же впечатление сложилось и у главного маршала авиации Голованова: «Мне довелось наблюдать Сталина и в быту. Быт этот был поразительно скромен. Сталин владел лишь тем, что было на нем надето. Никаких гардеробов у него не существовало».
Сталин был совершенно непритязателен в своей одежде. В своем дневнике М.А. Сванидзе записала 4 ноября 1934 года о Сталине: «Он с трудом всегда меняет по сезонам одежду, долго носит летнее, к которому, очевидно, привыкает, и та же история весною и также с костюмами, когда они снашиваются и надо одеть новый». А. Рыбин рассказал, на какие хитрости приходилось идти обслуживавшему персоналу сталинской дачи, чтобы сменить развалившуюся мебель или хотя бы заставить генералиссимуса надеть новые полуботинки. В ответ Сталин сурово требовал вернуть ему старую, изношенную обувь, и горничным с трудом «удавалось блеском крема скрыть ветхость обуви».
Ссылаясь на воспоминания начальника правительственной охраны генерала B.C. Рясного, Феликс Чуев писал, что после его смерти «выяснилось, что хоронить Сталина не в чем. Рясной открыл шкаф, а там всего четыре костюма – два генералиссимусских и два гражданских, серый и черный. Черный сшили, когда приезжал Мао Цзэдун, специально сшили, насильно, и Сталин его так ни разу и не надел. Да еще бекеша висела – старинная, облезлая, выцветшая. «Лет сто ей, наверно, было, ей-богу, – говорит Рясной. – Бекеша или архалук вроде шубейки – наденет, бывало, и по саду гуляет. (Видимо, Рясной имел в виду знаменитую туруханскую доху. – Прим. авт.) Один генералиссимусский китель был весь замазанный, засаленный, а другой – обштрипанный… Новый костюм не шили. Сталин лежал в гробу в своем стареньком, но сносном: рукава подшили, китель вычистили».
Вряд ли такую непритязательность в одежде можно было объяснить стремлением культивировать аскетизм напоказ, хотя бы потому, что личная жизнь руководителей в советское время была скрыта от общественности. Сталин вел тот образ жизни, который в основном отвечал потребностям человека, воспитанного в бедности и приученного в духовных училищах к умеренности и скромности, чем очень отличался от многих руководителей, получивших возможность в силу своего положения удовлетворять любые желания. Считая самым главным в своей жизни свою работу, Сталин не придавал большого значения тому, как он выглядит со стороны и соответствует ли его наряд представлениям о моде или нет. Так, например, его нежелание приобретать новую обувь объяснялось его хроническими болями в ногах. Поэтому он, вероятно, предпочитал разношенные ботинки. Он даже проделывал сам дырки в сапогах, чтобы не травмировать больные ноги.
Он предпочитал дешевое и простое удобство. Рыбин писал о «ближней» даче Сталина: «Никаких бассейнов или массажных на даче не имелось. Никакой роскоши – тоже». Хотя Сталин пользовался государственными автомашинами и жил на различных дачах, они не были его личной собственностью. Ни один из дорогих подарков, преподнесенных ему как руководителю страны, ни один из предметов домашнего быта кремлевской квартиры или дач не остался в собственности его детей. Небольшими оказались и денежные накопления Сталина, доставшиеся в наследство его детям. А. Рыбин рассказывал, что после смерти Сталина сотрудник его личной охраны Старостин «обнаружил сберегательную книжку. Там скопилось всего девятьсот рублей – все богатство вождя (тогда подобная сумма составляла примерно около полумесячной заработной платы квалифицированного рабочего. – Прим. авт.). Старостин передал сберкнижку Светлане».
Суммируя свои впечатления о быте и личной жизни Сталина, главный маршал авиации Голованов замечал: «В его личной жизни не было чего-либо примечательного, особенного. Мне она казалась серой, бесцветной. Видимо, потому, что в привычном нашем понимании ее у него просто не было».
Однако Сталина ценили не только как скромного и добросовестного труженика, отдававшего всего себя без остатка работе. Видные руководители СССР видели в нем автора оригинальных и нужных государственных решений. С. Коэн писал: «Представляется очевидным, что они поступили так не из-за его бюрократической власти, которой он обладал, сколько потому, что они предпочитали его руководство и его политику».