Пребывание Троцкого в руководстве Петербургского Совета позволило Парвусу провести 2 декабря 1905 года через этот самопровозглашенный орган власти «Финансовый манифест», от начала до конца подготовленный им. «Финансовый манифест» неожиданно переводил борьбу с правительством совершенно в новую плоскость. Документ прибывал население не платить налогов и податей, забирать вклады из сберегательных банков, требовать во всех случаях расплаты золотом, не допускать уплаты государственных долгов по займам, а также «разоблачить перед всем миром финансовое банкротство правительства России». Газеты Парвуса широко распространяли этот манифест. Казалось, что международные финансовые силы, делавшие на первых порах ставку на революционный переворот в России, но столкнувшиеся с готовностью царизма выстоять любой ценой, теперь были заинтересованы лишь в дестабилизации российской валюты или хотя бы в осуществлении выгодной им финансовой спекуляции.
Сообщение о ненадежности банков и неустойчивости российской валюты вызвало массовое изъятие вкладов из сберегательных банков. Объявление же о финансовом банкротстве правительства серьезно повлияло на котировку рубля на мировом финансовом рынке. Разумеется, как и обычно в таких случаях, были не только потерпевшие, но и выигравшие. Можно предположить, что Парвус и его друзья, снабдившие его деньгами для скупки петербургских газет, не остались внакладе после этих событий. Однако можно усомниться, что все эти действия как-то продвинули вперед дело революции. Скорее напротив. Осознав всю чудовищность последствий «Финансового манифеста» для страны, премьер-министр С.Ю. Витте отдал распоряжение конфисковать все газеты, опубликовавшие это произведение Парвуса, и арестовать членов Петербургского Совета.
Арест членов Петербургского Совета совпал с началом широкого контрнаступления царского правительства, которое стало новой неожиданностью для революционеров. Правительство предоставило местным властям право «прибегать к применению чрезвычайных мероприятий без испрошения на то разрешения центральной власти» для борьбы с забастовками на железных дорогах, почте и телеграфе. Был издан указ об уголовной «наказуемости наиболее опасных проявлений участий в забастовках». Циркуляры предписывали выявлять «немедленно всех главарей противоправительственного и аграрного движения и заключать их в местную тюрьму для поступления с ними согласно указанию министра внутренних дел».
Революционеры были уверены, что эти действия правительства – лишь предсмертные судороги гибнущего строя, а потому в ответ на арест Петербургского Совета конференция московских большевиков постановила объявить 5 декабря всеобщую стачку и превратить ее во всеобщее восстание. Это решение поддержал Московский Совет, и 10—11 декабря 1905 года всеобщая стачка переросла во всеобщее восстание. В течение 10 дней несколько тысяч членов боевых дружин вели бои на баррикадах в ряде районов Москвы, но после прибытия туда войск восстание было разгромлено.
Были подавлены восстания в Севастополе, Кронштадте, Владивостоке, а также в Ростове, Новороссийске, Екатеринославе, Горловке, Харькове, Александрове, Красноярске, Чите, Перми, Нижнем Новгороде и других городах. Советы были разогнаны, многие их члены арестованы. Немало людей было убито в ходе подавления антиправительственных выступлений. Только в Москве были убиты 1059 участников боев. По стране действовали карательные экспедиции. С января 1905 года до апреля 1906 года общее число расстрелянных, повешенных и убитых достигло 14 тысяч человек. Число политических заключенных составило 75 тысяч. (В последующие годы репрессии продолжились. В 1907—1909 годы более 5 тысяч человек были казнены, а к 1909 году в тюрьмах находилось 170 тысяч политических заключенных.)
Эти поражения повлияли на настроения революционеров. В брошюре «Две схватки», опубликованной 7 января 1906 года, Сталин проанализировал неудачи многих восстаний 1905 года, обратив внимание прежде всего на тактические ошибки, допущенные восставшими. В то же время большевики исходили из скорого нового революционного подъема. Учитывая уроки восстаний 1905 года, Сталин призывал «умножать красные отряды, обучить и спаять их друг с другом… оружием добыть оружие, изучить расположение государственных учреждений, подсчитать силы врага, изучить его сильные и слабые стороны и сообразно с этим выработать план восстания». Он уверял: «Российский пролетариат не разгромлен, он только отступил и теперь готовится к новым славным боям».
В 1906—1907 годах Сталин не раз писал о необходимости учесть уроки неудач 1905 года и с новой силой приступить к подготовке всенародного восстания. Он был убежден, что следующее вооруженное восстание – дело ближайшего времени. В своей брошюре «Современный момент и объединительный съезд» он писал: «Будущее выступление народа будет не простое выступление… оно обязательно примет вооруженный характер, и, таким образом, решающая роль будет принадлежать вооруженному восстанию».
Сталин поддерживал проект резолюции большевиков на Объединительном съезде, которая исходила из того, что «в силу нарастания и обострения нового политического кризиса открывается переход от оборонительных к наступательным формам вооруженной борьбы». Проект резолюции, отвергнутый съездом, требовал принять «самые решительные наступательные действия против правительства», и призывал: «Следует развить еще более энергичную деятельность по увеличению боевых дружин, улучшению организации их и снабжению их всякого рода оружием…» Поэтому Сталин сурово критиковал решения Объединительного съезда за то, что он не сделал необходимых практических выводов из поражений 1905 года и не предложил четких директив по подготовке нового восстания: «О том, что нужно организовать восстание, а не проводить его разрозненно, о том, что нам необходима политика наступления (вспомните слова Маркса), – об этом съезд не говорит ни слова». Он писал: «Съезд должен был сказать партии: создавайте красные отряды, распространяйте в народе военные знания, обратите усиленное внимание на дело организации красных отрядов, чтобы потом можно было оружием добыть оружие и расширить восстание».
20 июня 1907 года после разгона второй Думы в статье «Разгон Думы и задачи пролетариата», опубликованной в газете «Бакинский пролетарий», Сталин писал: «Подземные силы революции – кризис в городах и голод в деревнях – продолжают вести свою работу, все сильнее взбудораживая широкие массы рабочих и крестьян, все настойчивее требуя разрешения коренных вопросов нашей революции».
Вскоре стало очевидно, что Сталин преувеличивал возможности революции. Однако он был не одинок в своих заблуждениях. Такие же ошибочные прогнозы делало и руководство большевистской партии во главе с Лениным. Убежденный в правоте Ленина, Сталин полагал, что вот-вот произойдет всероссийское восстание пролетариата, и делал все, что было в его силах, для его подготовки.
В течение 1905 года он часто выступал на митингах и собраниях. На дискуссионном собрании в Батуме он атаковал местных меньшевистских лидеров Н. Рамишвили, Р. Арсенидзе и других. В июне он произнес политическую речь на похоронах своего друга А.Г. Цулукидзе, скончавшегося от туберкулеза. В июле выступил на дискуссионном митинге в Чиатурах, резко осуждая анархистов, федералистов и эсеров. В октябре он произнес речь на митинге в Надзаладеви (район Тифлиса). В конце ноября 1905 года он участвовал в организации IV большевистской конференции Кавказского союза РСДРП. Вернувшись на Кавказ после Объединительного съезда, состоявшегося в апреле 1906 года, Сталин принял активное участие в создании легальных большевистских газет, печатавшихся в Тифлисе на грузинском языке: «Ахали Цховреба» («Новая жизнь»), «Ахали Дроеба» («Новое время»), «Чвени Цховреба» («Наша жизнь»), «Дро» («Время»).
О том, что его работа была высоко оценена товарищами по партии, свидетельствует быстрое продвижение Сталина вверх по ступеням партийной иерархии. С конца 1905 года он постоянно участвовал во всероссийских партийных съездах и конференциях. При этом следует учитывать, что в то время количество таких делегатов, по сравнению с составом делегатов последних съездов КПСС, было невелико (134 – на Объединительном съезде в Стокгольме; 342 – на V съезде в Лондоне), то есть приблизительно столько же, сколько избиралось на послевоенных съездах партии членов и кандидатов ЦК КПСС. Таким образом, Сталин оказался в числе сравнительно небольшой группы руководителей партии, которая в 1907 году насчитывала около 150 тысяч членов, и это опровергает утверждения Радзинского о том, что Сталин «отошел в тень» в годы революции 1905—1907 годов.
Утверждая, что Сталин «отошел в тень» во время первой российской революции, Радзинский пытается доказать, будто подлинная деятельность Сталина в эти годы сводилась к налетам на банки и именно эти деяния стали причиной его возвышения в партии. В главе «Загадки Кобы», состоящей из разделов с броскими заголовками: «Тайна Кобы», «Уголовное крыло партии» и т. д., Радзинский изложил свою версию деятельности Сталина в 1905—1907 годы. После прочтения этой главы создается впечатление, что Радзинский нарочно, то ли на спор, то ли из неприязни к давно написанной и задокументированной истории искажает все те факты и сведения, которые легко проверить. Кажется, что драматург испытывает аллергию и к подлинным географическим названиям и фамилиям. Словно демонстрируя свое пренебрежение к «сибирской глуши», столичный драматург пишет, что первую ссылку Сталин отбывал в «Нижней Уде», хотя даже американские историки, которые могли бы запутаться в непривычной для них географии, старательно писали: «Нью Уда».
В то же время в высокомерном пренебрежении Радзинского к истории и географии есть определенная последовательность. Произвольно играя с названиями местностей и датами, он размещает людей там, где их не было, а других убирает из мест, где они находились. Судя по книге Радзинского, Сталин в 1905—1907 годы появлялся подряд на трех съездах партии, на которых не сказал ни единого слова: «На съезде он не выступал. И за пределами съезда ничем себя в это время не проявил» – так справедливо отметит Троцкий. Но Ленин опять зовет его участвовать в IV съезде в Стокгольме. А потом «не проявившего себя» Кобу приглашают на новый съезд – в Лондон. Заметим: посещения европейских столиц не произвели впечатления на бывшего поэта, и он никогда о них не вспоминал… Сразу после лондонского съезда Ленин отправляется в Берлин, куда на встречу с ним приезжает… Коба. Об этом через много лет он сам расскажет в беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом. Но о чем он разговаривал в Берлине с Лениным – не расскажет…»