В начале марта 1923 года состояние Ленина опять стало ухудшаться. Как и в декабре 1922 года, сильному параличу предшествовал упадок настроения. 5 марта 1923 года Ленин пишет Сталину гневное письмо. Он вновь напомнил о ссоре Сталина с Крупской, произошедшей 22 декабря 1922 года, и требовал от Сталина извиниться перед Надеждой Константиновной. Ленин ставил перед Сталиным выбор: «согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения». 6 марта Ленин надиктовал письмо относительно споров в грузинской компартии, в котором он вновь выразил возмущение «грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского». Сталин в своем ответе от 7 марта отрицал, что он сказал Крупской «что-либо грубое или непозволительное», но соглашался «взять назад» свои слова. Нет никаких свидетельств о том, как прореагировал Ленин на письмо Сталина, так как 10 марта у Ленина случился очередной удар. Он вновь лишился речи и утратил способность писать.
Через неделю после этого события Н.К. Крупская решила напомнить Сталину о его обещании дать яд Ленину. Об этом 21 марта 1923 года Сталин написал записку членам политбюро: «В субботу 17 марта т. Ульянова (Н.К.) (Имеется в виду Н.К. Крупская. – Прим. авт.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Вл. Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мною Н.К. говорила, между прочим, что «Вл. Ильич переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала «не отказывать Ильичу в его просьбе». Ввиду особой настойчивости Н.К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В.И. дважды вызывал к себе Н.К. во время беседы со мной из своего кабинета, где мы вели беседу, и с волнением требовал «согласия Сталина», ввиду чего мы вынуждены были оба раза прервать беседу), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование». В. Ильич действительно успокоился.
Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов П. Бюро ЦК».
Поскольку содержание этой записки никогда не было опровергнуто, то, видимо, оно отвечает реальным событиям. Итак, Сталин беседовал с Крупской в Горках, и их беседу время от времени прерывал Ленин. Должно быть, описанная в ней беседа Сталина с Крупской в Горках состоялась до 10 марта, то есть до удара, который постиг Ленина. Таким образом, Ленин обратился к Сталину с повторной просьбой, но на сей раз передавал эту просьбу через жену, а не в личной беседе, как было в мае 1922 года. Скорее всего Ленину было очень плохо, и никого, кроме самых близких людей, к нему не пускали, а поэтому он мог лишь время от времени звать свою супругу и передавать через нее просьбы Сталину.
Из содержания письма также следует, что коль скоро 17 марта 1923 года Н.К. Крупская обращалась к Сталину с просьбой о помощи, то, очевидно, она вновь помирилась с ним после письма Ленина Сталину 5 марта.
Однако вторичный отказ Сталина дать Ленину яд мог вновь ухудшить его отношения с Крупской, которая хотела избавить своего супруга от мучений. Более того, из письма Сталина члены политбюро узнали, что Крупская просила яд, чтобы отравить Ленина. Какими бы мотивами ни руководствовалась Крупская, это обстоятельство вряд ли показывало ее в лучшем свете и могло вызвать у нее смертельную обиду на Сталина. Это могло стать причиной того, что Крупская стала использовать в политической борьбе против Сталина письма, написанные Лениным в тяжелом состоянии. Между тем очевидно, что критические высказывания Ленина в адрес Сталина были спровоцированы ссорой между Сталиным и Крупской и относились ко времени, когда Ленин был в крайне болезненном состоянии (21 декабря – 4 января 1922 года и 5-6 марта 1923 года).
Видимо, Сталин был близок к истине, когда, прочитав «Письмо к съезду», сказал М. Володичевой: «Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь». Аналогичным образом Сталин расценил и содержание заметок Ленина по национальному вопросу. Сталин не сразу отреагировал на выпады Ленина в его адрес. Выступая в декабре 1926 года, он сказал, что «тов. Ленин перед XII съездом нашей партии упрекал меня в том, что я веду слишком строгую организационную политику в отношении грузинских полунационалистов, полукоммунистов типа Мдивани,…что я «преследую» их. Однако последующие факты показали, что так называемые «уклонисты», лица типа Мдивани, заслуживали на самом деле более строгого отношения к себе, чем это я делал, как один из секретарей ЦК нашей партии. Последующие события показали, что «уклонисты» являются разлагающейся фракцией самого откровенного оппортунизма… Ленин не знал и не мог знать этих фактов, так как болел, лежал в постели и не имел возможности следить за событиями».
Жизнь показала и ошибочность надежд Ленина на «умиротворение» Троцкого уступками. В январе 1923 года Троцкий вновь отверг предложение Сталина занять пост заместителя председателя Совнаркома. Перед февральским (1923) пленумом ЦК Троцкий отверг ленинское предложение об увеличении состава ЦК и вместо этого внес предложение о сужении состава ЦК, включив в него лишь членов политбюро, оргбюро и секретариата. Это предложение пленум отверг большинством голосов. 22 марта 1923 года все члены и кандидаты в члены политбюро (кроме Троцкого и парализованного Ленина) подписали письмо, в котором говорилось, что на пленуме «тов. Троцкий не остановился перед тем, чтобы в крайне острой форме бросить ряду членов Политбюро обвинение в том, что позиция их в указанном вопросе продиктована якобы задними мыслями и политическими ходами. Пленум ЦК достаточно единодушно реагировал на эту совершенно недопустимую постановку вопроса, и этот очередной кризис был как будто бы благополучно изжит».
Ленин никак не отреагировал на февральский пленум, хотя в этот период он получал более полную информацию о происходившем в партии и стране. Судя по всему, он не возражал против острой критики Троцкого со стороны членов ЦК и наблюдал за полемикой в ЦК со стороны, не участвуя в ней. Удар, который он перенес 10 марта, сделал его полностью недееспособным. В связи с болезнью Ленина его обязанности на посту председателя Совета народных комиссаров стал исполнять Л. Б. Каменев. Отчетный же доклад ЦК на XII съезде вместо Ленина было поручено сделать Г.Е. Зиновьеву. Сталин оставался на посту генерального секретаря ЦК. Эти три руководителя фактически образовали триумвират, члены которого поддерживали друг друга и противостояли намерениям Троцкого стать во главе партии и страны. Триумвиры постарались так организовать порядок проведения съезда, что Троцкий выступал докладчиком о промышленности, вопрос о которой стоял в пятом пункте повестки дня.
Очевидно, что не Ленин, а Троцкий и его сторонники попытались все-таки «бросить бомбу» в Сталина. Такой «бомбой» должен был стать текст ленинской статьи «О национальностях». Однако в этой дворцовой интриге что-то пошло не так, как было задумано. Почему-то 16 апреля 1923 года Л. Фотиева передала статью Сталину, против которого была направлена интрига. В письме Сталину она сообщала по поводу этой статьи: «Владимир Ильич предлагал ее опубликовать, так как на мой вопрос, заданный ему незадолго до его последнего заболевания, не считает ли он нужным опубликовать эту статью, он сказал: «Да, я думаю ее опубликовать, но несколько позже». Объясняя, почему она долго никому не показывала эту статью, Фотиева писала: «Ранее сделать этого не могла, т. к. сначала не было еще вполне очевидно, что Владимир Ильич не сможет сам выявить свою волю в этом отношении до съезда, а последние 2 /2недели я была больна и сегодня первый день на работе».
Хотя В.А. Куманев и И.С. Куликова клеймят поведение ИВ. Сталина в эти дни как «изощренное интриганство», на самом деле И.В. Сталин не скрыл эту статью, не затянул дело с передачей ее до окончания съезда и не совершил десяток других поступков, которые бы совершил любой интриган, а уж тем более «изощренный». Он добросовестно передал статью в президиум съезда. У авторов нет никаких оснований утверждать, что решение о судьбе статьи было принято президиумом XII съезда «под давлением генсека и его команды». В соответствии с этим решением статья была оглашена на заседании представителей делегаций съезда, а затем на встречах делегаций съезда. Видимо, это доставило Сталину немало неприятных минут. Поэтому нельзя поверить В.А. Куманеву и И.С. Куликовой, когда они уверяют, что, узнав о решении президиума съезда, «Коба потирал руки». (Откуда это им известно, остается тайной.) И все же никаких оргвыводов для Сталина после чтения ленинской статьи не было сделано. «Взрыв бомбы», подготовленный Троцким и другими интриганами, не состоялся.
Троцкий и его сторонники имели основания быть недовольными многим на съезде. Троцкисты жаловались на дискриминацию. В. В. Косиор на съезде говорил: «Десятки наших товарищей стоят вне партийной работы не потому, что они плохие коммунисты, но исключительно потому, что в различное время и по различным поводам они участвовали в тех или иных группировках… Такого рода отчет… можно было бы начать с т. Троцкого…» В ответ И.В. Сталин заявил: «Я должен опровергнуть это обвинение… Разве можно серьезно говорить о том, что т. Троцкий без работы? Руководить этакой махиной, как наша армия и наш флот, разве это мало? Разве это безработица? Допустим, что для такого крупного работника, как т. Троцкий, этого мало, но я должен указать на некоторые факты, которые говорят о том, что сам т. Троцкий, видимо, не намерен, не чувствует тяги к другой, более сложной работе».