177. Эти‑то оба места эллины и выбрали благодаря их удачному расположению. Обсудив все заранее и, кроме того, учтя, что варвары не смогут тут пустить в дело массу своей пехоты и конницу, эллины и решили в этом месте ожидать нападения врага. Когда затем стало известно, что персидский царь уже в Пиерии, эллины распустили собрание на Истме и выступили в поход: одни – сухим путем к Фермопилам, а другие – морем к Артемисию.
178. Итак, эллины двинулись поспешно на помощь, каждый в указанное место. Между тем дельфийцы, страшась за свою судьбу и участь всей Эллады, вопросили бога. Бог ответил им: нужно молиться ветрам, так как [боги] ветров будут могучими союзниками Эллады. Дельфийцы же с верою приняли прорицание и прежде всего сообщили ответ оракула всем свободолюбивым эллинам, которые трепетали перед варваром. И дельфийцы, это прорицание “им возвестив, благодарность навеки стяжали”. Затем они воздвигли ветрам алтарь в Фие, где лежит [священный участок] и святилище Фии, дочери Кефиса (от нее и пошло название этого места), и почтили их жертвоприношениями. И поныне еще в силу этого прорицания дельфийцы умилостивляют ветры жертвоприношениями.
179. Между тем флот Ксеркса вышел из города Фермы, и десять самых быстроходных кораблей поплыли вперед прямо к Скиафу. Здесь стояли три дозорных эллинских корабля: трезенский, эгинский и аттический. Завидев издали варварские корабли, эллины обратились в бегство.
180. Варвары пустились в погоню за трезенским кораблем под начальством Праксина и тотчас же захватили его. Затем они привели на нос корабля самого красивого воина и закололи его (они считали счастливым предзнаменованием, что первым захваченным ими эллином был такой красавец). Имя заколотого воина было Леонт (быть может, несчастный из‑за своего имени и поплатился смертью)[146].
181. Что до эгинского корабля под начальством Асонида, то он причинил персам много хлопот: один из воинов на корабле – Пифей, сын Исхеноя, выказал в этот день чудеса храбрости. Он продолжал сопротивляться, когда корабль был уже взят, пока его не изрубили в куски. Когда он, уже поверженный, но все еще живой, лежал на земле, персидские воины, бывшие на корабле, стремились всеми средствами спасти жизнь храбреца из‑за его доблести: они прикладывали мирру к его ранам и бинтовали их повязками из тончайшего льняного полотна. Когда эти персидские воины возвратились к своим кораблям, то с восхищением показывали пленника всему войску и прекрасно обращались с ним. Остальных же моряков, захваченных в плен на корабле, они обратили в рабство.
182. Таким‑то образом два эти корабля попали в руки персов. Третий же корабль под начальством афинянина Форма во время бегства был отнесен к устью Пенея, и варварам удалось захватить только корабль, но не людей. Ибо лишь только афиняне пристали к берегу, как выскочили с корабля и через Фессалию возвратились в Афины.
183. Об этом эллины, стоявшие с кораблями у Артемисия, узнали с помощью сигнальных огней из Скиафа. А как только узнали, то в страхе отплыли из Артемисия назад к Халкиде для прикрытия Еврипа. На высотах Евбеи они оставили “дневные стражи”. Из десяти же варварских кораблей три прибыли к подводному утесу, что между Скиафом и Магнесией, под названием Мирмек. Там варвары воздвигли каменный столп, привезенный ими с собой на утес[147]. Затем, после того как путь был очищен, весь флот также покинул Ферму через одиннадцать дней после ухода оттуда царя. На то, что подводная скала находится почти в самом проливе [на пути кораблей], указал персам Паммон из Скироса. За целый день плавания варварский флот достиг Сепиады в Магнесийской области и побережья между городом Касфанея и мысом Сепиада[148].
184. До этого места и до Фермопил персидское войско и флот еще не понесли никаких потерь. Общая численность персидских боевых сил, по моим вычислениям, была тогда вот какая: на 1207 азиатских кораблях первоначально было воинов из разных народностей 241 000, считая по 200 человек на корабль. На этих кораблях, кроме воинов из местных жителей, было еще по 30 человек персов, мидян и саков, что составляет еще 36 210 человек. К этому и к тому первому числу я прибавляю еще команды 50‑весельных кораблей, принимая в среднем по 80 человек на корабль. Следовательно, на этих 50‑весельных кораблях (а их было, как я уже сказал раньше, 3000) должно было находиться 240 000 человек. Таким образом, численность команды всего азиатского флота составляла 517 610[149]человек. Пехота же персов насчитывала 1 700 000, а конница 80000 человек. К этому следует добавить арабов на их верблюдах и ливийцев на боевых колесницах[150]; в общем 20 000 человек. Если сосчитать вместе общее количество воинов на кораблях и в сухопутном войске, то в итоге получим 2 317 610 человек. Здесь перечислены боевые силы персов, приведенные из самой Азии, не считая следовавшего за ними обоза, грузовых судов с продовольствием и их команд.
185. К этому общему числу следует прибавить еще численность войска, которое царь привел с собой. О его численности я могу судить, конечно, лишь приблизительно. Так, эллины из Фракии и с островов у фракийского побережья выставили 120 кораблей. Это значит, что на этих кораблях было 24 000 воинов. Что до сухопутного войска, то его выставили фракийцы, пеоны, эорды, боттиеи, народности на Халкидике, бриги, пиерийцы, македоняне, перребы, эниены, долопы, магнеты, ахейцы и все жители фракийского побережья. Численность отрядов всех этих народностей, по моему мнению, составляла 300 000 человек. Итак, если прибавить эти мириады к мириадам, [приведенным] из Азии, то получим боеспособную военную силу в 2 641 610 человек.
186. Столь велика была боевая мощь Ксеркса! Обоз же, следовавший за войском, команды легких судов с продовольствием и прочих вспомогательных кораблей были, мне думается, не менее многочисленны, но даже еще многочисленнее самих боевых сил. Однако я принимаю численность обоза равной численности боевой силы и вовсе не больше и не меньше. Если это так, то численность обоза составляет столько же мириад, как и боевой силы. Таким образом, Ксеркс, сын Дария, привел и Сепиаде и Фермопилам 5 283 220 человек. Такова была общая численность полчищ Ксеркса.
187. Число же поварих‑женщин, наложниц и евнухов точно определить невозможно. Так же и количество упряжных и других вьючных животных и индийских псов[151]в войсках нельзя установить из‑за огромного их числа. Поэтому вовсе не удивительно, что воды некоторых рек иссякли; зато гораздо более поразительно, что нашлось достаточно пищи для стольких мириад людей. Ведь, по моим расчетам, выходит: если ежедневный паек на человека только 1 хеник пшеницы и ничего больше, то каждый день выходило 110 340 медимнов. При этом я не считаю количества продовольствия для женщин, евнухов, вьючного скота и псов. Однако из стольких мириад людей не было ни одного по красоте и статному телосложению более достойного обладать таким могуществом, чем сам Ксеркс.
188. Между тем персидский флот отдал якоря и, выйдя в море, достиг берегов Магнесии между городом Касфанея и мысом Сепиада. Первые ряды кораблей бросили якорь непосредственно у самого берега, а другие за ними – в море. Берег был неширок, и поэтому корабли стояли в шахматном порядке по восьми в ряд носами к морю[152]. Так они стояли на якоре эту ночь. А ранним утром при ясном небе и затишье море вдруг заволновалось, и разразилась страшная буря с ужасным северо‑восточным ветром, который местные жители зовут Геллеспонтием. Все, кто заметил крепнущий ветер и кому место стоянки дозволяло это, успели еще до начала бури вытащить свои корабли на берег и таким образом спаслись вместе с кораблями. Те же корабли, которых буря застигла в открытом море, [силой ветра] частью отнесло к так называемым Ипнам на Пелионе, частью же выбросило на берег. Иные корабли потерпели крушение у самого мыса Сепиада, другие были выброшены на берег у города Мелибеи или Касфанеи. Это была буря неодолимой силы.
189. Существует сказание о том, что афиняне призвали себе на помощь Борея по велению божества. Именно, они получили другое изречение оракула: призвать на помощь своего зятя. По эллинскому преданию, супругой Борея была аттическая женщина Орифия. В силу этого родства через брак афиняне (так гласит молва) считали Борея своим зятем. Когда [афиняне] стояли на якоре у Халкиды на Евбее и заметили, что поднимается буря (или уже ранее этого), то стали приносить жертвы и призывать Борея и Орифию помочь им и сокрушить варварские корабли, как прежде у Афона. Впрочем, из‑за этого ли действительно Борей обрушился на варварские корабли, стоявшие на якоре, – этого я не могу сказать. Во всяком случае, по словам афинян, Борей уже и раньше помогал им и на этот раз также вызвал бурю. [После войны], возвратившись домой, афиняне воздвигли Борею храм на реке Илиссе.