Вообще критерий здравого смысла недостаточен для всесторонней критики источника, поскольку с его помощью можно только доказать недостоверность невероятных фактов. Но ведь известна множество показаний источников о фактах, которые вполне вероятны, а тем не менее являются вымышленными. Кроме того, необходимо учитывать, что самый здравый смысл не является вечно неизменной категорией. Марк Блок писал, что представления и логика людей прошлого далеко не всегда соответствовали современным. Вольтеровской критике, основанной на здравом смысле, он противопоставляет критику Мабильона, основанную на испытующем сомнении.
Однако вольтерова критика библейских рассказов о чудесах, как и многих других противоречащих законам природы показаний источников, доказывает, что критерий здравого смысла просветителей имеет немалое значение, хотя и нуждается в дополнении другими критериями критики и в учете изменчивости человеческой психики.
Необходимо также избегать гиперкритики, основанной на критерии здравого смысла, когда при наличии в источнике чего-то недостоверного последний отбрасывается целиком. Именно так поступал Болингброк с древними периодами истории народов. Нельзя согласиться также с требованием Вольтера исключить из числа исторических источников мифы, легенды, устные сказания. Подходя к ним критически, историк может извлечь немало полезного. Из сказанного следует, что просветительскую критику источника с позиций здравого смысла нельзя полностью отвергать, как и нельзя ограничиваться только ею.
Из французских просветителей на развитие исторической науки наибольшее влияние помимо Вольтера оказал Монтескье. Перу Ш. Монтескье (1689—1755 гг.) принадлежит «Рассуждение о причинах величия и упадка римлян» (1734 г.), «О духе законоз» (1748 г.) и ряд других произведений. Монтескье проповедовал идеи политической свободы и объявлял, что рабство противоречит человеческой природе. Он высоко ценил английский конституционализм и противопоставлял произволу феодальных властителей принцип разделения законодательной, исполнительной и судебной власти. Развивая характерные для просветительской историографии мысли о зависимости исторических событий от господствующих в обществе нравов и идей, Монтескье выдвинул интересные соображения о причинах величия Рима. Они заключались в господствующих в период подъема Рима гражданских добродетелях, готовности жертвовать личными интересами для общества, в присущем римлянам патриотизме. Утрата этих качеств и лежит в основе упадка Рима.
Чрезвычайно ценным и плодотворным явилось то, что Монтескье не ограничился установлением изменений в идеологии и нравах, которые привели к печальным для Рима последствиям. Он попытался объяснить самые причины изменений в идеологии и нравах римского общества. При этом обращалось внимание на то, что военные успехи римлян, и в частности их победа над Карфагеном, были связаны с наличием крепкого и многочисленного сословия мелких земельных собственников, а развитие земельного неравенства оказалось одной из причин порчи нравов и деградации римлян.В том, что эти соображения не случайны для Монтескье, мы убедимся, напомнив его фразу: «интерес является величайшим монархом в мире». Очевидно, под интересом понималась прежде всего экономическая заинтересованность.
И все же необходимо констатировать, что в поисках законов, определяющих исторические судьбы народов и их политическую жизнь, Монтескье, как правило, не доходил до социально-экономических условий. Обычно он вовсе отказывался от поиска материальных условий, определявших нравы и дух законов. А если обращался к таким поискам, обнаруживал их вслед за Боденом в природной среде обитания общества и прежде всего в климате. В зависимости от климата характер народов и их нравы существенно варьируются. Законы, издаваемые государством, также должны исходить из специфических особенностей географической среды, климата. Умеренный климат порождает крепких и мужественных людей, жаркий — робких и малодушных. В климате чрезвычайно жарком тело совершенно лишается силы, лень становится счастьем, и рабство кажется более легким, чем усилия разума, необходимые, чтобы управлять самим собой.
Климатом Монтескье объясняет не только рабство, но и принужденное положение женщины и многоженство в одних странах, единобрачие — в других. Слишком жаркий, как и слишком холодный климат, обусловливает появление деспотизма и неограниченной государственной власти. Умеренный климат обусловливает политическую свободу, ограниченную государственную власть и республиканский строй. Власть климата, считал Монтескье, сильнее всех властей. Вместе с тем он отмечал, что различие государственных форм зависило также от размеров территории, плодородия почвы и т. д.
Монтескье сильно преувеличивал роль климата: государства, расположенные в одной и той же климатической зоне, имели различные политические устройства, а государства, расположенные в разных климатических зонах, не обязательно различались по основам политического строя. Да и дифференциация людских характеров не укладывалась в рубрики климатических зон. Выступая с критикой Монтескье, Вольтер отмечал, что во всех уголках земного шара, где живут люди, они могут развивать свои умственные способности, а в умеренном климате у людей нет преимуществ, по сравнению с другими климатическими зонами. А самое убедительное возражение Вольтера против учения Монтескье об определяющей роли климата заключается в том, что географическая среда не меняется, а общественный и политический строй меняется. Как же величиной постоянной можно объяснять изменение переменных величин?
Противником теории климата выступил и К. Гельвеций. Он считал, что эта теория освящает и оправдывает зло, объявляет его закономерным и необходимым. Монтескье следовало, по мнению Гельвеция, определить правильные и разумные принципы будущего строя, вместо того чтобы объяснять неразумные принципы прошлого. Таким образом, в выступлении Гельвеция радикальные рационалистические идеи просветительства противостояли поискам закономерности общественной жизни, характерным для того же просветительства. Так, в полемике Гельвеция и Монтескье проявилось противоречие, которое было присуще идеологии, и в частности историографии, Просвещения.
На взглядах Вольтера (І694—1778 гг.) мы уже неоднократно останавливались, когда характеризовали историографию Просвещения в целом. Добавим, что в огромном литературно наследстве Вольтера (Полное собрание его сочинений, изданное в 1877— 1885 гг., насчитывает 52 тома, а неполное собрание писем— 107 томов) исторические произведения занимают весьма почетное место. Вместе с другими к ким относятся: «История Карла XII» (1731 г.), «Век Людовика XIV» (1751 г.), «История Российской империи при Петре Великом» (1759 г.). Над «Опытом о духе и нравах народов» Вольтер начал работать в середине 1740-х годов и с этого времени издавал его частями. В 1768 г. опубликовал «Философию истории», которая явилась введением к «Опыту». Окончательный же вариант «Опыта» вышел в 1769 г.
Историей Петра Великого Вольтер заинтересовался еще в начале 1730-х годов, когда писал своего «Карла XII». И мысль о написании истории Петра с тех пор яе покидала его. В 1737 г. он сообщает, что ему хочется дать сокращенный пересказ не только «великих деяний Карла», но и «плодотворных дел Петра», ознакомить читателей с тем, «что сделал царь для блага человечества».22 Для осуществления этого замысла необходимы были документальные материалы. В 1740-е годы Вольтер хлопотал о присылке таких материалов из России. Но канцлер Бестужев-Рюмин был против написания Вольтером задуманной им книги. Пересылка материалов стала осуществляться лишь во второй половине 1750-х годов, когда по ходатайству влиятельного вельможи И. И. Шувалова Елизавета Петровна официально поручила Вольтеру написать книгу о своем отце. В 1759 г. «История Российской империи при Петре Великом» была напечатана, а в 1760 г.— попала в руки русских читателей.
В связанном с работой над книгой письме, к И. И. Шувалову Вольтер писал о том, что «теперь хотят знать, как росла нация, каково было народонаселение в начале эпохи, о которой идет речь, и в настоящее время», какова была торговля изучаемой нации, «какие искусства возникли в самой стране и какие были заимствованы ею извне и затем усовершенствованы, каковы были приблизительно государственные доходы в прошлом и настоящем, как возникли и развились морские силы; каково было численное соотношение между дворянством и духовенством и монахами и между ними и земледельцами и т. д.». Как видим, Вольтер задумал написать не биографию царя, а культурную историю народа. Недаром книга получила наименование «История Российской империи при Петре Великом », а не «Петр Великий».
Но решить поставленную перед собой задачу Вольтер не смог. У него было недостаточно знаний по истории русской культуры. Да и твердо усвоенная им концепция петровских реформ не вязалась с планом создания истории страны. Еще в «Карле XIЇ» Вольтер утверждал, что ко времени Петра Великого Россия была менее цивилизована, чем Мексика в момент открытия ее европейцами. Один человек (Петр I) изменил строй самого большого государства. И через 28 лет, когда писалась «История Российской империи», Вольтер оставался при убеждении, что царь один преобразовал страну, превратив свой народ в «настоящих людей».