Исходя из того, что офицерские «сказки» и составленные на их основании послужные списки содержали собственноручные подписки о строгой ответственности за сообщение неправильных сведений, уместно предположить, что заведомое искажение истины было явлением исключительным, обусловленным какими-либо чрезвычайными обстоятельствами.
Как указывалось выше, эти документы составлялись по единому вопроснику, имевшему целью выяснить социальное происхождение опрашиваемых; время поступления на службу, ее прохождение, чинопроизводство; участие в военных действиях; имущественное положение. Учитывая то, что полковые и вышестоящие штабы располагали данными о службе, присвоении чинов, участии в боях офицеров каждой части или соединения, дача заведомо ложных показаний по этой группе вопросов представляется маловероятной. Тем более, что подобный обман всегда мог быть разоблачен ветеранами-однополчанами. Проверка этих данных показала их достоверность. Так, в «сказке» рейтарского сына И. Норкина говорилось, что в 1706 г., «будучи под Выборхом на море при команде Михаила Ивановича Щепотьева, брали швецкую шкуту... по имяному е.ц.в. указу за взятие оной швецкой шкуты пожалован в прапорщики». Правильность этого сообщения подтверждается «сказкой» П. Д. Голоскова, именным указом Петра 1 от 8 ноября 1706 г. и описанием боя, опубликованном в «Ведомостях» за 1706 г. Бывший однодворец И. Воронов писал в своей «сказке»: «В 1704 году пошел из Киева с генералом князем Дмитрием Михайловичем Голицыным в Саксонию. 1706 году пошли из. Саксонии в Польшу. В этом же году под Фрауштатом были на баталии. В том же году ис под фрауштата пошли с генералом Ренцелем в Саксонию ж и в Цесарию до французской границы до города Филипсбурха... В 1708 году ис-под Филипсбурха пошли в Польшу». Аналогичные данные содержатся в «сказках» С. А. Щетинина, С. Иванова, Я. Попова, С. С. Татаринова".[53]
Разумеется, это не означает, что ответы на данную группу вопросов свободны от невольных ошибок и неточностей, порожденных дефектами памяти, а также отсутствием необходимых документов и сведений. Однако при анализе всех данных эти частные упущения и невольные искажения не имеют существенного значения, поскольку они обычно могут быть выявлены и исправлены при сопоставлении тех или иных показаний с полковыми «сказками» и свидетельствами однополчан.
Сложнее обстоит дело со сведениями, касающимися социального происхождения. Основная масса офицеров петровской армии происходила из дворян и служилых людей «прежних служб» и их детей. Принадлежность всех их к привилегированным сословиям подтверждалась и могла легко быть проверена документами Разрядного и Поместного приказов. В Военном приказе и сменившей его Главной Военной канцелярии имелись данные о найме и службе офицеров-иноземцев.
Иначе обстояло дело с выходцами из не привилегированных сословий. При формировании первых регулярных полков в 1699—1700 гг. их рядовой состав комплектовался даточными и вольницей. Даточные солдаты выставлялись феодалами в определенной пропорции к общему количеству крестьянских дворов, принадлежащих тем или иным помещикам и монастырям. Гораздо более пестрой и неопределенной была вольница, под которой подразумевались добровольцы из детей боярских, городовых, казаков, солдатских и стрелецких детей. Были среди вольницы посадские, холопы (боярские люди), дворовые и кабальные. Об этом, в частности, свидетельствуют офицерские «сказки»: подпоручик И. И. Суханов «написан в службу из даточных из людей дворовых в солдаты»; поручик П. Г. Голосков сообщал; «в службе е.ц.в. с 700 году, а записался в солдаты из людей боярских волею своею»; поручик В. Д. Валуев свидетельствовал: «шел служить волею своею в солдаты от околь-ничьего Семена Ивановича Языкова и жил у него по отцовской кабале».[54]
Приток солдат из вольницы был значительно меньше, чем предполагалось по предварительным расчетам. Поэтому генерал А. М. Головин и его помощники, формировавшие «новоприборные» полки, не слишком тщательно выполняли правительственное распоряжение, запрещавшее призывать в регулярную армию «с пашен тяглых крестьян».[55] Пользуясь этим, отдельные представители последних проникали, скрыв свое происхождение, в числе вольницы, в новые полки и в дальнейшем выбивались в офицеры. Об этом, в частности, свидетельствуют биографии некоторых офицеров Архангелогородского пехотного полка. Так, поручик И. Л. Бухаров первоначально сообщал о себе, что он якобы «из города Свияжска посатцкой человек»; подпоручик И. В. Поляков назвался «города Арзамаса казачий сын»; подпоручик П. П. Потехин (Петехин) заявил, что он «города Свияжска солдатский сын»; подпоручик Я. Ф. Раков написал, что он «родом москвитин посадской человек»; прапорщик К. М. Скороходов был записан в полк 'как «города Циаильска солдатской сын». С таким социальным происхождением они фигурировали в полковом смотренном списке 1711 г.[56] Однако при составлении «сказок» и офицерских послужных списков в 1720 г. все они признались в обмане и сообщили, что происходят из боярских людей.
Однако какая-то часть составителей недостоверных «сказок» не рисковала признаться в ранее совершенном обмане. Общий удельный вес их в командном составе в 1702— 1721 гг. установить не удалось. Возможно, что представление о них дают сведения о числе офицеров, не указавших в своих «сказках» и послужных списках социальное происхождение. Таковых насчитывалось 22 из 2245 человек. Социальное происхождение могло скрываться: а) из нежелания признаться в прежнем обмане, тем более что не был отменен апрельский указ 1702 г., предписывавший возвращать прежним помещикам и вотчинникам лиц, скрывших при вступлении в армию свою принадлежность к крестьянам и крестьянским детям; б) из опасения сурового наказания за вновь сообщаемые данные о сословной принадлежности в случае, если бы их признали ложными. Основная масса фактов сокрытия социального происхождения приходится на пехоту (20 из 22), где более четверти обер-офицерского состава (25,5%) составляли бывшие солдаты из даточных и вольницы.
Резюмируя сказанное, можно считать, что в 1720—1721 гг. большинство офицеров сообщали правильные сведения о социальном происхождении и только около 1 % не указали его в: своих «сказках» и послужных списках.
Гораздо больше сомнений вызывают приводимые в этих документах сведения об имущественном положении опрашиваемых. Наименее достоверными представляются данные о землевладении офицеров, выходцев из дворян и служилых людей - «по отечеству». Как правило, авторы «сказок» ссылались на переписные книги 1678 г. и в связи с длительным отсутствием в домах в течение Северной войны отказывались сообщать о фактическом положении в своих имениях.
Однако даже в тех случаях, когда опрашиваемые сообщали о размерах землевладения и количестве, принадлежавших им крестьянских дворов и крепостных душ, эти данные не соответствовали действительному положению на 1720—1721 гг. Объясняется это тем, что авторы «сказок» оперировали главным образом цифровыми показателями переписей 1678, 1698, 1709гг. и изредка 1715 г., хотя за время, прошедшее с момента составления переписных книг, в поместном и вотчинном землевладении произошли очень значительные изменения.
Капитан В. И. Приклонский свидетельствовал: «А поместья и вотчин за мною... по переписным книгам 186 (1678) году 70 дворов, а по переписным книгам 1709 году—35 дворов». Почти втрое уменьшились владения подпоручика Т. Тушина (с 38 дворов по переписи 1698 г. до 13 по переписи 1709 г.). У полковника графа И. Г. Головкина (сына канцлера) количество крестьянских дворов сократилось почти в 8 раз—со 147 по переписным книгам 1678 г. до 19 по переписи 1709 г.[57]
К сожалению, «сказки», в которых указаны сопоставимые данные,— явление единичное. Обычно сведения об имущественном положении приводились со ссылкой на какую-либо одну из переписных книг или вообще не датировались. К тому же даже в тех случаях, когда авторы «сказок» оперировали данными 1709—1715 гг., к 1720—1721 гг. эти сведения уже не отвечали действительному положению.
Все это исключает возможность сопоставимой статистической разработки сведений о фактических размерах поместий и вотчин и количестве крепостных, принадлежащих офицерам полевой армии.
Учёт чиновников Российской Империи по формулярным спискам
Законодательные основы гражданской службы в России с начала XVIII в. регламентировалась специальным законодательством: "Генеральным регламентом" (издан 28 февраля 1720 г.), "Табелью о рангах" (введен Петром I 24 января 1722 г.), "Уставом о службе по определению от правительства", изданным при Николае I в 1832 г. (с незначительными добавлениями сохранил свою силу до 1917 г. и был отменен декретом СНК в ноябре 1917 г). Генеральный регламент установил обязанности должностных лиц коллегий: президента, вице-президента, членов коллегий, а также низшего персонала: секретаря, нотариуса, переводчика и др. В нем определялись функциональная деятельность коллегий и их взаимоотношения с Сенатом и местными органами власти. Генеральный регламент утратил свое значение с изданием Свода законов Российской империи в 1833 г. "Табель о рангах" - роспись всех чинов по гражданскому, военному, военно-морскому и придворному ведомствам. Все чины во всех ведомствах были подразделены на 14 рангов или классов. Низшим классом был 14, высшим - 1. Прохождение гражданской службы начиналось с низшего класса. Чины давались за выслугу лет и в качестве награды. Основные положения "Табели о рангах" были включены в "Устав о службе по определению от правительства", в котором подробно излагался порядок поступления и увольнения со службы, получения чинов и наград. Все лица, принимаемые на службу, распределялись на разряды в зависимости от сословного происхождения. Преимущественным правом на государственную службу обладали потомственные дворяне. Дворяне при приеме на службу относились к 1-му разряду. Сыновья личных дворян, дети священников, дьяконов, купцов 1-й гильдии - ко 2-му разряду. Дети придворных служащих и Департамента уделов имели право служить только в тех ведомствах, где служили их отцы. Сыновья ученых, художников, артистов, не имеющих чинов, уездных, приходских учителей и некоторых других категорий - к 3-му разряду. Лица, принятые на службу по 1-му разряду, получали первый классный чин через два года, 2-го разряда - через четыре года, 3-го - через восемь-десять лет. Запрещено было принимать на гражданскую службу иностранцев. Исключение устанавливалось для преподавателей учебных заведений, лиц, выдержавших экзамен, специалистов в горнозаводском, соляном и монетном деле. Не разрешалось принимать на государственную службу лиц податного состояния, детей купцов 2-й гильдии, личных почетных граждан и сыновей не служивших обер-офицерских детей, пользующихся по службе своих дедов званием потомственных почетных граждан. Из этого правила впоследствии были установлены исключения для отдельных родов службы (финансов, контроля, телеграфа и др.) и частью для отдельных местностей. Лица, окончившие высшие учебные заведения, а также средние учебные заведения с отличием, обладали правом поступления на государственную службу независимо от происхождения. Лица, имеющие дипломы, при поступлении на службу утверждались в том классном чине, на который им давала право ученая степень, звание или аттестат. Высшее образование давало право на утверждение в чинах от 14 до 8 класса.